Семен Дежнев — первопроходец

Возвратившись к своим казакам, Татаринов возобновил с ними уроки. Теперь стреляли из ружей-самопалов или карабинов по плавающим целям.

Как-то наставник заметил Дежнёву:

— Неплохо плотничаешь, говорят про тебя.

— От отца научился, — ответил Семён Иванович. — У нас почти каждый пинежанин искусный плотник. Тебе, Лександра, надо что-нибудь срубить?

— Хотелось бы баньку малую. Работы-то на один день.

— За этим дело не станет. Помогу тебе.

Дежнёв пригласил за компанию и Корнея. Не то чтобы они сдружились, но за долгий путь привыкли друг к другу. Еловые брёвна на дворе у Татаринова были уже приготовлены. Семён срубил небольшой бревенчатый сруб. Корней натаскал камней-валунов для очага. Над очагом поставили чугунный котёл. Дежнёв ещё раз приходил к Татаринову, уложил полог из лиственных плах, чтоб париться на нём, покрыл крышу древесной корой.

В знак благодарности Татаринов пригласил Дежнёва с Кольчугиным попариться в новой баньке. Оба с радостью приняли приглашение и долго парились с великим наслаждением, подливая холодную воду на раскалённые камни очага и исхлестав друг друга берёзовым веником. Соскучились по такой баньке. До этого купались в Иртыше, пока не похолодало. После баньки Лександра пригласил обоих в избу, угостил свежим судаком и брусничным напитком. Дом Татариновых был обставлен на русский лад — в углу иконы, перед которыми теплились лампады, сундуки с рухлядью, широкая супружеская кровать, перед ней на полу разостлана медвежья шкура. Как и все небогатые жилища, татариновская изба топилась по-чёрному. Однако в ней было чисто. Трудолюбивая хозяйка поддерживала чистоту.

— Неси-ка нам второе блюдо, Настасья, — сказал Лександра жене, когда с судаком было покончено.

Настасья принесла мясное кушанье — тонкие ломти, приправленные чем-то острым, уложенные в плоские деревянные тарелки. Мясо было жестковато, но гости съели его с аппетитом.

— Вы знаете, что вы ели? — спросил с хитрецой хозяин.

— Только не медвежатина. Может быть, сохатый или олень, — высказал предположение Семён Иванович.

— Вот и ошиблись, — ответил, смеясь, Татаринов.

— Что же это? Не томи, Лександра! — воскликнул Корней.

— Лошадка это. Ио-го-го! Натуральная конинка.

Оба гостя поперхнулись. Дежнёв растерянно произнёс:

— Как же так? Ведь мы не употребляем конину. Грех же это великий — трудовую скотинку, друга твоего, поедать.

— Ничего, мужики... Привыкайте, — невозмутимо сказал Татаринов. — В Сибири не только лошадку, собачку кушать станете, коли нужда заставит. Вот попадёте в полярные края... Припасы кончились, зверь не ловится, — вот и собачке будешь рад. Аль с голодухи подыхать?

— Бывает, конечно... — примирительно сказал Дежнёв. — Я вот на Вайгаче однажды песца ел.

Но Корней был настроен воинственно и намерен был изрядно изругать хозяина, невзирая на его начальственный ранг полусотника. Но тут дверь открылась, и в избу вбежала стройная кареглазая девушка-татарочка лет пятнадцати, ослепительно красивая. Завидев гостей, она засмущалась и закрыла лицо платком. Татарочка и поумерила пыл Корнея, устремившего восхищенный взор на девушку.

— Дочка? — спросил Кольчугин хозяина.

— Ошибаешься. Ещё не успели мы с супружницей такую дочку родить, — услышал он ответ. — Нашей старшей всего десятый годок пошёл. А это своячница, сестрица моей жены, Амина.

— Хороша.

— Потому-то многие парни на неё заглядываются.

Кольчугин потом постоянно твердил Семёну:

— Хороша татарочка, Лексашкина свояченица. Женился бы на ней. Ей-богу, женился.

