Семь жизней

– Я не знаю, что делать.

– Ты успела переписать квартиру на Нору? – в глазах соседки блеснул огонек.

– Нет. Замоталась, забегалась, и руки так и не дошли.

– Эмма, квартиру нужно срочно продать, пока Нора маленькая. Ее память не сохранит все эти воспоминания, а новая обстановка отвлечет ее внимание.

– Даже не знаю, – растерянно пожала плечами Эмма, опустив голову.

– Я тебе помогу. Я все организую.

– Спасибо, Сюзи.

И Сюзи не соврала. Взяв все заботы в свои ловкие руки, она помогла Эмме в ту же ночь съехать из этой квартиры. Позже организовала и продажу и посодействовала в покупке нового дома. Меня все это смутило и неспроста: новыми жильцами стали родственники этой самой соседки. Эмма, убитая горем, не заметила подвоха. Она жадно впитывала помощь окружающих. Цеплялась за каждую протянутую руку. И совершила самую большую ошибку: не только она горевала.

С того дня Элеонора не смыкала глаз по ночам. Перед сном притворялась спящей, но, после того как засыпала Эмма, она распахивала глаза и беззвучно плакала. Я лежала напротив и смотрела в ее черные глаза.

– Мамочка! Моя милая мамочка!

Ее губы были плотно сжаты, но я отчетливо слышала голос.

– Мамочка, забери меня. Я не хочу с ней больше жить. Вернись и забери меня, мамочка.

С каждым словом слезы текли все сильнее и сильнее. Нора быстро смахивала их ладошками.

– Я скучаю, мамочка!

Это мысли! Черт возьми, я слышу ее мысли! Этого не может быть! Но я же вижу, что Нора молчит!

– Мамочка! – ее голос стал тише. Я пыталась заглушить собственные рассуждения, чтобы сконцентрироваться на ее мыслях.

Нора замолчала. Еще долго она не смыкала глаз. Причем так долго, что я засомневалась, нахожусь ли я в одном и том же воспоминании.

Разные.

Воспоминания разные, но все они выглядели одинаково. Глубокой ночью, когда выключался свет в соседних окнах, когда Эмма вымыла чашку, из которой пила чай, погасила свет во всех комнатах и ложилась спать, Нора открывала глаза. Мелкая дрожь била по телу, слезы ручьем текли по щекам, а мысли прозвучали вслух.

Сколько в ней ненависти. Сколько боли и обиды. Сколько сожаления и горечи. Чувство утраты играло с ней злую шутку. Она сосредоточилась на том, что приносило ей хоть какое-то облегчение – злость. Ведь всегда проще ненавидеть и искать виновного, чем отпустить и забыть. Я не могла снять ответственности с Эммы: переживая утрату сестры, она прекратила обращать внимания на Нору. Все ее движения машинальны и привычны: она знала, что утром нужно накормить, после уйти на работу, вечером поужинать. Эмма то ли игнорировала, то ли не замечала того, что происходило с Норой, а та буквально кричала ей об этом своими поступками.

Время шло – характер становился сквернее. Голос теперь не показывал совместные воспоминания с Эммой. Будто бы Нора намеренно их вычеркивала из жизни. Теперь я видела взаимодействия с другими детьми, а точнее полное игнорирование. Нора была очень закрытой. Она не контактировала, не играла. Словно внешний мир ей настолько неприятен, что ей даже лениво обращать на него внимание. Старания воспитателей и Эммы напрасны – она ни в какую не шла на уступки: тихо сидела отдельно от всех и подолгу смотрела в одну точку. И если с виду казалось, что Нора – спокойный и зажатый ребенок, то мысли в ее голове говорили об обратном.

– Ненавижу. Ненавижу этих кричащих идиотов, что не могут поделить между собой игрушку. Ненавижу Эмму, которая зачем-то привела меня сюда. Ненавижу.

И эти слова повторялись постоянно. Быть может, не столько она ненавидела всех вокруг, сколько пыталась себя накрутить. Сколько пыталась себе доказать, что ненависть подпитывает ее жизнь.

С началом школы все усложнилось. Эмма опомнилась, раз снова появилась в воспоминаниях. Она пыталась наверстать упущенное за два года и не понимала, почему Элеонора намеренно игнорировала ее поступки. Могла ли я понять Эмму? Могла. Обиженна ли я на нее?

Я понадеялась, что за прожитое время страшные события и воспоминания остались в прошлом. Что она не будет так отчаянно цепляться за них и прокручивать в голове в сотый раз. Но я ошиблась. Из воспоминания в воспоминание Нора задавала себе вопрос:

– Что произошло, когда тебе было пять?

Первые ответы звучали так:

– Моя мама умерла из-за алкоголя и наркотиков. Мы не успели ее спасти.

Последующие звучали так:

– Моя мама умерла из-за алкоголя и наркотиков. Тетя Эмма не смогла ее спасти.

Она сняла с себя ответственность, что правильно, ведь ребенок в пять лет не может спасти взрослого человека от пагубной зависимости. Но теперь под прицелом оказалась Эмма. Она взяла на себя весь удар. Она стала виноватой в той ситуации.

Этот монолог происходил под покровом ночи, когда Эмма сладко сопела в кровати. Нора выбиралась из постели, усаживалась на подоконник и смотрела в окно. И лишь во втором часу – если часы на стене не врут – она укладывалась спать. С каждым месяцем, с каждым годом, стрелка сдвигалась. С каждым разом она ложилась все позднее и позднее.

Обучение в школе – еще одна проблема. Элеонора не ладила с одноклассниками. Да, именно так, ведь одноклассники всячески пытались идти ей навстречу. И мне так это напоминало мою третью жизнь, где я была уверена, что весь мир настроен против меня. Что моя ненависть равна людской ненависти. Что я никогда никого не обрету, ведь никто не хотел обрести меня.

Боже, как же я сейчас на себя злюсь! Ну почему, почему я смотрела на мир лишь под одним углом? Под удобным углом! Почему мне легче найти оправдание, нежели вникнуть в суть проблемы? Как же легко концентрироваться на отрицательных эмоциях! Как же легко делить мир на черное и белое! Столько совершенных мной ошибок, и все равно я могла бы исправить каждую. И всего-то стоило взглянуть со стороны. Так просто и одновременно сложно.

– Что произошло, когда тебе было пять?

– Моя мама умерла из-за алкоголя и наркотиков. Тетя Эмма не захотела ее спасти.

Ложь обжигала. Я смотрела в ее глаза и понимала, что с каждым днем она все сильнее верила в эту версию. Перекладывание вины и перевирание фактов облегчали ее существование.

Монологи продолжались каждую ночь. Ругань с Эммой по утрам. Днем и вечером бессмысленное хождение. Нет друзей, нет людей, в которых Нора могла быть влюблена, нет хобби, нет цели, нет ничего, что могло бы удерживать. Хотя нет, есть месть.