Семь степеней защиты

полную фантазий, снов и зыбких, не реальных чувств. Это уменье превратить скучную однообразную жизнь в волшебную сказку особенно сказалось на его отношениях в семье. Дом, семья, дети - имели для него огромное значение и составляли главную ценность жизни. Он был очень впечатлителен, но сознавая это, все-таки доверял своему внутреннему голосу больше, чем кому бы то ни было. С годами же, зная, насколько он впечатлителен, он научился не доверять первому чувству и стал достаточно осторожным и щепетильным. Он легко заводил друзей, привлекая к себе внимание людей. Интуиция зачастую выручала его, он мог выпутаться из довольно сложных ситуаций. Имея подвижный и быстрый ум, он легко приводил в действие нужные пружины, притворяясь более слабым и нуждающимся в помощи, чем это было на самом деле.

Когда мы уселись в кресла перед столиком с напитками, я вернул доктору листок с эпиграммой, и он тотчас спрятал его.

– За что пьем?
– спросил я доктора.- За удачу?

– За удачу,- ответил он, точно зхо.

Мы выпили и молчали, каждый думая о своем. Удобно ли, что я вторгаюсь в его личную жизнь и не разрушу ли теперь его иллюзий - вероятно, доктору вовсе не нужна помощь, а просто он выбрал меня своим собеседником? Я поискал на полке жиденький томик Саши Черного из серии изданий Хрущевской оттепели и, пролистав, вручил доктору.

– Дарю. Почитай. Страница 23 и 29. Посмотри сейчас.- Я подождал, пока он не дочитал и не отложил книгу в сторону.- А нужно ли искать

семь степеней защиты? Лиза так сказала?

– Да. Я и сам не знаю, что нужно?! Но чувствую, что не все до конца понимаю, или пропустил, и даже не знаю, что именно. Скорее всего,

какие-то ассоциации, которые должны возникнуть у нормального образованного человека при чтении стихов. Но я их никогда не любил, у меня

не было для этого времени.

– Понял, - сказал я серьезно.
– Думаю, что понял тебя.
– Только хочу спросить, как ты это представляешь?

– Обычные уловки я, конечно, вижу. Если прибить эпиграмму на стену, Лиза обидится, но я не пострадаю. Лиза позаботилась об этом, но с

Лизой не так просто!

– Ты позволишь тост?
– сказал я, и он кивнул.- Тогда за Лизу! Пусть Лиза простит нас!

– Она услышит и простит...-доктор наконец-то улыбнулся. Мы поднялись из-за столика и выпили, стоя.

– Эпиграмма - литературное произведение по форме и чисто визуально - для случайного наблюдателя. Первая защита, как ты сам сказал - от

случайного наблюдателя. Устраивает?

– Это - литературное произведение?
– - зачем-то переспросил доктор.

– Допустим. Что же смущает?

– Ничего... И кого-то защищают?!
– доктор еще больше смутился.

– Только того - кому их вручают! Я первый раз вижу такую эпиграмму...

– Давай, выпьем!
– Доктор хотел было наполнить наши рюмки, но не успел.

– Я уже говорил, что завидую тебе? Еще по одной? Предлагаю пить по одной за каждую степень.- Я попытался шутить.

– Не возражаю!
– ответил доктор, и, наконец, наполнил рюмки.

Мы выпили и он продолжил:-

– Я всегда думал, что я умный и образованный человек. Но я же давно ничего и никого не вижу, кроме больных! И чувствую себя полным

идиотом от того, что жизнь проходит мимо! Извини. Я устал до чертиков...и у меня ни на что нет времени, а жизнь идет дальше. Я решил,

что все брошу и уйду. Вот, только защита пройдет, и уйду! Как мне надоело!

– А как же больные?!
– я обалдел от не вообразимости такой ситуации.

– Уйду участковым врачом... Так работать? Половина врачей в отделении - тупые, бездарные, наглые, их давно пора гнать на пенсию, еще 10

лет назад! Твержу, твержу, что самые страшные ошибки - наши, врачебные. Как об стенку горох! Так работать? Мне жалко больных, их

замордовали, затуркали, они никому не верят и ни на что не надеятся! Как же лечить в таком состоянии?!

Я знал, что доктор бесконечно внимателен к сотрудникам, и не мешал ему выговориться - он, будучи заведующим отделения, опекал самых

тяжелых больных. Вероятно, сейчас не отдавал себе отчета в своих жалобах.

– Ладно, не знаешь, сомневаешься- приди, спроси, или, в конце концов, проконсультируй больного у специалиста! Надоело говорить одно и то же!

– Да, пожалуй, это самое трудное, - сказал я.
– Ведь, другого не будет. И никуда ты не уйдешь!...Скажи, ты ее обидел?

Он растерянно взглянул на меня.

– Нет... сам не знаю. Возможно.

– Я все время думал о том, что должен быть ключ. И нашел его. Вот послушай: "Кто не глух, тот сам услышит, сам расслышит

вновь и вновь, что под ненавистью дышит оскорбленная любовь". Впрочем, это - только продолжение стихотворения Саши Черного, взятого

Лизой в качестве эпиграфа. Я ошибаюсь?.. Я ее не знаю?

– Нет.

– Я не настаиваю...Но думаю, что я понял. Это - явно и публично одно, а неявно- совсем другое. Это и есть женская логика, как я ее понимал

до сих пор. Ключ - это то, что не досказано! Больше я ничего не скажу. Я и так много наговорил.

– Поверь, ни словом, ни жестом я ее не обидел!

– Не переживай, так тоже бывает и тут ничего не посоветуешь. Это называется погоня за блуждающими огнями. Она здесь и ее нет!

– Ты это сказал? И я так думал

– Не гоняйся, отпусти! Право, я бы сам не знал: что делать?

– Поверь, мне трудно было с ней общаться, хотя знал ее давно, с тех пор, как работаю здесь - она несколько раз мелькнула на приеме. Но

только раньше я постоянно ссорился с ней, и теперь уже не помню: почему? Потом извинился за прошлое. Раньше совсем не понимал ее. Она

была какая-то неуютная, замученная и не ждала ни помощи, ни совета. Лиза не хотела возвращаться к друзьям, к людям. Она была на

последней грани отчаянья, сопротивлялась, но ничего не могла изменить. Придет, сидит и молчит. Не жалуется, слова из не вытянешь...

Спрашиваю:

– Зачем тогда ходишь?

– За бумажкой!...за больничным.

– Я таких больных не люблю.

– Простите, доктор! Я всегда приходила за бумажкой. Мне больше некуда идти. Я больше не уйду, можно?