Семь жизней

– Я за тебя переживаю.

– Не стоит, – резко ответила Нора, делая глубокий вдох.

– Бессонница все еще мучает?

– Да.

– О чем ты думаешь по ночам? – Одилия взяла Ореста за руку, переплетая пальцы.

– И днем, и ночью я думаю лишь о маме.

– Что бы ты ей сейчас сказала?

Элеонора не спешила с ответом. Достав из кармана шишку, она начала чертить пальцем по ее контурам.

– Три банальных слова.

– Банальных? – Одилия опешила, заглядывая в лицо Норы. – Не называй их так.

Мычание Ореста не позволило Норе ответить. Он внезапно опустил голову и громко заплакал. Одилия тут же его обняла, прижимая к своей груди. Пальцами перебирая его волосы, она что-то шептала ему на ухо. Нора слов не разобрала, но они подействовали, как успокоительное: Орест отстранился от Одилии, вытер слезы и продолжил рассматривать речку.

Нора недоумевающе взглянула на одноклассницу, та в ответ лишь пожала плечами.

– Эти слова крайне важны, – продолжала Одилия. – Не каждый ребенок подойдет к матери и произнесет эти слова. Как будто есть некий барьер, что не позволяет им вырваться из нашего рта. Но при этом мы так просто дарим эти слова посторонним людям.

– Наверное, так проще.

– Нет. Просто в этот момент, мы не вкладываем в них истинный смысл. Ведь куда проще сболтнуть лишнее, чем сказать важное.

– Твои рассуждения… специфичны, – Элеонора замялась.

– Не только ты не спишь по ночам. – Одилия улыбнулась уголками губ. – Иногда, – добавила она.

Следующий час они провели в тишине, лишь периодическое бормотание Ореста нарушало ее. Элеонора думала о предстоящей ночи. Удвоенная доза могла причинить вред слабому организму, но именно этого она и добивалась. Чем дольше продлиться сон и чем крепче он будет, тем выше вероятность полноценного диалога с мамой. Элеонора планировала ее обнять и сказать те самые банальные слова.

Холодало. Нора лениво обвела взглядом небо. Тучи вот-вот должны были разразиться дождем. Где-то среди них пряталось солнце, лучи которого изредка выглядывали сквозь серое полотно. Ветер перестал беспощадно обдувать кожу и качать кроны деревьев. Элеонора медленно водила ногой по земле, вырисовывая причудливые узоры. Тишина начала ее раздражать, но и разговаривать особо не хотелось.

– Пожалуй, – начала она, поднимаясь со скамейки, – пойду я домой.

– Завтра увидимся? – голос Одилии дрогнул. Она пристально взглянула в глаза Норы, выискивая в них ответ.

Нора поджала губы, прикрыв глаза. Шумно выдохнув носом, она взглянула на Одилию и коротко кивнула. Развернувшись, девушка направилась в сторону дома.

* * *

Вечер

Прокручиваю в пальцах банку со снотворным. Открываю крышку, смотрю на белые круглые таблетки и закрываю. Мне казалось, что я все решила, но на деле мной повелевает страх. Что если прошлая ночь повторится? Что если я буду просыпаться снова и снова? Что если мой план провалится?

Ответ мне известен, но я боюсь признаться самой себе. Выдержу ли? Смогу ли утром открыть глаза? Готова? Готова.

Открываю банку, высыпаю в ладошку таблетки. Мне всего лишь нужно закинуть их в рот и запить водой. Сомневаюсь. Чувствую, как дрожит рука, а вместе с ней и таблетки. Я всегда считала себя сильной, но во мне столько слабости. Нет. Назад дороги нет. Я хочу попробовать и будь, что будет.

Закидываю по одной, запиваю водой. Следом тянусь к окну, распахиваю настежь. Я не знаю, через сколько снотворное начнет действовать, поэтому сразу ложусь в кровать. Слышу шаги Эммы. Она то приближается к моей комнате, то возвращается обратно на кухню. Не знаю, что ей надо от меня, но разговаривать с ней я больше не намерена.

Комната плывет перед глазами. Касаюсь рукой стены, пытаюсь определить, где верх, где низ. С момента принятия таблеток прошло минут двадцать, а сонливость я все еще не чувствую. Лишь головокружение и тошнота. Пытаюсь вспомнить, что именно я съела за сегодня: салат с курицей и картошку с мясом. Еда была испорчена? Или же это действие таблеток?

Мысли рассеиваются. Я пытаюсь контролировать разум, но шум в голове не дает мне этого сделать. Да еще и странные спазмы в животе приносят дискомфорт. Я пытаюсь расслабиться, но ком все сильнее подступает горлу. Выйти в туалет не вариант: тетя Эмма сразу увидит мое состояние и вызовет скорую. Я пытаюсь встать с кровати, но силы покидают тело. Усталость молниеносно распространяется в каждую клеточку. Веки мгновенно тяжелеют. Я прекращаю попытки встать и обессилено падаю обратно.

Комната все еще ходит кругом. Я не могу понять: сплю или нет. Пытаюсь поднять руку, но тут же чувствую, как все конечности онемели. На меня словно положили арматуру.

Зрение подводит. Блики и белая дымка пляшут в глазах. Я не могу их больше держать открытыми, но отчетливо понимаю, что произойдет, если закрою их.

Сдаюсь.

Мама. Я вижу отчетливо ее лицо. Она стоит, прижав одну руку к груди, а вторую протягивает мне. Вокруг нас так много света, что я невольно щурюсь.

– Ты готова? – ее голос проходит сквозь меня.

Я уверено протягиваю руку, касаюсь ее холодных пальцев.

– Не думала, что так быстро сдашься, – прошипела мама и с силой сжала мою руку.

Ее лицо исказила жуткая гримаса. Я пытаюсь выбраться из ее хватки, но тело сковала острая боль. Трясло так, словно из меня пытались вытрясти всю душу. Воздуха не хватало. Во рту стало так горько и противно, что хотелось выблевать все наружу. Следом ударила крупная дрожь по телу.

– Не такую дочь я растила! – звучал ее голос в голове.

Я пыталась кричать, но меня лишили голоса. Сил становилось все меньше. Подо мной образовалась черная воронка. Только благодаря маме, я не попала в нее.

– Пойдешь со мной?

Ее лицо, с ним что-то было не так. Глаза сползли к губам, нос оказался в области лба, но лишь улыбка оставалась неизменной. Я опускаю взгляд вниз и снова возвращаю его к маме. Выбора нет. Я киваю головой.

Яркая вспышка лишает меня зрения. И лишь приглушенный женский крик напомнил о том, что несколько минут назад я была жива.

Лея

Я очнулась в комнате, залитой белым светом флуоресцентных ламп. Первая мысль, пришедшая в голову: кто я и где нахожусь. Это комната с безупречно белыми стенами и бутафорскими предметами: кровать с ровными краями, будто сделанная из картона, маленький столик на белой ножке и тоже сделанный из картона, и дверь тоже белесая и плотно закрытая.