Семь смертных грехов

Полагаю, мое путешествие по улице под названием Кошмар скоро завершится. Хорошее избавление от душевного хаоса. Я говорил о семье и всей чертовщине, которая с ней связана. Я говорил о жизни и всех чертях и тузах, которые она подкидывает на стол для покера. Я говорил о последствиях угрызений совести, отзвуках и болях ликования, когда видишь, как твой враг корчится от боли в своей ненужной жизни. И, тем не менее, я даже не тронул то, что лежит на поверхности. Есть еще вещи, которые я намереваюсь придержать за пазухой, как бы плохи они не были, поскольку моя семья все еще нуждается в защите. Законы нарушаются. Факты кидаются на костер, и всегда остаются кошмары, эти чертовы кошмары. Я написал эту главу, чтобы поставить вопрос, а не чтобы превратить конец книги в своего рода демонстративную автобиографию с лозунгом “посмотрите, каков я”. Я не пишу бестолковый дневник. Я рассуждаю о грехе и дерьме, которое он тащит за собой.

Хотите знать, кто вы? Сами подумайте. Не позволяйте вашему окружению определять вашу личность. Не разрешайте вашим родителям или семье посягать на чувство вашего “я”. Ваше прошлое не должно управлять вашим будущим. Эти вещи всецело зависят от вас и только от вас. Вы сами принимаете решения. Сила ведет вас. Слабость принуждает вас прятаться за малодушные оправдания. Конечно, ужасное детство усиливает способность к выбору верного пути. Но в этом мире полно людей, которые жили так называемой “нормальной” жизнью, и среди них не так много законченных уродов. Если вы прикрываетесь объяснениями, почему вы не хотите принять на себя ответственность за свои действия, вы строите дом во мраке: одинокие, напуганные, сбитые с ног ужасающими вспышками яростного эгоизма. Такое соседство всегда будет фоном к тысячам страшных немыслимых трагедий. Сделайте милость и выкиньте это из вашей головы.

Другими словами, если вы хотите быть сукиными детьми, не трусьте, не прячьтесь и не жалуйтесь. Просто будьте мерзавцами. На самом деле, будьте наихудшими мерзавцами, какими только можете. А почему нет? По крайней мере, вы можете быть довольны и счастливы, что вы в таком дерьме и так несчастны. Разве это не значит быть человеком? Разве жизнь не для этого? Должно быть так, потому что очевидно: жить вне правил в удовольствии и блаженстве это, черт побери, греховно. Как они смеют, мать их? Как они только могут набрать полную пригоршню совершенно естественных импульсов и назвать их гребаными грехами? Почему? Может, они сами погрязли в грехе зависти, потому что мы виноваты, что живем?

Я вам вот что скажу, если жизнь раба, напуганного жизнью в городе Ватерлоо, научила меня чему-то: спасенная вами жизнь может быть вашей собственной, но люди, за которых вы боритесь, могут спасти вас в ответ. Я предпочел бы “потратить” свое время на разоблачение лицемерия, чем отказаться от наставления людей на умные мысли. Само собой, это кажется легкой задачей, и мне, казалось бы, по силам справиться, но это утомительная работа, которую можно потянуть, лишь поглотив галлоны черного кофе, выкурив сотни сигарет до самого фильтра, съев много сахара и жира, и отсмотрев много часов ужасного телевидения. Я делаю это для вас – так что смиритесь.

В конце концов, я был сиротой в большой семье. Я воевал сам с собой и разрушил ту часть себя, которая не прекращала удивляться, кто же выигрывает эти сражения. Во мне было всего понемножку, и ничего в то же время, загадочная личность, хвастливо поменявшая “ирокез” на “рыбий хвост” (прическа, популярная в 80-х, когда спереди и по бокам волосы короткие, а сзади длинные – ред.) и обратно. Я паясничал дни и ночи и поймал такси капризной юности, но оставил свой бумажник в клубе. Я был одним из детей с рекламных плакатов, которых ничего не волнует… пока не осознал, что такова моя жизнь. Несбыточные планы, самодовольство, неутомимость – вот черты поколения, которое было достаточно злым, чтобы устроить скандал на парковке или в забегаловке, но и достаточно едким, чтобы ухмыляться над собственными фото.

Романтизировать мою жизнь в Ватерлоо - значит обесценивать то дерьмо, через которое я прошел, но я тот, кто есть, благодаря тому опыту. От этой двойственности моя голова идет кругом. Я ни за что не хочу возвращаться туда, но помню каждое место, где я бывал, всех друзей, каждую тропинку, каждый дом, в котором приходилось жить, каждую школу, в которой я учился, каждый автобусный маршрут, девчонку, взрывные выходные, каждый пропущенный класс, каждую минуту, пережитую там, потому что это была жизнь. Возможно, я был испорчен, и я могу сходить с ума из-за этого, но это была жизнь. И если памятно каждое биение сердца, то должно быть что-то доброе в том времени – обязательно должно быть.

Если в колесах ломаются спицы, это всегда значит, что дорога разбита. Эта дорога ведет к душевным мукам. Съезжайте, пока вы не ударитесь о самое дно. Найдите подходящее местечко, чтобы остановиться и собраться в кулак. Затем, раз уж вы опять в машине, включите какую-нибудь музыку и езжайте вперед. Если вам повезет, вы увидите это угнетенное место в зеркало заднего вида.

