Семь рыцарей для принцессы

— Ты вернешься в казарму, ляжешь спать и думать забудешь обо всей этой истории.

Герман дернулся, но рука в кожаной перчатке держала слишком крепко. Бледное лицо Гротта, в свете луны отливающее призрачной синевой, оказалось так близко, что в отражении стекол было видно лицо самого Германа.

— И если я узнаю, что ты суешь в нее нос…

— То что? Вы мне угрожаете? — Герман начал злиться. Дернулся еще раз, вырываясь из захвата.

— А если и так? Просто запомни, что это не твое дело, — Вальтер резко убрал руку, но все равно было заметно, как пальцы конвульсивно сжались в кулак. Герман на мгновение стало не по себе — возможно, не стоило злить такого человека, как Гротт, но сомнение рассеялось, стоило вспомнить его угрозы.

— Теперь мое, — твердо ответил он. Одернул китель. — В приложении к Уставу есть пункт о личном оскорблении курсантов со стороны обучающего персонала.

По лицу Вальтера прошла волна непонятных Герману чувств.

— Отрадно видеть такое рвение в учебе. Но КРАС не по зубам, ни тебе, ни всей твоей банде талантливых бездельников. Я знаю, что ты пытался отыскать информацию сам, был в библиотеке инквизиции, где, разумеется, ничего не нашел. Это дело опасно для любого, кто хоть краешком его зацепил. Я ясно выражаю свои мысли, курсант Герман? Или вам надо прямым текстом сказать, что мне не нужна ваша бессмысленная смерть?

Герман вздрогнул, как от внезапного холода. Когда Гротт говорил о смерти, он не шутил. Он вообще не был склонен к шуткам, разве что к ядовитой иронии, но это иронией не было.

— Не нужно за меня переживать, — Герман упрямо мотнул головой. — У меня достаточно ума, чтобы проявлять осторожность.

— Мне известно твое мнение о своей драгоценной персоне, — перебил Вальтер раздраженно. — Не хочешь так, подумай о том, что втянешь в неприятности Вильтрауда, Дидрик и Калькбреннер.

— Все будет хорошо.

Казалось, Гротт снова вцепится в него, причем сразу в горло, но тот лишь устало закатил глаза:

— Ты безнадежен. Просто повторю — если мне покажется, что ты мешаешь, я до директора дойду, можешь не сомневаться. Ведь ты уже понял, что я никогда не шучу. Дженаро давно у нас под подозрением, но студентам лучше держаться подальше. Доброй ночи.

Тишина рассеялась, и Гротт скрылся в дверях общежития.

Герман еще некоторое время не двигался с места, ослепляющий гнев рвался наружу. Чтобы не наделать очередных глупостей, вроде этого разговора, он собирался дождаться, пока не успокоится, но становилось только хуже. Свет в окне Гротта погас, будто тот еще раз продемонстрировал, что не собирается больше тратить время на строптивого ученика. Герман глухо зарычал сквозь зубы. И вдруг представил себя со стороны — самоуверенный мальчишка, решивший, что может что-то требовать от учителя. Разве он ждал, что Гротт кинется ему на помощь? Нет. Напротив, доверившись ему, Герман не только свою гордость унизил, но и рискнул безопасностью Берта. В конце концов, Дзюн решила поделиться с ним, а не с Кишманом, Гроттом или кем-то другим. Она доверилась Герману.

Он развернулся и пошел обратно в общежитие.

На следующий день от недавней вспышки ярости не осталось и следа. Вернувшись в жилой блок, Герман, немедля ни минуты, растолкал Рене и прямо попросил помощи. Если рыжий и удивился, то несильно, зато проявил завидный энтузиазм, едва не перебудив остальных соседей.

После утренней тренировки студсовет сделал новое объявление, на сей раз приятное. По крайней мере, для подавляющей части студентов. У Германа новость о скором бале в честь завершения декады инициаций не вызвала особых эмоций, не до того было, да и шумные празднества ему не нравились. Много людей — много проблем, такого он придерживался мнения, поэтому сразу после завтрака они с Рене незаметно отделились от компании и, обогнув учебный корпус “Д” вошли в библиотеку.

— Посидим минут пятнадцать, — заявил Рене и подмигнул. — Для отвода глаз.

