Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

* * *

Тут она снова обняла меня и, плача то ли от горя, то ли от радости, поцеловала в лоб.

–  Год назад Господь смилостивился надо мной и немного облегчил положение, послав мне мужа из всеми уважаемого цеха богатых суконщиков, добавила Фьямметта к своему рассказу.
– Он, признаюсь, недурен собой, крепок в плечах и достаточно знатен по здешним меркам. Однако, прошу тебя, дорогой Андреуччо, поверить моим словам, что гораздо большую радость я испытала от встречи с тобой, нежели от своего замужества. Старушку, которая в давние времена была сиделкой в вашем доме на Кипре, я хорошо знаю. Еще вчера она сказала мне, что заметила на рынке молодого человека, черты которого весьма напомнили ей черты нашего отца, каким он был в молодости. А сегодня она явственно признала тебя, чему я и была счастливой свидетельницей, хотя и не смогла кинуться к тебе на шею по причине многолюдства.

Я выслушал прелюбопытную историю Фьямметты, ни на одном слове не споткнувшейся и не поперхнувшейся, сохраняя в своей душе достаточное спокойствие. Разумеется, я мог бы посчитать все услышанное за чистой воды небылицу, а пригожую рассказчицу - за городскую плутовку, затеявшую сыграть со мной какую-то недобрую шутку. Так бы я и посчитал, если бы сам находился в совершенно ясной памяти относительно моих детских и отроческих лет и, повторяю, не мучился бы подозрением, что все мои выдумки имеют под собой правдивую основу. А кроме того, как это ни могло показаться странным, Фьямметта упоминала кое-какие вещи, весьма похожие на те, о которых я сам узнал ранее наяву или во сне из уст людей, внушавших мне гораздо больше доверия.

–  Сударыня!
– обратился я к ней.
– Встретить в чужом городе сестру, о существовании которой не знаешь, да еще такую пригожую, как вы - это для меня тем более приятная неожиданность, похожая на чудо. Вы любому высокопоставленному лицу сделали бы честь своим знакомством, а не то что мне, мелкому торговцу, хотя бы и происходящему из знатного рода.

–  Ах, Андреуччо!
– воскликнула Фьямметта.
– Я так счастлива встретить тебя. Ведь, кроме родственных чувств к тебе, меня несказанно радует подтверждение того, что мой отец действительно происходит из знатного рода, хотя бы и увядшего, подобно тому роду, к коему я принадлежу по материнской линии.

–  А где же ваш супруг, сударыня?
– осмелился спросить я, уже начиная беспокоиться, что нахожусь наедине с замужней дамой в поздний час да еще не где-нибудь, а в ее собственной спальне.

–  О, не зови меня сударыней, братец!
– всплеснула руками Фьямметта. Мой муж дважды в неделю по вечерам пирует с друзьями в ближайшей таверне. Таковы здешние нравы. Он вернется под утро и, уверяю, будет также очень рад тебе, поскольку очень гордится родством с семьей нобилей, пусть и униженных.

Между тем, в окошке уже совсем стемнело, и я вновь выразил словами неловкость по поводу своего затянувшегося пребывания наедине с замужней дамой в отсутствие ее мужа.

–  Фьямметта, я полюбил тебя так, как подобает любить родную сестру, сказал я, - однако сегодня мне все же пора возвратиться в гостиницу.

–  Какой ужас!
– с напускным гневом воскликнула моя вновь обретенная сестренка.
– Ты меня вовсе не любишь - это ясно. Куда тебе теперь идти, Андреуччо? Погляди-ка: на улице тьма непроглядная. Да тут не ваше тихое селение, пойди сейчас по улице - так запросто останешься не только без кошелька, но и без головы. Оставайся-ка на ужин. Конечно, жаль что моего супруга нет дома, и я окажусь для тебя не слишком веселой компанией. Ну да я уж постараюсь тебя ублажить, мой дорогой брат.

