Семейные хроники Лесного царя. Том 2

— Не смей меня целовать на глазах у моей жены!

Но так как маг сейчас был слабым, как новорожденный котенок, Руун на оплеуху нисколько не обиделся.

— Ты помнишь меня? — на всякий случай уточнил Марр.

— Тебя забудешь! — проворчал Сильван. Недовольно скривился: — Поставь меня на землю! И почему ты опять полуголый?

— Что происходит? — заморгал на тусклый свет жуков Яр. Он приподнялся, опираясь на руку, зябко кутаясь в одолженный кафтан.

— Папка? — высунулась на шум из-под одеяла Милена. завизжала, вскочила, понеслась обниматься: — Папка!!!

Сестру опередил Тишка, схватил отца первым, тот лишь смеялся и пытался мягко отбиться от поцелуев куда попало:

— Перестаньте! Ну что с вами такое? Будто век меня не видели!

Лукерья подходить не спешила, как и Грюн. Обе остались сидеть в уголке, обнявшись друг с другом, пряча от всех неудержимые слезы облегчения.

— А где Мирош? — опомнилась Милена, заоглядывалась, будто они могли не заметить младшего братишку под каким-нибудь корешком. — Разве он не вернулся вместе с вами?

Обведя подозрительно притихшее семейство пристальным взглядом, Яр потребовал объяснений. Выслушав сбивчивый рассказ, шикнув на перебивавших друг друга старших сына и дочку, Яр решительно встал на подламывающиеся от слабости ноги, застегнул болтающийся на нем кафтан.

— Лес?! — заорал он. — Немедленно отвечай! Я приказываю тебе! Верни Драгомира!

Кажется, им пришлось напряженно ждать и вслушиваться в звенящую тишину больше минуты, прежде чем раздался беззвучный ответ:

«Драгомир?»

— Лес отозвался! — обрадовалась было Милена.

«Кто это?»

— Мой сын! Верни моего сына, ты, гора трухлявых гнилушек! Проклятый безмозглый слизняк! Верни его! — взорвался Яр, заколотил кулаками по стволу главного дуба и несколько раз пнул. Но это не помогло, Лес продолжал недоумевать:

«Кто ты? Почему ты мне приказываешь?»

— Я твой царь и владыка, чудовище ты скудоумное! Забыл?!

«Лжешь. Мой хранитель не ты», — коротко ответил Лес. И снова замолчал, опять надолго.

Яр не знал, что делать, чтобы самому не сойти с ума. В отчаянии даже собрался пожар учинить, но Тишка за ним пристально следил и не позволил начать весь кошмар заново.

— Ксаарз! — подошел к нему Сильван, строго нахмурил брови. — Пожалуйста, подумай о старших своих детях — второй раз тебя потерять им будет еще больнее. Так что возьми себя в руки и не нервируй всех своим мельтешением, черт тебя возьми! Все и так устали, пока старались нас с тобой вытащить. Лучше вспомни, сколько времени тебе самому понадобилось, когда ты только заключил контракт? Как долго ты осваивался с новым положением, пока не взял верх над Лесом и не заставил его себе подчиниться?

Яр растерянно заморгал. Он понятия не имел!

— Всю весну! — вспомнила вместо него Лукерья. — Он не приходил к нам с бабушкой почти три месяца! А после полнолуния явился и точно так же хлопал глазами, не понимая, как мы за него переживали! Гадали, куда он пропал — то ли медведю в пасть угодил, то ли в полынью, то ли в капкан охотникам.

— Прости, — вздохнул Яр, оглянувшись на бывшую жену.

— Причем Лес с тобой-то вступил в союз добровольно, без угроз и принуждения, так ведь? — заметил Сильван. — Теперь подумай, сколько времени нужно Драгомиру, чтобы заменить тебя? Чтобы всё исправить и привести в порядок? Сколько всего мы с тобой вдвоем натворили в умопомрачении? Ладно ты, но чтобы такой чернокнижник, как я, бушевал в сердце природных стихий — это же уму непостижимо! Не удивляюсь, что у Леса память отшибло после такого. Удивительно, что это странное существо вообще сохранило способность мыслить разумно.

— Мда, — снова тяжко вздохнул Яр, признавая несомненную правоту друга.

Эпилог. Мир

Лодка мягко ткнулась носом в береговую отмель. Мужчина выпрыгнул первым, подтащил лодку выше, привязал веревкой к нижней ветке выворотня, свисающего над водой, но пока еще крепко держащегося корнями за откос обрыва. Следом из лодки выскочили два мальчишки-ровесника, оба вихрастые, светлые, но по лицам судить — точно не братья. Даже выражение глаз слишком разное: у одного любопытный взгляд, легкий, у другого по-взрослому тяжелый, цепкий.