Герман с сомнением оглядел читальный зал — в такую рань мало кто спешил сюда, поэтому кроме них двоих лишь за одним из столов сидела девушка, обложенная учебниками. На парней она даже не взглянула.

— Думаю, это ни к чему.

— Но все шпионы сначала отвлекают от себя внимание, — разочарованно протянул рыжий. — Десять минут.

Герман схватил его за локоть и потащил ко входу в информационное хранилище.

На подоконнике напротив двери сидел библиотекарь и задумчиво мастерил фигурки из бумаги. С ним Герман планировал договориться прямо на месте и без слов протянул маленький пакет из блестящего красного картона. Сорамару заинтересованно сунул туда нос.

— Нам нужна помощь.

Библиотекарь покачал в воздухе скрещенными лодыжками. Покосился на подарок.

— Это запрещено?

Герман кивнул. Рене за его спиной нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Даже небо подарит дождь тому, кто в нем нуждается. Идемте, най.

Он спрыгнул с подоконника и поманил за собой.

Рене притормозил на пороге и жарко зашептал Герману на ухо:

— Какая фифа! И почему я раньше на нее не смотрел? Вы знакомы? У нее есть парень?

Герман едва не споткнулся. Сорамару оглянулся и бросил на них вопросительный взгляд.

— Ну не томи уже, — Рене пихнул его в спину. То есть, он точно не шутил.

— Я понимаю, что ты на него не смотрел, — осторожно начал Герман, понижая голос до еле слышимого шепота. — Но ты что, его еще и не слушал?

Сорамару наклонил голову, и Герман догадывался, что тот слышит каждое их слово. Стало невыносимо стыдно и неловко. Рене же беззастенчиво уставился на хорошенького библиотекаря:

— Ну… Ну у него же ноги красивые!

— Это не оправдание! — почти взвыл Герман и прошипел. — Если ты ему не понравишься, делу конец. Так что попридержи пока свои комментарии при себе.

Рене тяжело вздохнул.

Сорамару оставил их наедине, и Рене взялся за дело.

Герман уже бывал в хранилище, и всякий раз это место внушало ему трепет. Всегда погруженный в сумрак просторный кабинет тонкими перегородками делился на открытые кабинки. Внутри было по мягкому удобному креслу и плоскому экрану из толстого стекла. После того, как инициация дала ему доступ сюда, Герман так ни разу и не воспользовался им. Зато Рене, похоже, был завсегдатаем. И умудрился до сих пор не разглядеть библиотекаря.

— Бабник… — усмехнулся Герман и подошел к товарищу.

Рене выбрал дальнюю кабинку и удобно развалился в кресле. Под его прикосновениями стекло экрана ожило, подсвечиваясь тусклым голубоватым светом. Замигали по краям красные точки. Герман встал позади кресла и положил руки на спинку. Происходящее завораживало и возбуждало любопытство, но он не был уверен, что справился бы один, хотя в ближайшее время стоило заняться этой стороной своего образования.

— Ну, что там? — Герман проявил несвойственное ему нетерпение. Рене уверено перебирал пальцами едва ли не в воздухе, и из-под них выбивалось необычное сияние, вырисовывая в пустом пространстве геометрические фигуры. Еще минут пять он напряженно сопел, периодически выдавая не слишком приличные комментарии, потом откинулся на спинку и выдохнул. В последний раз простер ладони над экраном, пошевелил пальцами, будто подхватывал что-то, и от стекла отделились две воздушные копии и повисли по правую и по левую стороны от кресла.

— Есть! — воскликнул Рене и нагнулся к стоящему в стороне моноблоку. — Ну и защитка тут у них, я тебе скажу.

— И как… этим пользоваться? — шепотом поинтересовался Герман, стараясь скрыть резко нахлынувшее на него стеснение. В их мире не было ничего подобного, но однажды Герман уже сумел справиться со справочным терминалом в городе, а это воодушевляло.

— У-у-у, темнота, — укорил его Рене, открыл клавиатуру. — Буквы-то хоть знаешь?

Герман сдержался, чтобы не отвесить бесстыдно ржущему приятелю подзатыльник. Но пакостнику хватило и одного взгляда, чтобы спрятать глумливую ухмылку.