Семь жизней
Шрифт:
– Не согласна, – нервно засмеялась Нора, теребя прядь волос.
– Она же знала, что алкоголь и наркотики разрушают ее жизнь. Знала, что, обращаясь к ним, она теряет свое здоровье.
– Она искала в них утешение, – чуть менее увереннее заявила девушка.
– Ты в это веришь?
– Она хотела умереть. Считала своим единственным выходом. И я с ней солидарна.
– Глупость, – отмахнулась Одилия, скривив губы.
– Разве ты не думала об этом? – Элеонора кивнула в сторону Ореста.
– Желать себе смерти только потому, что мой брат психически больной? Самая большая глупость на свете, которую
– Твои порезы на руках говорят об обратном. – Элеонора заметила их случайно, когда Одилия закатала рукава толстовки.
– До жути банально, но это наша кошка, – мягко улыбнулась Одилия, проводя пальцем по порезам. – Не думай, что я пыталась вскрыть себе вены, только потому что мой брат далек от идеала.
– Наши взгляды не сходятся, – тихо произнесла Элеонора, опустив голову. – Для меня смерть – это выход.
– Элеонора, – Одилия коснулась ее подбородка, чуть приподняв голову. – Тебе было всего пять. Ты не могла отнять ее бутылку, не могла сломать шприц. Тебе было всего пять лет. Все, что от тебя требовалось, – это читать книжки, играть в куклы и засыпать в обед. Не взваливай на свои плечи эту непосильную ношу. Не вини себя в том, чего не сделала. И не ищи выход там, где его нет. Знаешь, чем плоха мысль о смерти?
– Чем же?
– Подумав об этом хоть раз, ты постоянно будешь возвращаться к этой мысли. Словно смерть решит все твои проблемы по щелчку пальца. Словно у нас есть лимит жизни, и у тебя в запасе еще пять. Я не думаю, что ты настолько слаба, чтобы так быстро сдаваться.
Элеонора отмахнулась от ее слов, придерживаясь собственного мнения. Но что-то дрогнуло в каменном сердце, и лед дал трещину. Смотря на Одилию и Ореста, она не понимала, как у первой не возникала эта мысль. Ведь жить с таким братом сложнее, чем жить с тетей Эммой.
– Сбрось этот багаж прошлого. Не тащи его с собой. Это ни к чему не приведет, – чуть подумав, добавила Одилия.
– Почему он всегда молчит? – Элеонора вновь кивнула в сторону Ореста.
– Ему нечего сказать. А когда нечего говорить, лучше промолчать.
Элеонора спрыгнула с подоконника и направилась в сторону одной из палат. Обстановка была угнетающей, несмотря на то что больница была заброшена.
– Если прислушаться, можно услышать их крик.
Нора нахмурилась и, поначалу, хотела прислушаться, но передумала. Куда интересней было рассматривать стены, с облупленной краской, заброшенные кресла, покрытые пылью, и сломанные каталки, на которых перевозили больных.
– Часто ты здесь бываешь?
– Не так часто, как хотела бы, – пожала плечами Одилия, проведя пальцем по стеклу.
– А почему ты приходишь сюда? –
Элеоноре не понравилось собственное любопытство. Плотно сомкнув челюсть, она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.– Здесь умерла наша надежда. После закрытия больницы, мы не смогли выбить место для Ореста и обеспечить ему хорошее лечение. Я прихожу сюда, чтобы напомнить себе, что жизнь не сказка и чудеса редко случаются.
Элеонора вскинула брови, осмысливая сказанные Одилией слова.
– Да шучу я, – расхохоталась девушка. – Это место напоминает мне о детстве и той беззаботности, которая у меня была. Бегая по коридорам, я никогда не задумывалась, для чего мы приходим сюда. Орест был для меня особенным, не таким как все. И только со временем я поняла, насколько сложно быть особенным человеком.
– Много школ сменили? – выпалила Элеонора, не успев подумать.
– Достаточно. Люди не любят людей с особенностями. Что уж говорить о подростках. Хватит о нас, ты и так узнала достаточно. Расскажи о себе.
Вопрос застал врасплох. Элеоноре никогда не требовалось рассказывать о себе, потому что никто не интересовался. И уж тем более она никогда не горела желанием поделиться с кем-нибудь своей жизнью. Но что-то в Одилии привлекало ее. Заставляло довериться и поделиться. Она определенно была не такой, как остальные ребята из класса. В этих карих глазах скрывалось столько боли, а под жизнерадостной улыбкой таилась грусть. Маска, что Одилия носит, спадает не часто, но именно сегодня она спала.
– Мне нечего о себе рассказать. Живу с тетей, страдаю от бессонницы, плохо учусь, – Элеонора развела руками, остановившись напротив Одилии.
– О чем мечтаешь? – беззаботно спросила Одилия, усаживая брата рядом с собой. Орест больше не выглядел беспокойным. Он мирно осматривал больничные стены, чувствуя себя в полной безопасности рядом с сестрой.
– Звучит глупо, но я хочу уснуть с наступлением ночи и проснуться утром, как и все остальные, – Элеонора соврала, не придумав ничего получше.
– Думаешь, буду осуждать? – лукаво улыбнулась Одилия, чуть склонив голову.
– Как минимум посмеешься.
– Это твоя мечта, как я могу над ней смеяться. – Улыбка сползла с ее лица. Она откинула волосы за спину, встряхнув головой.
Элеонора не захотела комментировать ее ответ, лишь кивнула головой. Тучи за окном сгустились, отчего на улице резко потемнело.
– Дождь, – отрешенно сказала Одилия, подтягивая к себе колени. – Ты любишь дождь?
– Может быть, – неоднозначно ответила девушка, приближаясь к окну.
Потоки ветра вновь закружили листву и потащили в сторону кладбища. Элеонора сощурилась в попытках разглядеть надгробный камень матери. В памяти всплыли обрывки воспоминаний с похорон. В тот день так же лил дождь.
Людей было немного. Пришли лишь соседи, несколько маминых подружек-собутыльниц, и она с Эммой. Когда ударила молния, она прижалась к ноге тети и зажмурилась. В тот момент Эмма ласково погладила ее по голове и едва заметно улыбнулась. Она посчитала этот жест, как первый шаг на пути к крепкой семье.
– Орест боится грозы. В детстве он прятался под моей кроватью, когда гремел гром. Страх был настолько силен, что даже мне он не позволял себя успокоить.
– Он считает тебя самым близким человеком?