Семь столпов мудрости

Мы отошли от железной дороги на несколько миль, чтобы организовать себе завтрак и полакомиться бараниной. У нас не было ножей, и приходилось разделывать туши острыми кусками кремня. Дело спорилось, и я подумал, что, поскольку железа постоянно не хватало, мы вполне могли бы пользоваться орудиями, зарекомендовавшими себя еще в эпоху палеолита, и посвятить свое мастерство обработке камней. Сто десять наших людей съели лучшие части двадцати двух овечьих туш за один присест, а верблюды в это время щипали траву или же подбирали остатки нашей трапезы. Известно, что лучшим скаковым верблюдам очень нравится вареное мясо. Когда со всем этим было покончено, мы снова оседлали верблюдов и двинулись через непроглядную ночь к Баиру, куда прибыли на рассвете, без потерь, гордые своим успехом, сытые и обогатившиеся.

Глава 52

Насир проделал большую работу. Из Тафиле мы получили недельный запас муки, что возвращало нам свободу передвижения. Мы вполне могли бы захватить Акабу, прежде чем снова начнем голодать. В его распоряжении были письма от думания, дарауша и диабата, трех ховейтатских кланов, на чьей территории находился Нагб-эль-Штар – первый трудный перевал на дороге Маан – Акаба. Они выражали готовность помогать нам, и если бы быстро и сильно ударили по Абу-эль-Лиссану, важный фактор внезапности, вероятно, обеспечил бы успех этому предприятию.

Мой оптимизм обманул меня, втравив в еще один безумный рейд, закончившийся неудачей. И все же турки не подняли тревогу. Когда мой отряд был уже на марше, ко мне приехал курьер со срочным посланием от Нури Шаалана. Он сообщал, что турки обратились к его сыну Навафу, как к главному заложнику, с предложением переправить четыре сотни кавалеристов из Дераа в Сирхан, чтобы отыскать нас. Нури послал своего надежного племянника Трада, который теперь вел турок кружным путем, на котором и люди, и лошади жестоко страдали от жажды. Они находились близ Небха, где в свое время мы стояли лагерем. Турецкое правительство рассчитывало, что мы все еще будем в Вади до возвращения их кавалерии. О Маане они особенно не беспокоились, поскольку их инженеры, взорвавшие Баир, сообщали, что там разрушены все источники воды и что с колодцами Джефера было покончено несколькими днями раньше. Возможно, Джефер в самом деле был настолько разрушен, что нам нечего было на него рассчитывать, но нас не оставляла надежда, что техническая работа выполнена этими презренными турками плохо. Даиф-Алла, лидер клана джази ховейтат, единственный прибывший в Ведж и поклявшийся в преданности нам, находился в Джефере, когда Королевский колодец был взорван зарядом динамита, уложенного вокруг верхнего бортика кладки. Даже послал нам из Маана тайное сообщение о том, что, по слухам, верхние камни обвалились вместе и перекрыли устье колодца. Он был убежден в том, что его ствол остался нетронутым и что камни можно удалить за несколько часов. Мы также надеялись на это и двадцать восьмого июня в полном порядке выступили в Баир, чтобы убедиться в правильности нашей догадки.

Мы быстро прошли таинственную джеферскую долину и уже к следующему полудню были у колодцев. Они выглядели полностью и педантично разрушенными, и у нас возникли опасения, что это первое и очень серьезное препятствие на пути претворения в жизнь нашего столь тщательно разработанного плана действий.

Однако мы подошли к колодцу – а он был фамильной собственностью Ауды, – о котором нам столько рассказывал Даиф-Алла, и стали оценивать его состояние. Пустота под слоем грунта отзывалась гулким звуком на удары деревянного молота, и мы призвали добровольцев, способных раскопать завал и восстановить кладку. Вперед вышли несколько агейлов во главе с Мирзуги – смышленым погонщиком верблюдов Насира. Они принялись за работу, орудуя теми немногими инструментами, которыми мы располагали. Мы все стояли вокруг обваленного колодца, наблюдая за их работой, пели для них песни и обещали вознаградить золотом, когда они доберутся до воды.

То был тяжелый труд под испепеляющим летним солнцем: грунт плоской, как ладонь, простиравшейся на двадцать миль джеферской равнины представлял собою глину, уплотненную до твердости камня, на которой ослепительно сверкали прогалины белой соли. Время нас торопило, ибо в случае неудачи нам пришлось бы за ночь проехать еще полсотни миль до следующего колодца, и мы ускорили дело, организовав посменную работу, не прекращая ее даже в часы полуденного пекла и превратив наиболее толковых солдат в землекопов. Копать было легко, так как взрыв, расшатавший каменную кладку, взрыхлил и почву.

