Семейное дело

– Подземный ход, – сообщил Василий Данилович, который не только обошёл место происшествия, побывав даже под опасно накренившимся экскаватором, но оглядел внутренности траншеи и уже распорядился принести лестницу. – Ведёт к дому и туда – к роще.

– Настоящий подземный ход?

– Даже кирпичом выложен.

– До чего интересно! – захлопала в ладоши Эльвира.

– Что тут интересного? – не понял Анисим. Он всё ещё рассматривал открывшуюся траншею как вероятный источник аварий и прочих опасностей. Пихоцкий, судя по традиционно унылому выражению лица, в целом разделял.

– Достопримечательность… – протянул сообразивший что к чему архитектор.

– Конечно! – Эльвира повернулась к Чикильдееву. – У нас на территории будет настоящий подземный ход! Не специально вырытый для увеселения публики, а старинный! Древний! Настоящий!

– Только отреставрированный, – добавил Небалуев. – Иначе не полезет никто.

– Почистим, пол перестелим, поставим приглушённый свет. – Красавица сделала шаг вперёд. – Давайте на него посмотрим!

– Ты в самом деле собираешься лезть в эту жижу? – Анисим кивнул на грязь, а затем, куда выразительнее, на всё ещё чистые и блестящие туфли девушки. Начальство перемещалось по деревянным настилам, что и позволяло сохранять приличный вид.

– Принесите мне сапоги!

– Тогда уж и комбинезон.

– Я хочу посмотреть! – Эльвира топнула ногой.

А в следующий миг спустившийся в траншею прораб громко сообщил:

– Кирпичная кладка!

– Это мы видим.

– Высотой не менее двух ярдов… Ого!

– Что?! – Кумарский так подался вперёд, что едва не поскользнулся. – Что?! Сокровища?

Эльвира и Чикильдеев посмотрели на архитектора с некоторым удивлением.

– Ещё нет, но кое-что имеется. – Прораб вылез на поверхность и протянул Анисиму серебряный рубль. – Старинный.

– Царский. – Чикильдеев тут же передал монету Эльвире.

– Тяжёлый… – Девушка с уважением взвесила рубль на ладони.

– А что-нибудь ещё там есть? – осведомился Небалуев, которому страсть как хотелось вцепиться в находку и куда-нибудь её спрятать. – Другие рубли?

И удостоился ещё одного удивлённого взгляда.

– Рабочих в подземелье не пускай, – подумав, распорядился Анисим. – Пусть принесут сапоги и комбинезоны на всех – мы сами отправимся вниз. – Даже нависший над проходом экскаватор не пугал Чикильдеева. – И пусть продолжают работы на других участках.

– Хорошо.

Прораб отправился исполнять приказ, Анисим подошёл к Эльвире, взял её за руку и стал что-то тихо говорить, Пихоцкий достал блокнот, а Кумарский со всей возможной осторожностью приблизился к краю настила и замер, уставившись в чёрный провал подземного хода.

– В яму, что ли, свалился?

Подвизавшийся в охране строительства Газон застолбил за собой ночную смену – так было сподручнее бухать, не привлекая ненужного внимания всяких важных шишек и других мешающих жить персонажей, – соответственно, спал до обеда и выбрался на шум лишь в самом конце представления, когда облачённое в строительные робы начальство поползло куда-то в глину, основная масса строителей вернулась к делам насущным, а небольшая группа зевак состояла из охранников и тех рабочих, которым предстояло заняться спасением экскаватора.

– Чо случилось?

– Ход подземный открылся, – ответил дикарю смолящий дешёвую сигарету рабочий.

– Да ну! – изумился Шапка. – Как в графе Монте-Кристо?

Вопрос вызвал недолгую оторопь в силу того, что собеседники подобной закавыки не ожидали.