Итак, мои “грехи” зародились в городе с населением не больше, чем в самом большом городе Род-Айленда, и в моей душе звучит его эхо. Но, видимо, мое железо добротно выковано, хотя там-сям попадаются крупицы неочищенной руды. Со мной все в порядке; интерес – это блуждание. Просто я хотел бы, чтобы временами мой мир не был так печален. Но как бы грустно мне не было, как бы я не был охвачен безумием, все, что я могу сделать, это глубоко вдохнуть и вспомнить, что я за мили от знакомых мест. Моя унылая географическая карта лежит вдалеке оттуда, мой GPS не видит белых пятен на ней, и я не в 1984 году в Ватерлоо, Айова. Мое место здесь, с моей семьей, моими мечтами, моим здравым смыслом. И весь мир мне безразличен. У меня все будет хорошо.

Хорошо сказал. На самом деле, это звучит здорово.

Итак, на чем я остановился?

Глава 7.

Я и зависть

“Что это там у этого парня? Это должно быть моим”.

“О! Что это за херня? Это должно быть моим”.

Зависть: “Как бы заполучить это побыстрей, приятель?”

После тщеславия, зависть, вероятно, наиболее важный грех в списке мистера Блэквелла (Ричард Блэквелл – американский критик моды, журналист, теле- и радиоведущий – ред.). Это тварь из пропасти, до которой не добраться. Это постоянный зуд, раздражающий спину. Ну же, руки вверх, вы знаете, что вы из себя представляете - мы все завистливы. Ведь это чертовски легко - завидовать всем и всему. Это делает нас злыми и алчными, и даже иногда заводит, ибо, что есть похоть, если не зависть и желание полностью овладеть кем-то. Так что, если жадность - основной ингредиент нашего греховного пирога, то зависть – секретная приправа, которая придает особый вкус блюду. Так же, как и остальные грехи из нашей Смертной Семерки, она появилась очень давно. Одна из Десяти Заповедей гласит: "Не возжелай жену ближнего своего". Очевидно, жена Иезекииля (ветхозаветный пророк – ред.) была больше похожа на Рэйчел Хантер (американская модель и актриса новозеландского происхождения – ред.), чем на Эстель Гетти (американская актриса театра и кино – ред.). Так что в зависти нет ничего нового. И ничего смертельного.

Желать чего-то лучшего - это ведь, черт возьми, так по-американски? Зависть вгоняет кумулятивные пули в еле живую, слабую надежду и вооружает вас оружием жизни, при помощи которого вы можете проделать большие дыры в собственной апатии. Так почему бы и нет? Если в этой стране можно верить в мечты, то тогда они - общая собственность, неотъемлемое право, которое выдают в больнице вместе с красно-сине-белыми успокоительными пилюлями. Все, что нам нужно, это прыгнуть чуть выше головы, чтобы понять, что нам делать со всей этой сияющей свободой! Составляющая часть этого воспитательного процесса - здоровая порция зависти. Не знаю, как насчет вас, а я хочу очень многого, и все это напоминает мне то дерьмо, которое уже есть у кого-то. Так почему бы мне не хотеть того, чем владеют другие? Только потому, что это принадлежит им, не означает, что не существует подобных вещей другого размера. Даже если какая-нибудь штуковина - единственная в своем роде, всегда найдется засранная лачуга, где продают неудачникам вроде меня пахнущие кукурузной мукой подделки, которые размокают под дождем.

Рекламные ролики - это романтические комедии, придуманные для того, чтобы заставить потребителей завидовать людям и желать товара - чем привлекательнее персонаж из рекламы, тем больше тебе нужны эти брюки. Рекламные стенды выглядят как скрытые послания, как ваш персональный маячок жадности, если вы ездите так же быстро, как и я, и их единственная цель - накормить вас всяким преходящим дерьмом, которого у вас нет и не было. В результате, вы обнаруживаете, что вам нужна всякая фигня, о чем вы даже и не подозревали. Вы становитесь манчьжурским стажером в Macy’s (одна из крупнейших и старейших сетей розничной торговли в США, основана в 1858 году – ред.), готовым смотаться оттуда с мылом и лосьоном. Нас бомбардируют объектами зависти утром, в обед, и на безумных вечерних распродажах, пока это не становится обычным делом. Но моя точка зрения такова: я не думаю, что зависть настолько плоха, да разве в этой стране, как и в любой другой, можно не завидовать? Мы все от природы теряем голову, жаждем обещаний, еле различимых в мрачных тенях; сомнительное благо может стать вашим, если корысть оправдана. Нас перехитрили и обошли с фланга те, кто думают не как мы, и эти подонки еще ждут от нас добродетели? Любители трахать свиней, скажите-ка мне, как сказать "поцелуйте меня прямо в зад" по латыни?

Зависть просто ужасна по утрам, но она подкидывает смешные странности. Например, меня неприлично тянет узнать, что люди держат в своих холодильниках, особенно в Калифорнии. Не знаю, почему. Прихожу в чужой дом и оказываюсь на кухне. Потом вы видите дверцу, открытую настежь, и меня с головой внутри холодильника, изучающего его содержимое. Убери башку из сточной канавы – мы уже закрыли глаза на твою страсть, ты, извращенец. Понятия не имею, в чем дело, но мне просто любопытно, что там внутри. Что вы думаете о том, как люди компонуют овощи и фрукты, упаковывают мясо для ланча, расставляют напитки? Я трогаю продукты, беру что-нибудь в руки, а потом кладу обратно. И еще я все нюхаю. Для меня, забитый под завязку холодильник - как видеоигра: я отдаюсь развлечению с потрохами, и мне не важно, в чем там интрига.