Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

Признаюсь честно, я бы прихватил с собой все остальное, кроме золота и серебра, так соблазняли меня своей негой расписные тюфяки и подушки, так хотелось соорудить из них роскошную горку и провести на вершине час заслуженного отдохновения. Не выдержав соблазна, я присел на один особенно пухлый тюфячок, но, помня, однако, старый урок, решил не выпускать из руки своего оружия.

Из покоев, в которые канули тамплиеры, не доносилось никаких вестей и никаких звуков, и у меня стали тяжелеть веки. Я встряхнул головой, повертел ею, как разбуженная ворона, и обнаружил рядом с собой, на расстоянии протянутой руки, небольшой поднос с круглопузым кувшинчиком и нарезанными ломтями хлеба и дыни.

Концом сабли я подвинул к себе поднос и, стараясь не терять бдительности, взялся за дыню. "В мышеловку-то мы залезли,- рассудительно подумал я,- но еще предстоит выбраться из нее". Эта притча означала, что бой возможен и на обратном пути. Растолстевшие и отяжелевшие от припрятанных сокровищ огланы могли теперь оказаться негодными союзниками. Поэтому я и решил оставить заслуженное насыщение желудка до лучших времен и только одним скромным глотком довершить трапезу. Я потянулся за кувшином, взял его за горло и поднес к лицу. Аромат дворцового вина коснулся моих ноздрей и опьянил своей изысканностью. "Глупцы,- вспомнил я о славных воинах, превратившихся в грабителей,- главное сокровище оказалось скрытым от ваших глаз".

Я прильнул губами к горлу кувшина и сделал только один глоток. Таким прекрасным вином могла бы угостить меня в райском саду какая-нибудь черноокая гурия!

Мозаики окон поплыли передо мной и засверкали, как россыпи драгоценных камней. "Хватит,- повелел я самому себе.- Терпи. Смотри".

Величайшим усилием воли я отвел руку с кувшином и поставил его обратно на поднос. Другой рукой я приложил ко лбу давно остывший клинок и совершенно протрезвел.

Как раз в это время в дверях за пурпурными занавесями появился рыцарь и подал знак.

–  Сотник!
– громко позвал он.- С пятерыми - к великой завесе.

Мы вошли в комнату, сиявшую золотом. Тронное возвышение перед нами было скрыто от глаз простых смертных великой завесой из филадельфийской парчи, пурпур которой отливал блеском змеиной чешуи.

Эд де Морей снял с головы шлем, и я увидел немолодого человека со светлыми глазами, несколько вытянутым, мужественным лицом и прямым носом, на котором я заметил продолговатый шрам, пересекавший и левую щеку. У рыцаря были тонкие, прямые губы и несколько выдававшийся вперед подбородок. Я стоял перед настоящим франком, перед первым франком, которого я мог запомнить заново, и у меня стало тепло на душе: что-то родное и знакомое нашел я в его чертах и мог догадаться, что и в моих жилах должна течь хотя бы капля настоящей франкской крови.

–  Что предвещает твой пристальный взгляд, добрый воин?
– улыбнувшись, спросил Эд де Морей.

–  Прошу извинить меня,- был мой ответ.- При весьма странных обстоятельствах я потерял обычную человеческую память. Теперь мне кажется, что настала пора найти своего старшего брата.

Брови рыцаря приподнялись от изумления, и он, поведя рукой в железной перчатке, заметил:

–  Уверен ли ты, добрый воин, что им не может оказаться любой из попавших в эти покои? Или даже тот...- он на миг как бы запнулся,- кто остался за этой завесой?

Он подвел меня к запретному пределу и концом меча приподнял тяжелые складки парчи.

Я увидел древний платановый трон с золотыми львами на подлокотниках, а под ним, на розовых ступенях - тело румского владыки в голубых одеждах. Невольно я поискал глазами пятна крови.

–  Его придушили,- пришел мне на помощь Эд де Морей.- Крепким шелковым шнуром. Полагаю, орудие убийства уже пропитали смолой и сожгли.

