Семь женщин
Шрифт:
— Нет, Кать, ты как папа — таскаешь железо
в спортзале, бьешь меня и матом ругаешься
Современный диалог
” Дмитрий производит тягостное впечатление. Небольшого роста, очень худой, с тём-
ными яростными глазами, он одновременно вызывает желание отогреть его и дер-
жаться от него подальше. Странная смесь жалости с настороженностью никак не
разрешается, ни одно
А он всё время сигнализирует о том, что что-то с ним нужно делать: обними
меня. Держись от меня подальше. Обними меня. Держись подальше. Эти невер-
бальные, паравербальные послания сменяются раз в несколько минут, постоянно
оставляя в контакте напряжение и неудовлетворённость. На сокращение дистанции
Дмитрий реагирует агрессивно, на увеличение дистанции начинает упрекать в хо-
лодности. Это такая двойная ловушка, когда любое действие для Дмитрия нехорошо, любое как будто оставляет его в одиночестве, а контактирующего — в чувстве вины
за то, что не смог помочь.
Конечно, Дмитрий хочет говорить именно об отношениях с женщинами. Точнее, об отношениях с одной женщиной, которую он любит уже много лет, но которая заму-
жем. Окончательное решение всё время ускользает от него. По ощущениям Дмитрия, его возлюбленная всё время даёт ему противоречивые послания: я хочу быть с тобой, 156
Глава 6: Мать
я не хочу быть с тобой. Ты мне нужен. Ты мне отвратителен. Обними меня — и дер-
жись от меня подальше.
Более того: Дмитрию кажется, что и я (идёт наша первая встреча) веду себя
точно так же.
И мы начинаем разговаривать об этом шаблоне поведения, об этих двойных
ловушках. Выясняется, что эти ловушки намного лучше описывают его ежедневную
жизнь, чем простые, однозначные и понятные послания, на которые можно реа-
гировать. Быть злым для Дмитрия — плохо, но и быть добрым тоже. Плохо быть
и бедным, и богатым, и больным, и здоровым. Средним быть тоже плохо. У Дмитрия
не остаётся ни одного варианта действий, который не вызывал бы у него сомнений
и был бы однозначным в его внутреннем мире — только хорошим и только плохим.
Это опыт отношений Дмитрия с его матерью. Тучная, властная, она выгнала мужа, когда Дима только что родился, и «полностью посвятила себя воспитанию сына». Ма-
ленькая комната общежития стала плацдармом для формирования странных вза-
имоотношений огромной женщины и маленького мальчика. Он ходил с ней в баню.
Он тёр ей спину. Он стирал её нижнее бельё. На прогулках он не отбегал от дома, чтобы она могла видеть его в окно — хмурая, несчастная от всего на свете, с одыш-
кой от сигарет. Всю свою детскую жизнь Дима старался её порадовать, сделать так, чтобы давление на него хоть немного ослабло, но у него не получалось. Потому что
в
таком стрессе невозможно сделать что-то хорошее: учиться на отлично, или бытьзвездой на школьных праздниках, или завоёвывать уважение и лидерство у друзей.
На всё это просто нет энергии — всё уходит в бездонную топку материнской печали
и неудовлетворённости.
Вечно всем недовольная, вечно желающая от него чего-то другого, мать ста-
ла для Димы одновременно и мучителем, и спасителем. Рядом с ней ему всегда
было больно — но одновременно только контакт с ней давал надежду на об-
легчение, ведь она говорила (а маленький сын слушал и без всяких сомнений
верил, воспринимал слова матери как непреложную истину, как объективный
закон жизни), что Дима кроме неё всё равно никому не нужен. Она подчёрки-
вала его недостатки, обвиняла его в несуществующих, ей же самой спровоци-
рованных грехах (любимое развлечение — это как раз обидеться, если он не
проявляет нежности, и оттолкнуть его, если он нежность проявляет), убеждала
его в неспособности к самостоятельности и успешной жизни. И, разумеется, она
157
cемь женщин
жестоко и зло смеялась над первыми проявлениями его собственной сексуаль-
ности — мокрыми снами, школьными симпатиями и долгим нахождением
в ванной. Постирай там мои трусы, как закончишь, говорила она, всё равно ты
их забрызгаешь. А почему ты ушёл в ванную после того, как мы смотрели фильм
с Киану Ривзом? Ты у меня ненормальный, что ли?
Да она меня кастрировала, — говорит Дмитрий и плачет. — Она просто от-
резала мои яйца и забрала их себе. “
Это будут истории мальчиков, потому что болезненный сцена-
рий Матери разворачивается в отношении сыновей, к дочерям
же обращена Святая. Мать же в её ненормальном, патологичном
варианте любит лишь мальчиков — странной и травмирующей
любовью, привязывая их к себе, реализуя претензии на то, что
они — её собственность. Её мальчики. Её любовники.
На психологическом уровне это и впрямь выглядит инцестом.
Складывается впечатление, что ничто так не возбуждает жен-
щину со сценарием Матери, как её сын (чаще всего один, чаще
всего — единственный ребёнок). Других мужчин рядом с ней нет, отец ребёнка изгнан или вообще не существует, даже не знает
о беременности. Подруг нет. Работа не доставляет удовольствия.
Домашние дела рутинны, сложны и скучны. А вот сын…
Сын — да, он как будто аккумулирует в себе всю её жизнен-
ную энергию, весь её интерес и творческое вдохновение. Какими
разнообразными могут быть эти отношения! Маленький маль-
чик может быть и подружкой, и помощницей, и объектом для