— Приглянулась, что ли?

— Не то слово. Девка — загляденье.

— Поговори с Лександрой по душам.

— Побаиваюсь. Неровня всё же. Я рядовой казак. Он полусотник, начальник мой. Да и слишком молода ещё.

Кольчугин как-то нашёл повод и разговорился с Татариновым. Узнал, что Амине скоро исполнится пятнадцать годков. А Дежнёву сказал самоуверенно:

— Через год непременно посватаюсь. Надоело бобылём ходить.

Служба Дежнёва в Тобольске шла своим чередом. Он наравне с другими казаками нёс караул в самом городе, охранял крепость и казённые амбары с мягкой рухлядью и припасами, отправлялся в отдалённые поселения на сборы ясака, ходил на усмирение непокорных князцов.

Один такой поход состоялся в зимнее время. Стрельцы, как наиболее привилегированная и лучше вооружённая часть войска, составляли ядро тобольского гарнизона и несли службу главным образом в городе. На казаках лежала главная тяжесть дальних походов. В условиях бездорожья средней и северной части обского бассейна основными путями сообщения в летнее время были реки, а зимой передвигались на лошадях по тем же рекам, скованным льдом.

Вот и на этот раз, в разгар зимы, небольшой казачий отряд выступил в поход. В числе казаков отряда находился и Семён Дежнёв. Целью похода было вогульское селение на обском берегу ниже того места, где великая река Обь принимает свой главный приток Иртыш. Местный князец проявил строптивость, отказался выплачивать ясак, прогнал ясачных сборщиков, не имевших надёжной охраны. Командование отрядом было возложено на полусотника Татаринова.

В пути полусотник поведал казакам, что некоторые князцы доставили много хлопот тобольским властям. Недовольные тем, что они лишались прежних доходов от сбора пушнины с соплеменников и возможности безнаказанно притеснять и обирать рядовых членов своего рода, они стали подстрекать своих людей к вооружённым выступлениям против русских. Особую активность проявила кодская «княгиня» Анна, прозванная «лихой атаманшей». Вместе с обдорским князцем Василием она подняла обских и берёзовских остяков, которые осадили Березов, но были рассеяны с помощью ружейного огня. Позже та же самая Анна с князцами Чумеем, Кеулом и Таиром вступили в контакт с иртышскими татарами и некоторыми вогульскими родами. Назревало широкое выступление, но русские сумели предотвратить его и сурово обошлись с «лихой атаманшей» и её главными сообщниками.

Но всё же подобные выступления в Западной Сибири случались редко. В целом местные племена относились к русским доброжелательно и не хотели быть слепым орудием властолюбивых и корыстных князцов. Власть русского воеводы всё же служила хоть и не всегда надёжной, но всё же защитой против злоупотреблений родоплеменной верхушки.

Поход на нижнюю Обь кончился вполне благополучно. Князец Тугай, прослышав о приближении русского отряда, сам вышел ему навстречу. Преподнёс Татаринову подарки — шкурки соболя и чернобурок.

— Пошто супостатничаешь, Тугай? Ясак не платишь, государевых людей обидел, — сурово выговаривал ему начальник отряда.

— Моя ни, ни... Твоя, большой начальник, — не понимай меня, — лопотал князец.

— Эх, ты, твоя, моя! Ясак платить будешь? — резко оборвал его Татаринов.

— Плати, плати ясак. Давно хотел плати, к тебе ехать.

— Почему раньше не платил, Тугай?

— Моя больной был, совсем больной, сто раз больной...

Ясак князец выплатил сполна. Татаринов заставил его отпустить на волю рабов. В рабство попадали должники и военнопленные, захваченные во время межплеменных усобиц. Теперь, благодаря усилиям тобольских властей, усобицы эти сходили на нет. Татаринов пообещал князцу увезти его в Тобольск и засадить в крепость, если Тугай будет продолжать обижать соседей.