Семеро Тайных

Крутогор пошел по кругу, смеясь, вскидывая руки, приветствуя дружинников, а бледной как полотно княжне послал воздушный поцелуй:

— Я скоро!.. Этот бой не будет долгим.

Однако, судя по его танцующей походке, он собирался драться красиво и долго, показывая все свое искусство, напрягая мышцы, чтобы народ княжны и его люди могли полюбоваться статной фигурой.

«В самом деле зарубит, — подумал Олег с холодком ужаса. — Этот зверь всю жизнь провел в убийствах. Да не зверей, а людей... А что я?»

Княжна вскрикнула срывающимся голосом:

— Это... это убийство!.. Пусть он наденет доспехи!

А старый воевода добавил хмуро:

— И возьмет хотя бы щит.

Крутогор весело захохотал:

— Почему нет?

По знаку воеводы один из рослых гридней начал поспешно сдирать с себя доспехи. Олег поморщился:

— Не надо. Я же сказал, что не ищу воинской славы.

— Но тебе предстоит...

— Вижу, — буркнул он. — Но что за нелепость полдня пялить на себя все это железо, а через мгновение опять снимать?

Крутогор вскинул руки:

— Он не трус!.. Это хорошо. Отважного сразить всегда почетнее.

Играя плечами, он красивой танцующей походкой стал приближаться к чужаку, что так и застыл с мечом, опущенным к земле. Дружинники смеялись, гридни и княжна с боярами хранили угрюмое молчание. Кто-то из молодых все же не выдержал, жалким голосом крикнул, чтобы защищался, меч все-таки надо кверху, сейчас будет удар...

Олег, словно послушавшись, медленно поднял меч обеими руками. Крутогор остановился напротив, его клинок красиво двигался из стороны в сторону, глаза смеялись, а щеки раскраснелись.

«Убийца, — подумал Олег с отвращением. — Почуял запах крови, аж дрожит от предвкушения...»

Крутогор сделал замах. Красивый, долгий, рассчитанный на то, что противник успеет выставить защиту или уклониться, а меч можно метнуть в другую сторону, но красноголовый чужак стоял тупо, и кончик лезвия на лету неуловимо быстро коснулся его локтя.

В толпе ахнули, дружинники весело заорали. На руке из длинной царапины выступила кровь. Крутогор ухмыльнулся, и тут все увидели, как чужак сделал то, чего никто не ожидал: с внезапно рассерженным лицом молниеносно перебросил тяжелый меч словно хворостинку в левую руку, тот взвился над головой, все успели увидеть широкую сверкающую дугу, затем был короткий лязг, смачный удар, словно мясник рассекал коровью тушу, тут же красноголовый странник с отвращением опустил залитый красным по рукоять меч.

В гробовой тишине все смотрели на две половинки того, что только что было смеющимся молодым и сильным князем. Лезвие меча рассекло от левого плеча наискось через грудь и вышло справа у пояса. Красные потоки хлестали бурно, из разреза выпячивались серые легкие, там шипело, комок мышц пульсировал и разбрызгивал кровь по вытоптанной земле, из другой половинки выползали выдавливаемые внутренним давлением окровавленные внутренности, залитые слизью и желчью.

Олег собрал всю волю в кулак и, стараясь не побледнеть и дать себе стошнить, сказал громко и четко:

— Ваш князь убит. Если не хотите лечь рядом глупо и бесславно, слезайте с коней! Оружие на землю.

Воевода опомнился первым, прокричал хриплым злым голосом, в котором было щенячье ликование:

— И побыстрее!.. Эй, лучники!

В окнах второго поверха вместо служанок уже стояли гридни с колчанами стрел за плечами. Олег услышал скрип натягиваемых луков. Дружинники медлили, неверящими глазами смотрели на то, что осталось от их вожака. Гридни выставили копья, к ним подбегали все новые и новые, окружали, голоса стали громче, свирепее.

Олег чувствовал на себе взгляды всего княжества. Стиснув зубы, вытянул меч в сторону дружинников:

— Считаю до трех!.. Раз... два...

С длинного зазубренного лезвия срывались тягучие капли крови. Они исчезали в широкой луже, что подступала к подошвам его сапог, но острие грозно смотрело, казалось, каждому прямо в лицо.

Мечи, топоры и даже ножи посыпались, как в грозу спелые груши. Олег помедлил, его рука с отвращением отшвырнула меч, он отступил, сколько крови в этом разрубленном теле, за спиной завопили придавленные, когда стена зевак разом отшатнулась, давая ему дорогу.

Он намеревался исчезнуть как можно незаметнее, уже смутно догадываясь, что хоть и ученый вроде, а дурак редкостный, кто же отпустит героя без пира в его честь, и тут же знатные бояре, пока воевода сгонял пленных в кучу, подхватили под руки, пусть не совсем белые, подвели к княжне.

От него ждали то ли поклона, то ли еще чего, он не знал, потому вежливо поклонился:

— Прости, светлая княжна, я как-то шел мимо... Может быть, это у вас игра такая, а я влез как медведь.

Ее красивые глаза расширились. Алые щечки заалели ярче, она вскрикнула удивленно и счастливо:

— Шел мимо? Не скромничай!.. Уж мы-то знаем, через сколько гор, лесов и рек приходится пройти герою, прежде чем одолеть злодея!

Да какие горы, вертелось на языке, злодеи и так на каждом шагу. Бей хоть вслепую, все равно прибьешь либо злодея, либо вора. Сказал вслух:

— Прости, но все вышло случайно. Он же чуть на меня конем не наехал.

Бруснильда оглянулась, хлопнула в ладони. Звонкий голос стал властным и сердитым:

— Где конь Крутогора?.. Привести в дар герою!.. Как и все доспехи, оружие, его одежду.

Воевода буркнул:

— По одежке встречают, коли рожа крива. А ему-то зачем? Мужчина должон быть страшный, лохматый и потный.

Олег сказал горячо, чувствуя поддержку:

— Зачем одежка с мертвяка? Да и железо теперь разве что в кузницу. На подковы или еще что...

Один из старых бояр наклонился к ее уху, пошептал, указывая глазами то на Олега, то на лужу крови, что осталась после того, как уволокли сраженного. Княжна милостиво кивнула:

— Да-да. Ты прав. Объяви, что на три дня все освобождаются от работ и мыта. Везде пляски и песни, скачки и состязания! Княжество избавлено от смертельной угрозы, завтра с утра пир! Для простого люда выставить столы на площадь, из подвалов выкатить бочки с вином! А на столы трое суток подавать из княжеских запасов!

Со стен города гремели трубы, созывая народ на праздник. Не простые из дерева, разбитого молнией, здесь эти трубы называют трембитами, не из рогов, а из блестящей меди, звонкоголосые и радостные.

«Я прошел, — подумал Олег, — огонь и воду, как говорил Мрак. А сейчас, похоже, настал черед медных труб. А это потруднее, потому что как-то рука не поднимается... ну... Отказаться — это же плюнуть этим добрым радостным людям в суп и уйти по своим делам, которых они не понимают. И не поймут».