— Васька, корзину возьми, — скомандовал Богдан Шмель.

— Агась! — звонко отозвался сын.

— Не ори! — оборвал отец. — Имей уважение — мы пришли в гости, в вотчину лесного государя. В гостях ты неужто орешь, как оглашенный, и скачешь подстреленным зайцем?

— Агась! — хохотнул Василий Богданович и зайцем брызнул вверх по крутой тропинке, даже корзинка с походным обедом на троих не умерила обычной для пострела скорости.

— Всеволод Рогволодович, точно думаешь здесь грибы собирать? — в который раз с сомнением спросил Богдан у своего подопечного.

Княжич решительно кивнул:

— Тут, я сказал. Сивый разрешил, чего тебе еще надо, дядька Шмель? Царского указа?

— Не помешало бы, — хмыкнул Богдан. Помог мальчишке забраться на крутизну, чуть не забыл в лодке еще две корзины — пустые, для грибов.

А наверху уж Васька заждался: всю опушку обегал, встретил отца и приятеля счастливый-довольный — уже набрал полкорзины лисичек да в руке держал два огромных мухомора.

— Вот себе на обед и возьми, — съязвил Всеволод.

— Неа, тебе зажарю — вкуснотища! — парировал со смехом Василий. Мухоморы всё-таки не выбросил, завернул в тряпицу и спрятал на дно корзины, объяснив отцу: — Дядька Красимир просил для настойки какой-то, жуть полезной.

— Ну, раз просил, лекарю, конечно, виднее, — пожал плечами Шмель.

Они углубились в лес. Сперва то была светлая березовая роща, потом всё чаще стали появляться дубы, тут и там ельники.

Когда дошли до Камышиного озера, устроили привал, отобедали захваченными из дома пирогами и собранными здесь же ягодами — сахарной поздней земляникой, ранней кисленькой брусникой, ароматной ежевикой. Потом отец и сын двинулись по тропинке вкруг Камышиного направо, к другому озеру, Комарову, известному своими грибными местечками. Всеволод же отговорился, что задержится всего на минутку, вскоре их догонит — в кустики только сбегает, якобы после ягод живот прихватило. А сам пустую корзинку бросил — припустил по другой тропинке, что обводила озеро слева и вела в сторону Дубравного дворца.

Спустя час с лишним, услышав издалека встревоженное ауканье, Всеволод специально промолчал и спрятался, чтобы Шмель со Шмеленком его не нашли, не заметили и домой не увели.

— Почти выследили ведь, следопыты, — фыркнул княжич.

Дядька Богдан ни за что бы по-доброму не позволил ему остаться в Дубраве на ночь. Для этого Всеволод и придумал прихоть отправиться за грибами. А нужно было сюда попасть именно сегодня — в новолуние. Дядька Томил проболтался недавно, что именно в такие темные ночи человеку легче всего встретиться с лесной нежитью. Этого княжич и добивался — увидеться с сыном проклятого лесного царя. Он даже оружие припас, чтобы с ним сразиться и свершить правую месть за погубленного отца, по которому сорок дней аккурат в конце недели справлять будут всем городом. Княжич достал из-за пазухи отцовский кинжал, обоюдоострый, в красивых ножнах — Рогволод носил его у пояса, восседая на пирах, принимая высоких гостей. Всеволод давно его стащил и хранил под периной, дважды бегал тайком к сыну кузнеца и просил хорошенько заточить, за что честно расплачивался полным карманом леденцов, самых вкусных, сбереженных из собственных запасов. Иначе кузнецов сын долг ему не простил бы, и мало дал бы в лоб своим кулачищем, так еще ославил бы на весь мир. Или растрезвонил бы о храброй затее всем подряд. Что было бы, если б слух дошел до матери! Страшно представить. И ладно бы выпорола за нехристианскую мысль о мести, так заперла бы до зимы, запретила бы нянькам-дядькам его выпускать из хором. А зимой что? День короток, поди добеги по льду через речку! Нет, по льду оно конечно удобнее, чем на лодке с гребцом, можно одному сбегать, не врать провожатым. Но зимой лес спит! А значит и нежить не докричишься, смысл тогда из дома сбегать? С кем сражаться-то? Вот был бы Всеволод кузнецовым сыном — ему б тогда и оружие не понадобилось, эдаким кулачищем бы любого беса один ударом свалил бы с копыт…