Семь «шестерок»
Шрифт:
— За какой период?
— Просмотри за год, не ошибешься.
Работа муторная, кропотливая, но делать ее надо.
Отпустив плечо Андрея, Климов набрал номер больницы. Чтобы жизнь не казалась медом, человеку дается жена. Вот он и проверит, так ли это. Сначала ему показалось, что он увлекается, поддается игре воображения, но, вспомнив французов с их пресловутым выражением «шерше ля фам», — «ищите женщину», приободрился. Служба в уголовном розыске совсем не для тех, кто, учась в школе, подсматривал ответ в конце задачника, но пользоваться умными подсказками простительно.
Он связался
Среди заинтересовавших его частников была Труфанова, официантка кафе «Жемчуг», некая Иловайская Л .С., учетчик-нормировщик СМУ-17, из гаража которой украли газосварочный аппарат, и Хорольчик Игорь Александрович, рабочий плоскостных сооружений городского стадиона: парню восемнадцать лет, а у него уже «шестерка» в личном пользовании, и не первая. Первую успел разбить.
Были и еще фамилии, но эти три насторожили всерьез. Особенно Иловайская. Климов решил съездить к ней на работу, по в это время позвонил Гульнов:
— Нашел, Юрий Васильевич.
Через пятнадцать минут он буквально влетел в кабинет. В глазах горел азарт охоты. И вообще, вид у него был, как у заядлого коллекционера, добывшего заветную вещицу.
— Два месяца назад, — борясь с легкой одышкой, начал он рассказывать, — с пятнадцатого, уф, бежал по лестнице, сейчас, — он постучал ладонью по груди, установил дыхание, — с пятнадцатого по семнадцатое июня в гинекологии лежала, а точнее, делала аборт Иловайская… эл, эс… Людмила Сергеевна… учетчик-нормировщик СМУ-17, из гаража которой…
— Кто ее муж?
— Файдыш.
— Не Дмитрий, случайно?
— Дмитрий, и даже Михайлович.
— У тебя легкая рука, Андрей.
Файдыш был судим, и судим дважды за злостное хулиганство, но оба раза освобождался досрочно.
За его домом сразу же установили наблюдение.
Через час с поста сообщили, что Иловайская приходила домой, затем отправилась к остановке автобуса. Видимо, собралась на работу. Из разговора, состоявшегося у нее в дверях с мужем, стало ясно, что дети в садике, а Файдыш мучается похмельем.
Климов глянул на часы.
Все мысли были сосредоточены на том, как задержать Файдыша. Пока Тимонин возьмет у прокурора санкцию на его арест, пройдет немало времени. Можно попросить Иловайскую вернуться домой, а там, как говорится, дело техники… Но рисковать особо не хотелось. Если Файдыш действительно член банды, надо быть готовым ко всему, к любой неожиданности. Чего доброго, начнется гром-пальба, запахнет порохом… невесело все это, скучно.
— Может, вызовем его по телефону?
Гульнов смотрел на Климова с выражением той внутренней собранности, которая всегда отражалась на его лице, если нуждались в его помощи.
Климов кивнул.
— Лучше, если позвонит жена, попросит, скажем, привезти ей на работу… ну, хотя бы свидетельства о рождении детей: мол, обещали пособие, а она забыла документы.
Задумано, сделано.
Файдыша взяли, когда он вышел из квартиры. Захлопнул дверь и вставил ключ в замок.
Если
в этот момент открывается дверь у соседей, разве кто оглядывается? Привычное дело.Не оглянулся и Файдыш.
При осмотре квартиры ничего компрометирующего не нашли, зато серьезно покопались в гараже, благо, Тимонин привез ордер на арест и обыск.
Из гаража файдышевской «шестерки», что была оформлена па Иловайскую, изъяли самодельную дубинку и ружейный обрез: двенадцатого калибра с вертикально спаренными стволами.
В салоне под водительским сиденьем обнаружили кастет. По всей видимости, это им ударили сторожа стрелкового клуба.
Когда машину выкатили на улицу и спустились в смотровую яму, оказалось, что просторный подвал до потолка набит различными деталями и запчастями «Жигулей». Хромированные решетки, приборные щитки, два двигателя, три комплекта сидений, чехлы к ним, фары, но главное, на-, шлись баллоны из-под закиси азота и автогенный аппарат.
При обыске Файдыш был совершенно спокоен, словно все происходящее касалось кого-то другого, а ни в коем случае ни его самого. Только когда на запястьях щелкнули наручники, скулы его покрылись темными пятнами.
Тут же, по горячим следам, Климов приступил к допросу. Секунду, не больше, он смотрел на Файдыша, но и этой секунды было достаточно, чтобы сказать: это он — один из тех, кого искали второй месяц.
Угрюмое лицо, холодная ухмылка.
Пришлось сделать над собой усилие, чтобы задать вопрос без лишней злости.
— Где другие?
Вместо ответа — выдвинутый подбородок. Файдыш повел шеей. Он словно намекал, что борьба с ним предстоит более долгая, чем это кажется кому-то.
— Сам расколешься, или помочь? — по-прежнему сдерживая себя, хрустнул пальцами Климов, но Файдыш сплюнул:
— Что я, фраер голозадый?
Бравируя узкоспецифической терминологией, он посоветовал Климову особо не «пылить», не «шить» чего не надо на «халяву».
Лучше всего на допросах чувствуют себя те, у кого в жилах — рыбья кровь. Файдыш, похоже, был из таких. Давать показания он не собирался.
«Ничего, — подумал Климов, — ничего. Все, что нужно, непременно выплывет наружу». Он еще жену его допросит.
— За что была судимость?
— Ни за что!
— Допустим. Но зачем толкать на воровство Бицуева? Ведь это он украл ружье у своего отца!
Может, ничего подобного и не было, но ложь — хорошая приманка, если хочешь подсечь правду.
— Чего ты, мусор, мельтешишь? — глаза зловеще вспыхнули. — Здесь Юрка ни при чем.
Климов приказал арестовать Бицуева.
Лицо Файдыша заметно изменилось. С таким выражением он, видимо, сидит перед телевизором, когда показывают западные фильмы: с отупением и мукой, поскольку они — там, а он вот — здесь, в своем паскудном городишке, где, кроме дискотеки, никаких тебе секс-баров, стриптиза и соответствующих заведений.
Угадав, что Бицуев напрямую связан с бандой, Климов позволил себе отступления. Поинтересовался, когда Файдыш женился, где работал, почему в его машине обнаружили кастет, дубинку, откуда у него японская аппаратура, в частности, проигрыватель «Орион», колонки «Мекка», когда и для каких целей изготовлен обрез?