Семейные хроники Лесного царя. Том 2

У девушки горели щеки и сияли глаза. Ее пламенная речь не оставила равнодушным никого из присутствующих. Над отрядами поднялся возмущенный ропот. Барон побледнел, его дряблые щеки задрожали, как кисель. Но больше всех оказался шокирован, естественно, Эжен.

— Госпожа моя? — выдохнул он, вновь падая на колени перед принцессой и устремляя на нее, брезгливо скривившуюся, взгляд, полный отчаянья и неверия.

— Пёс! — шипя, выплюнула Клер-Элиан. — Не гляди на меня так, не разжалобишь! Тебе такому самое место быть подстилкой!

— Вот злодей! — возмутились пуще прежнего гоблины, хотя, если честно, понимали в происходящем всё меньше и меньше. — Так дитя богини опоганил! Да она ж хуже гадюки стала! Бессердечная!

— Не смейте, это моя госпожа! — со слезами в голосе выкрикнул Эжен, и гоблины притихли. Рыцарь вновь обратился к принцессе, произнес со вселенским смирением: — Что ж, если на то ваша воля, я покорно принимаю свою судьбу. Распоряжайтесь мной, как вам угодно.

Клер брезгливо прищурилась на тихо льющиеся по его лицу слезы:

— Тряпка! И ты возомнил себя достойным добиваться моей благосклонности? Разрешить целовать мои туфли — и то для тебя слишком великая честь!

Эжен, окончательно проклявший в мыслях самого себя и за трусость, и за двойное предательство, (за то, что сперва сговорился с драконом, а потом не выдержал и признался в сговоре принцессе) — посчитал ее слова приказом. И склонился низко, едва не уткнувшись лицом в дорожную пыль.

Всем сделалось весьма неловко.

— Вовремя парнишка унизился, — заметил Руун.

И верно, в этот самый миг небо потемнело, будто настали неурочные сумерки.

— Поночуги прилетели, — пояснил Тишка в первую очередь для Груши, чтобы не испугалась.

Испугаться тут было отчего, не каждый день на землю падают черные тучи! Причем тучи живые и зубастые… Хотя можно ли полупризрачную нежить причислять к живым созданиям? В любом случае в собственном существовании поночуги не привыкли сомневаться. Как не усомнились нынче и свидетели, узревшие сих редкостных страшилищ. Гоблины матюгнулись, гвардейцы поддержали, маги просто молча восхитились.

Каждая «туча» одна могла застлать средних размеров крестьянский огород. Тела их при свете дня казались размытыми, зыбкими, но при этом каждая поночуга имела явные очертания головы, как у филина; в оной светились глаза, словно лимонно-желтые фонари, с вертикальной черточкой зрачка. Зрячие глаза, размером с колесо телеги! От мимолетного такого взгляда людей кидало в дрожь и оторопь. При этом поночуги имели вполне четкие птичьи лапы с длинными цепкими пальцами и загнутыми когтями, а также широкие крылья, пусть и просвечивающие в солнечных лучах насквозь, но с вполне осязаемыми жесткими перьями, на концах снабженными костяными шипами-спицами в локоть длиной. Вместо ожидаемого совиного клюва под парой глаз-колёс красовались широкие как будто улыбающиеся пасти, густо усеянные острыми клыками-саблями.

Так как развернуться эдаким птичкам на перекрестке было особо негде, пикировали поночуги по очереди цепочкой: одна цапнула себе гоблина когтями, взмыла ввысь, едва не зацепив верещащим коротышкой верхушки деревьев, за ней уже неслась следующая, за ними третья, четвертая, пятая… И так в мгновение ока расхватали весь зеленолицый отряд, упорхнули прочь.

Люди выдохнули. Протерли глаза, заслезившиеся от мерцания тьмы и света, от шквального ветра, поднятого огромными крыльями. В ушах помалу стих звон от истошных воплей гоблинов.

«Они их не съедят?» — услышал Светозар мелодичный девичий голосок. Удержался от соблазна тоже протереть глаза, уставился на Грюн. Она на него в ответ, вопросительно и тревожно.

— Это ты сейчас сказала? — переспросил Тишка.

— Она-она, соизволила наконец-то, — хмыкнул Руун.