И перечислив все доводы в пользу моего ночлега в ее доме, с которыми можно было вполне согласиться, Фьямметта повела меня в другую комнату, большую и хорошо освещенную. В той комнате стоял роскошно накрытый стол, сразу соблазнивший меня всякими вкусными штуками.

Сестренка угощала меня широкими открытыми пирогами с печеными кусочками мяса, луком и расплавленным сыром, - потом сладкими дынями и душистым красным вином.

Наш разговор затянулся далеко за полночь, и надо сказать, Фьямметта оказалась очень милой и живой собеседницей, так что я даже начал благодарить судьбу, что разделяю эту трапезу с ней одной и можно обойтись без ее крепкого в плечах муженька из цеха достопочтенных суконщиков.

Время от времени меня все-таки тревожили мысли о том, какое место может быть отведено ей в великом заговоре, охватившем весь поднебесный мир, однако, глядя в ее прекрасные глаза цвета морской волны и обмирая от блеска ее белых и ровных зубок, я всякий раз пытался обвинить себя в излишней мнительности. То ли от распространения винных паров, то ли от того, что за стеной растопили печь, в комнате становилось все жарче и жарче, и вот Фьямметта, как бы уже принимая меня за одного из своих домашних, сняла с головы барбетт, и по ее плечам рассыпались светлые, как выбеленный лен, волосы, от красоты которых я совсем обомлел, а мое сердце на несколько мгновений запамятовало, для какого дела оно помещено Создателем в моей груди.

Было отчего горько пожалеть, что первая красавица Флоренции, обнимавшая меня и целовавшая в лоб, оказалась сразу и сестрой мне, и супругой какого-то самодовольного суконщика.

Впрочем, в наших кровных связях я продолжал сильно сомневаться, предчувствуя какой-то подвох и прозревая, что главные события, связанные с моим удивительным знакомством, еще не начались.

"Кто же она такая, и зачем я потребовался ей?
– заставлял я самого себя быть настороже.
– Может быть, я подобно Одиссею, попал на остров волшебницы Цирцеи, которая не прочь превратить меня в туполобого кабанчика".

"Впрочем, - начинал я затем успокаивать себя, - если тут мышеловка, то я уже очутился в ней и даже обглодал всю приманку. Теперь метаться не стоит, а, напротив, следует прикинуться дохленьким, чтобы дверцу приоткрыли, а уж там дай Бог ноги".

Я потихоньку расспрашивал Фьямметту о городских новостях, справлялся, не было ли слышно о каких-нибудь несчастьях, случившихся за прошлый и этот год как на земле, так и на море, но не выудил из нее никаких полезных для себя сведений. Наконец я спросил ее напрямую, известно ли ей что-нибудь о доме Ланфранко.

–  Кому не известны эти богачи, нажившиеся на темных делах с какими-то сарацинами и иоаннитами, - скривив свои розовые губки, презрительно ответила Фьямметта.

–  Может быть, и о трактаторе Тибальдо Сентилье ты тоже можешь сказать несколько добрых слов?
– спросил я.

Холодная маска гнева появилась на лице Фьямметты, и я спохватился, не сболтнул ли чего лишнего.

–  Неужто ты, братец, водишь дружбу с этим заносчивым приживалой? сведя брови, злобно ответила она вопросом на вопрос.

–  Как сказать, сестренка. Однажды в одном тихом местечке нас приняли за единоутробных братьев, - нашелся я.
– Ведь если ты припомнишь его хорошенько, то несомненно найдешь между нами кое-какое сходство. Так вот, ему почему-то очень не захотелось иметь близких родственников в тех далеких краях, где нас свел случай. Что же, он теперь жив и здоров?

Убедившись, что никакие добрые узы не связывают меня с трактатором, Фьямметта сменила гнев на милость и передернула плечиками.

–  Этот выскочка и ко мне приставал, сожги его антонов огонь!
– сообщила она своему братцу.
– Как же! Ходит тут разодетый в пух и прах. Живехонек как ни в чем не бывало.