–  Кто это сделал?
– полюбопытствовал я, почувствовав облегчение от того, что с безоружным повелителем Рума покончил так неблагородно кто угодно другой, только не рыцари-храмовники.

–  Вероятно, эмир дворца и серхенги, начальники телохранения,- ответил рыцарь.- Заметь, добрый воин, кто-то еще с утра приказал всем огланам, в том числе и верным султану, надеть погребальные одежды.- И увидев мой изумленный взгляд, он пояснил: - В твоей потерянной памяти, добрый воин, осталось, что белый цвет у сельджуков - знак глубокой печали. Обычно огланы должны быть одеты в черное или голубое.

Позади нас донеслись звуки мощных шагов.

–  Пора отойти с дороги господ и хозяев,- сказал рыцарь, и мы отошли к стене, примкнув к одной из франкских шеренг.

К моему страху, пришельцами, господами и хозяевами оказались те самые узкоглазые и приземистые варвары в меховых шапках.

С обнаженными саблями, концы которых были обращены вниз, с луками и колчанами за спиной, они прошествовали двумя рядами к великой завесе и расступились на два шага, образовав между собой проход.

–  Кто они?
– не выдержав, обратился я шепотом к рыцарю Эду.

–  Монголы,- шепнул он в ответ.- Сейчас мы увидим наместника.

Знатный варвар в богатых одеждах, вооруженный широкой саблей, покоившейся в ножнах, шествовал по проходу между бехадурами, а следом за ним шли еще два воина-монгола с белыми султанами на блестящих шишаках.

–  Ереджени, принц крови из Хулагуйдов,- шепнул мне Эд де Морей.Посланник ильхана. Приглядись к знакам на его одежде, когда он сядет на трон.

Монгол коротко посмотрел на мертвого султана и снова повел рукой. Двое лохматых бехадуров бросились исполнять его волю. Они вскочили на ступени, схватили султана за ноги и потащили вниз. Пока они проворно волокли тело через тронный зал к выходу и одежды султана тоскливо шуршали по полу, четверо других бехадуров кинулись ничком на оскверненные мертвой плотью ступени. Тогда посланник ильхана, подняв ногу и оперевшись на плечо телохранителя, ступил на одушевленную лестницу и легко поднялся по спинам своих подданных к султанскому трону. Без всяких церемоний и без всякого показного величия принц уселся на него, как истинный кочевник немного подобрав ноги, и обозрел покои.

–  Что видит добрый воин?
– донесся до меня шепот рыцаря Эда.

Я увидел на груди монгольского принца золотой крест, висевший на золотой цепи.

–  Принц - христианин несторианского исповедания, в отличие от ильхана-мусульманина,- пояснил рыцарь Эд.- Потому отдален от дворца ильхана. Но это знак Провидения. Верю, что Рум станет первой ступенью к освобождению Святой Земли.

Монгольский наместник еле заметно кивнул, и этого кивка оказалось достаточно, чтобы величественный и гордый рыцарь Эд де Морей сошел со своего места, двинулся к трону и, остановившись у нижней ступени, низко склонил свою франкскую голову.

Монгол подозвал рыцаря ближе и одним непонятным словом, произнесенным, правда, вполне приветливо, заставил Эда де Морея склониться еще ниже.

Когда рыцарь покинул самые опасные окрестности трона и вернулся на свое место у стены, мой взгляд не слишком понравился ему, и он сказал:

–  Принц подарил мне коня из табуна Хулагу.

Звуки новых шагов возвещали о приближении новых пришельцев, и, если господа уже были на месте, то надо было ждать появления хозяев.

Вошедшие оказались сельджуками и были одеты в черные и синие сельджукские одеяния. Их было много и разного вида: старых и молодых, воинов и сановников. Едва они настороженной толпой заполнили всю свободную площадь тронного зала, как по мановению руки пожилого человека в золотистом тюрбане, рухнули ниц и поцеловали узорчатые плитки. Так сделали все, кроме двоих: самого пожилого сановника и густобородого человека в тюрбане, что был украшен крупным рубином.