Сигизмунд Феоклистович Левый считался среди коллектива «холуём» архитектора, и отношение к нему было соответствующим – настороженным. Ухо при нём держали востро, но задирать – не задирали, потому что один раз попробовали, но всюду татуированный Сигизмунд Феоклистович, даром что мелкий, толстому Денискину навалял качественно, лишив двух зубов и едва не сломав руку, после чего продемонстрировал окружающим справку об освобождении, сообщил, что «не парясь, камеру держал», и больше к нему не лезли. Хотя и хотели, потому что от Сигизмунда Феоклистовича постоянно попахивало запрещённым спиртным и ничего ему за это не было.

Но это лирика.

Что же касается нынешнего случая, то все знали, что повышенной грамотностью архитекторский наушник не страдал, вот и оторопели.

– Как граф, – подтвердил опомнившийся бульдозерист. – Только другой.

– Местный, – добавил курильщик.

– Тоже сидел? – участливо осведомился Газон. И, не дожидаясь ответа, вздохнул: – Всё это… репрессии, мля, только ужас принесли. Никого тогда не жалели, мля. А меня, мля, даже и сейчас посадили, как в тридцать седьмом…

Политическое заявление тоже было встречено молчанием. Во-первых, никто ничего такого не заказывал, во-вторых, ночной охранник напрасно напомнил о недавнем визите в казённый дом, поскольку приличные люди уголовников сторонятся.

– А зачем хозяева в грязюку полезли? – продолжил расспросы дикарь. – Чего вас не заслали пачкаться?

– Не доверяют.

– Типа там грязь лечебная?

– Типа там сокровища могут быть, – резанул курильщик.

– Да ну? – Теперь пришла очередь оторопеть Шапке. – Настоящие?

– Нет, мля, фальшивые, – передразнил его работяга.

– Да ну?

– Вот тебе и «да ну»! Ты про клад графини Юлии не слышал, что ли?

– Он же не местный, – буркнул бульдозерист.

– А, верно. – Курильщик бросил в лужу грязи «бычок» и тут же закурил новую сигарету. Перенервничал, видать. – У нас все знают, что графиня Юлия после революции тут клад скрыла. Почти сто лет его ищут, да всё зря.

– Большой клад? – деловито осведомился пришедший в себя Газон.

– Богаче Озёрских даже в Тихвине никого не было.

– Так вот оно что… – Шапка повернулся к провалу, в который как раз опускался архитектор, и, зло прищурившись, повторил: – Так вот оно что… Сука…

– Нет там клада уже, – негромко произнёс бульдозерист. – Немец его нашёл. Мне дед рассказывал.

– Ага, никто о том не знает, а твой дед знает, – поморщился курильщик, которому очень не хотелось расставаться с заветной мечтой однажды выкопать из глины невероятное богатство и куда-нибудь уехать. В Египет, например, где можно целыми днями жить в отеле, а все вокруг тебя кормят, потому что «оллинклюзив».

И в этом он не был одинок, поскольку каждый озёрец искренне считал, что рано или поздно разбогатеет – нужно только счастливый билет вытянуть.

Из глины.

– Дед у меня партизанил тут, – упрямо продолжил бульдозерист. – Он говорил, что точно видел: немец клад нашёл и в грузовик погрузил.

– Никто этого не видел, кроме твоего деда.

– А я тебе говорю…

Бульдозерист начал заводиться, но выбравшийся из провала прораб махнул ему рукой:

– Свекаев! Свёкла!! Давай свой аппарат сюда живо! Грунт проседает, и экскаватор скоро рухнет!

– Бегу!

Свекаев рванул к бульдозеру, курильщик, матернувшись, двинул к кренящейся технике, а Газон заложил руки в карманы и качнул головой:

– Клад, значит… Богатый… А ты, сука, молдаванин, кинуть меня хотел…

И перед его внутренним взором появилась чудесная картинка: он мчится на верном мотоцикле по гладкой асфальтовой дороге, за спиной, прижавшись к нему, хохочет пышногрудая деваха, а следом зелёным шарфом развеваются длинные, как волосы Рапунцель, рубли…

* * *