Семь «шестерок»

Переменив позу, она сказала, что Лякина ее никогда не интересовала и помочь угрозыску она ничем не может. К сожалению.

— Ну что ж, — устало сказал Климов, — и на том спасибо.

Услышав это, Труфанова встала:

— Так я пойду?

В ее голосе послышался лукаво-капризный тон записной кокетки, призывающей к благоразумию.

— Сейчас, — ответил Климов и, взяв подписанный им пропуск, протянул Труфановой. — Предъявите на выходе.

— Мерси, — поблагодарила та и, зажав пропуск меж пальцев, достала из сумочки ключи от легковой машины. Климов заметил, что брелок напоминает веер из долларовых банкнот, уменьшенных во много раз.

— Водите автомобиль?

Труфанова посмотрела тем оценивающим взглядом, который с годами вырабатывается у всякой флиртующей женщины: скользяще-пристальным, рассеянно-зовущим. По-видимому, на посетителей кафе она производила роковое впечатление: если любить, то такую!

— Вожу… a что?

В кабинет заглянул Андрей:

— Не помешаю?

— Входи.

Если Климов правильно понял, вопрос о машине был неприятен Труфановой.

Андрей прошел к окну и, скрестив руки на груди, сделал вид, что смотрит на улицу. Я, мол, по делу, но могу и подождать.

Климов уловил, как за окном по мокрому асфальту проскворчали скаты проехавшей машины, а затем узко прошелестел велосипед. Затем снова мелко-часто ударил по отливу дождь и зашумел в листве.

— Сами водите? — поинтересовался Климов и, услышав утвердительное «да», спросил, на кого оформлена покупка, на чье имя?

— На мое! — с неясным вызовом ответила Труфанова.

Записав номер ее «Жигулей» и время их приобретения, он полюбопытствовал: замужем ли она?

— О, господи! какая разница!

Голос ее стал злобно-скучным. Такой еще бывает у работниц ЖЭКов, секретарш и паспортисток.

Уводя взгляд в сторону, она невнятно буркнула, что замужем. И тотчас сделала невинные глаза:

— А вы?

Климов потер нижнее веко. Кажется, она не вслушивается в его вопросы, а тут же старается отвести их от себя. Словно ей строго-настрого запрещено поминать мужа. Маленький женский эгоизм?

— Фамилию мужа, пожалуйста.

Труфанова хмыкнула.

— Рудяк. Но я… свободный человек! и все! мне надоело! я пошла…

Климов кивнул: идите.

Андрей комедийно-трагическим взором проводил ее из кабинета — «Очаровательные глазки, очаровали вы меня».

Глава 7

В огне закатно полыхающих небес, очистившихся к вечеру от туч, сгорал еще один бесплодный день. Климов часами бы смотрел на медленно плывущие вдоль горизонта облака, но у него никогда не хватало па это времени. И все же посмотреть, как садится солнце, он минутку-другую выкраивал.

Проезжая по набережной, Климов приткнулся к обочине и, опустив боковое стекло, вдохнул вечерний сырой воздух. Виски ломило от усталости, щемило сердце. Он только что расстался с Рудяком. Тот работал техником в авиаотряде, считался грамотным специалистом. Говорил Рудяк охотно и, как показалось Климову, излишне оживленно. На тот день, когда было совершено нападение на кассу курортторга, у него имелось железное алиби: дежурил на работе. Это подтвердили в отряде. На вопрос, почему машина оформлена на жену, Рудяк рассмеялся: «Вы же сами видели ее, должны понять. Ефрейтор, а не баба».

На том и расстались.

Поглядывал издали на море, Климов с неожиданной тоской подумал, что хорошо бы сейчас прошлепать ногами по отсыревшей от дождей и пенных брызг дощатой палубе какой-нибудь яхтчонки, поставить парус под упругий ветер…

С минутным чувством успокоения он включил скорость и тронулся с места. Трудно сказать почему, но при знакомстве с Труфановой, а затем с Рудяком, у него возникло ощущение, что то, до чего он никак не мог докопаться, где-то рядом.

Притормозив у перекрестка, включил приемник. После прогноза погоды: «…на черноморском побережье кратковременные дожди…» — началась дискуссия об охране окружающей среды.

Послушав умные речи, он раздраженно убавил звук. О чем тут говорить и ломать копья? Издержки цивилизации. О другом надо печься день и ночь: человек в человеке гибнет. Вот что страшно.

Глава 8

Если минувший день сгорел, не принеся желаемых плодов, то следующий ознаменовался событием, позволившим значительно ускорить розыск. Из гинекологического отделения городской больницы, с лестничной его площадки, кто- то умыкнул два портативных баллона с закисью азота.

Климов встретил эту новость не то чтобы с восторгом, но не отказал себе в удовольствии потрепать Андрея по плечу:

— Ну, — по-мальчишески хвастливо снизошел он до жаргона, — теперь им крышка.

— Почему? — не понял тот.

Хотелось сказать: «Эх ты, сыскарь!», — но Климов лишь с веселой укоризной посмотрел на своего помощника:

— Все очень просто. Баллоны эти меньше кислородных, газосварочных, а значит, легче и удобнее в работе. Кому они нужны?

— Тем, кто имеет аппарат.

— А кто его имеет?

— Вот то-то, — не дал ему договорить Климов. Сказалось нервное перевозбуждение, связанное с затянувшимся расследованием. — Кто украл, тот и имеет.

— Из гаража строителей?

— Конечно.

— Настырные типы, все им неймется.

Климов прошелся из угла в угол, остановился около стола.

— Хуже было бы, если бы они легли на дно. А так… повяжем субчиков. Переведем, как говорится, стрелки на путях.

В голове сам собой лепился, складывался новый вариант розыска, еще смутный, зыбкий, как в тумане, но уже с проглядывающими кое-где деталями. Не существующий в целом, он все-таки был, тревожил, донимал по мелочам, исподволь, но ощутимо вызревая.

— Они хитрые, но и мы не в бирюльки играем, — положил он руку на плечо Андрея и слегка сжал его. — Срочно поезжай в гинекологию, проверь там все истории болезней. Все без исключения, вплоть до грудных детей, хотя грудным там делать нечего, но все же…

Гульнов понимающе кивнул. Когда кислородные баллоны воруют у строителей, это одно, но когда из сугубо женского, можно сказать, монастыря, это зацепка. Непременно кто-то из воров бывал там раньше, ходил проведывать жену, а может, мать… и углядел баллоны.