По мере того как они копали и выбрасывали на поверхность землю, в центре ямы вырастала башня из неотесанных камней кладки колодца. Мы принялись осторожно удалять куски разрушенной верхней части, что было нелегким делом, так как камни при обрушении заклинило в стволе колодца. Но вместе с тем это был добрый признак, сразу же поднявший нам настроение. Перед заходом солнца работавшие в яме прокричали нам, что вся обвалившаяся земля убрана, что зазоры между камнями очищены и что, судя по всему, глубина колодца составляла много футов.

Получасом позднее из колодца донесся какой-то шум и грохот камней, а затем тяжелый всплеск и пронзительный крик. Мы бросились туда, и при свете прихваченного Мирзуги факела увидели совершенно чистое, зияющее чрево колодца. Это была уже не труба, а глубокий, напоминавший по форме бутылку шурф, футов в двадцать в поперечнике по дну, отсвечивавший черной водой, с белыми брызгами посредине, там, где оказавшийся в воде агейл, не переставая кричать, изо всех сил старался не утонуть. Все долго смеялись над ним, заглядывая в колодец, пока наконец Абдулла не спустил ему веревочную петлю, и мы вытащили его на поверхность, насквозь мокрого и злого, но не получившего при падении никаких повреждений.

Мы наградили работающих в колодце и отметили их подвиг ужином с верблюжатиной: в тот день пало одно ослабевшее на марше животное. Потом мы всю ночь поили верблюдов, а целый взвод агейлов, выстроившись вереницей, долго плясал, утоптав к рассвету вокруг колодца полосу грунта шириной в восемь футов. Таким образом, восстановление колодца было завершено, и он принял свой обычный вид. Правда, воды в нем было не очень много. Мы черпали ее без отдыха двадцать четыре часа, и все же некоторые из наших верблюдов досыта не напились.

Из Джефера мы должны были начать операцию. К думаньехам выехали наши всадники, чтобы руководить порученным им нападением на Фувейлах – блокгауз, перекрывавший подход к перевалу Абу-эль-Лиссан. Запланированная нами атака должна была начаться за два дня до прибытия каравана из Маана, с пополнением для подчиненных гарнизонов. Голод и паника могли бы облегчить захват этих удаленных мест, когда их защитники узнали бы, что они безнадежно отрезаны от своих друзей.

Пока же мы оставались в Джефере в ожидании сообщений о предпринятом нападении. От его успеха или провала зависело направление нашего следующего марша. Задержка была неприемлема. Мы находились в поле зрения Маана в те минуты дня, когда мираж не обманывал глаза и бинокли. И все же мы по-прежнему прогуливались по Джеферу, любуясь нашим, находившимся в полной безопасности колодцем, в то время как турки, сидевшие в своем гарнизоне, были уверены в том, что ни здесь, ни в Баире получить воду было невозможно и что мы теперь безнадежно сражались с их кавалерией в Сирхане.

Я проводил долгие часы, укрывшись от жары под редкими кустами вблизи колодца, одолеваемый ленью, борясь со сном и натянув на лицо вместо защитной сетки от мух широкий шелковый рукав. Подсевший ко мне Ауда, чья речь текла словно река, увлеченно пересказывал мне свои лучшие байки. В конце концов я с улыбкой упрекнул его в том, что он говорил слишком много, а делал слишком мало. Он облизал губы в приятном предвкушении предстоявшей работы.

На рассвете следующего дня в наш лагерь возвратился усталый всадник с известием о том, что думаньехи обстреляли накануне пост Фувейлах перед самым прибытием туда наших людей. Внезапность не была полной: турки отбросили их, скрываясь за каменными брустверами. Упавшие духом арабы отошли в укрытие, и противник, считая это всего лишь обычным проявлением активности племени, предпринял кавалерийскую вылазку против ближайшей лагерной стоянки. Там находились только один старик, шестеро женщин и семеро детей. Солдаты, раздраженные тем, что не обнаружили ничего активно враждебного им и ни одного способного носить оружие человека, разгромили лагерь и перерезали глотки его беспомощным обитателям. Находившиеся в горах думаньехи ничего не слышали и не видели, а когда хватились, было уже слишком поздно. И тогда, охваченные яростью, они напали на возвращавшихся в свое логово убийц и перерезали их всех до последнего. В завершение своей акции возмездия они обложили новый, всего неделю назад укомплектованный пост турок и с первой же яростной атаки уничтожили его гарнизон, не утруждая себя возней с пленными.

Мы были в полной готовности, за десять минут собрались и двинулись к Гадир-эль-Хаджу – первой железнодорожной станции к югу от Маана на нашем прямом пути на Абу-эль-Лиссан. Одновременно мы выделили небольшой отряд для выхода к железной дороге непосредственно перед Мааном и для осуществления диверсии с этой стороны. Его особой задачей было создание угрозы крупным табунам больных верблюдов с палестинского фронта, которых турки держали на выпасе в равнинах Шобека для восстановления их и возвращения в строй.