Тишка расплылся в счастливой улыбке. Мотнул головой:

— Нет, конечно, не съедят. Это я через здешний лес попросил их поторопиться, прилететь поскорее и забрать гоблинов, чтобы их не поймали военные. А оказалось, что поночуги как раз за твоими родственниками и охотились. Вернее нет, не охотились — гоблинские женщины попросили их вернуть увлекшихся путешествием мужей домой. В какой-то новый дом, мне пробовали объяснить, только я не понял, если честно. Поночуги, они сообразительные и тщательно исполняют приказы, но внятно изъясняться у них получается туго. Они хотели мне какое-то послание передать от Милены, моей сестры, но я попросил позже, сейчас не до того.

Светозар замолчал, похоже, общение с чужим лесом и впрямь давалось ему с трудом, тем более двойная связь — через лес с неразговорчивыми страшилищами. Между тем Руун приметил полдюжины ростков, что исподтишка ползли к полуэльфу от ствола дерева. Дракон якобы случайно хлестнул ростки подвернувшимся под руку луком.

— Скорей! Догнать! По коням! Поймать хотя бы одну тварь! Изучить!!! — заорали наперебой маги, отойдя от впечатления.

Вдохновленный увиденным, Летучие Стражи Гильдии чародеев вскочили на своих скакунов и кинулись за поночугами. (С ними, обмирая от азарта и новизны, унеслась и Эн-Мари). Светозар проводил книжников снисходительным взглядом: поночуги-то летели, пусть не с огромной скоростью, но по воздуху, а отряду придется скакать через заросли и овраги без прямой дороги. Как тут догонишь! Гоблины и главные ночные страшилища Ярова Леса возвращались домой в полной безопасности. (С другой стороны, конечно, Тишке было немного жаль гоблинов, он-то думал, что они не знают, что за ними этот страх послали их заботливые жены, и сочувствовал зеленым коротышкам от всего сердца. Он лишь понадеялся, что они потом между собой разберутся, по прибытии.)

Так как Эжен согнулся в земном поклоне, налет поночуг его не коснулся. Ну разве только пылью занесло. А вот принцесса Клер-Элиан, стоявшая над ним в полный рост, оказалась в пределах размаха перьев-спиц. К счастью, в итоге пострадало лишь ее самолюбие и платье. Взъерошенная, она так и застыла, часто моргая глазами — полуодетая, в разодранном на лоскутья наряде.

Тем временем Хьюго воспользовался общим замешательством, а затем суматохой магов — и увел у гвардейцев коня, который ему понравился больше, чем клячи, одолженные у барона. Вскочив в седло, бывший оруженосец поддал под лошадиные бока пятками:

— К черту твоих драконов и блондинов! Обойдешься без них! — и на скаку подхватил безвольную принцессу, перекинул поперек седла. В общем, похитил для своих корыстных целей.

Никто не попытался их удержать или хотя бы вернуть коня.

— Простите, я так и не расслышал ваше имя? — вежливо и сухо поинтересовался капитан у барона. Глава отряда Королевской Гвардии Правопорядка справедливо рассудил: раз гоблинов утащили колдовские создания, так пусть теперь ими маги и занимаются.

Барон растерянно назвался. Его лошадь, как и многие другие, от страха наложила кучу. Теперь она неловко перебирала копытами, пытаясь не вляпаться, отчего наездника качало в седле и подкидывало, хотя его без этого подташнивало от увиденной жути.

— А, так вы тот самый самодур, на которого поступили многочисленные жалобы от населения за порочное поведение развратного характера? — припомнил капитан. Отдал приказ: — Взять его под стражу.

Расчет капитана был прост: возвращаться с задания без единого пойманного преступника было бы некрасиво и неудобно перед начальством.

Люди барона благоразумно не предпринимали попыток заступиться за своего господина. Барон лишь хлопал глазами и мямлил нечто невразумительное, когда ему связали руки за спиной, оставив сидеть на своей же лошади. Стражники из его поместья демонстративно пригорюнились, с поклонами пожелали хозяину скорейшего возвращения, явно имея на уме противоположные надежды. Помахав во след отряду гвардейцев и арестованному, они бодро и весело засобирались домой. При этом не забыли прихватить лошадь Эжена, проворчав, что барон сам виноват — связался с убогими. Где ж это видано, чтобы королевская дочь была распутницей, а рыцарь слизняком и плаксой. Эжен, сидевший на земле, обхватив колени руками, им не возразил. Впрочем, он, похоже, ничего не слышал, погруженный в свои горести.