Семейные хроники Лесного царя. Том 2

— Не трожь батю! — дрожащим ломким голосом потребовал княжич. Его трясло, но он прикрывал собой присевшего за спиной отца. — Не трожь его! Или я сам тебя убью, нежить лесная!

Драгомир не повел и бровью.

— Я сказал, мне нужен только ты, — повторил он.

Рогволод заорал, замычал — от жгучей боли, прокатившейся по телу, сделавшемуся вдруг чужим. Чужая воля разжала его руку и заставила выронить нож. По не своему желанию он на негнущихся ногах отошел от сына в сторону. И застыл, выпучив глаза, не в состоянии издать больше ни звука, ни дернуться.

— Мне нет прощения, госпожа, — поклонился Драгомир всхлипывающей княгине. — Вы были добры ко мне, когда я жил в вашем доме. Я благодарен вам за это. Но не просите зря, ваш муж останется здесь. Мне очень жаль, что вам пришлось всё это увидеть.

Княгиня только мелко покивала головой, не в силах вымолвить слово в ответ. Схватила сына за плечи и прижала к себе.

— Я убью тебя! — заревев ручьем, пообещал княжич.

Драгомир кивнул ему:

— Конечно, ты имеешь право на это. Приходи в любое время, я буду тебя ждать.

— Я сражусь с тобой, колдун! — ревел мальчишка, вцепившись в материнский подол. — Я отомщу! За всё отомщу!..

Драгомир отошел и махнул дружинникам и слугам, чтобы убирались восвояси. Пока те торопливо вытаскивали из канавы повозку, загружали рассыпавшуюся поглажу, усаживали княгиню с сыном, поправляли упряжь на лошадях, то и дело оглядываясь на застывшего столбом князя, но не смея к нему подойти близко, — лесной царевич успел созвать из вод Матушки и из чащи мелкую нечисть, наказал, чтобы они проводили людей обратно до стен города и охраняли в пути.

И только когда остались на берегу втроем, Мир щедро вернул Рогволоду голос и способность двигаться. Разумеется, далеко убежать князь не сумел — Мир и без вмешательства дракона поймал его снова. Не прикоснувшись пальцем, чарами вцепился в закровянившую плоть так, как хищник хватает свою добычу — смыкая челюсти сильнее, вгрызаясь в теплое мясо глубже, ломая с хрустом кости, пока жертва не перестаёт дергаться в последних конвульсиях.

А поняв, что человек почему-то вдруг умер, юный некромант проделал опыт с воскрешением. Ведь нужно на ком-то учиться! На ком-то, кого не жалко. Отпускать князя слишком рано Драгомир не планировал. Даже на тот свет.

______

Ураганный ветер ничуть не ослабевал, напротив, кажется, всё набирал и набирал силу. Рассыпанные по северному склону баньки давно расстались с крышами, теперь и тяжелые бревна венцов срывались один за другим, словно соломинки, поднимались в воздух и сыпались за городскую стену, круша дома. Томил ничего не мог с этим поделать, ему бы людей прикрыть от смерти, пока сил еще хватало. Щур и Рэгнет помогали держать щит, но основная тяжесть была на нем.

На буйство растений он уже не обращал внимания. Тем более взрывавшие землю колючие заросли, с невозможной скоростью устремившиеся ввысь, не были особо опасны для горожан. Да, заплетали окна домов, подпирали двери, запирали людей внутри. Да, крушили в щепки дозорные башни по углам крепостных стен, опрокинули на землю каменную колокольню монастыря. Но они же своими плетями, сами того вряд ли желая, укрепляли стены изб и теремов, не позволяли ветру сорвать крыши, не пускали к прячущимся людям обезумевшую нечисть и мертвецов, что умудрились пролезть в город через щели под частоколом, проделанные для слива помоев и дождевой воды.

Большая часть буйной мертвечины не догадывались о канавах для нечистот, они бесновались снаружи под главными воротами города. Налегая на створы, пытались не столько протаранить или вышибить с петель, сколько скреблись костями, мешая друг другу, даже пробовали грызть гнилыми щербатыми челюстями обитые железом крепкие доски.

— Глянь-ка, там мой тесть! Господи, мир его праху! — наперебой ужасались защитники пока еще уцелевшей надвратной башни, поглядывая сверху вниз. — Только весной его схоронили ведь, а весь трухлявый уже. Хороший был мужик, никогда бы на него не подумал, что вылезет из земли в таком-то виде. Жалко его смолой-то плескать, он мне наследство оставил. Аж сердце кровью обливается!

— А вон моя теща! О покойниках дурное не говорят, но уж такая зараза была баба, слов нету. Дай-ка сюда чан со смолой! Ах, хорошо пошла, горяченькая!

Со стороны реки за мертвяками следили водяницы, при надобности с визгом отшвыривались от гнилой жути камнями, не пускали убежать от потоков горящей смолы в реку.

Тускло забрезживший на горизонте отсвет рассвета снова погас — ветер нагнал такие черные тучи, что ночь вернулась, словно и не уходила, да сделалась еще непроглядней. Тучи засверкали зарницами, загрохотал гром, раскат за раскатом.

— Опять град посыплет? — поёжилась Нэбелин, одной рукой обнимая забывшегося в беспамятстве Томила, другой рассеянно поглаживая призрачную кошку, устроившуюся под боком.

Обошлось без града. Вместо него в защитный купол принялись бить молнии, одна за одной, по всему городу. Однако разряды не достигали крыш, разбивались множеством искрящих змеек, разбегались по кругу, стекались в землю. Томил крупно вздрагивал от каждого удара. Он собственного тела уже не чувствовал, сил не оставалось глаза открыть. Но пробить купол небесным огнем и спалить город в пепел он не позволит. Если щит падет, пусть даже такой хлипкий, все люди погибнут в одночасье. Разгневанный Лес не пощадит ни отроков, ни младенцев.

Нэбелин больше не лила слёз, слишком дорогой роскошью сейчас были бы эмоции. В доме лекаря оставались только они втроем да призраки животных. Щур, не взирая на бушующий снаружи ураган, убежал готовиться к великому бегству: осенило его мыслью переправить горожан через Матушку. На том берегу гнев Леса если их настигнет, то не с такой разрушительной силой. Только прежде следовало договориться о подмоге с тамошними жителями, ведь одних лодок понадобится великое множество, не говоря о провизии и приюте на первое время.

Рэгнет тоже покинул лавку лекаря, при этом даже собственной дочери не сказал ни слова. Ушел с такой решительностью на лице, что у Нэбелин сердце защемило. Никогда еще эльфийка не переживала такого страха, как нынче, за всю свою долгую жизнь. Даже когда родной замок пал перед таинственной болезнью — даже тогда глаза ее оставались сухими. Теперь же она готова была пожертвовать собственным бессмертием ради единственного человека. Ради чужого города, без которого он не мыслил свое существование. Если б только она знала, как это сделать! Но увы, ей остается лишь ждать и молиться всем богам.

Она сама не замечала, что вместо молитвы губы ее шепчут слова колыбельной песни. Той самой, которую давным-давно пел ее отец ей самой, а после и ее маленькому двоюродному брату.

________

Лукерья ничем не могла помочь. Милена и Евтихий по очереди и оба вместе пробовали все возможные и немыслимые способы, но ничего не срабатывало. Если у них не выходило, ведьме подавно было не под силу совладать с потерявшим разум чудовищем, в которое превратился Лес. Поэтому она предпочла бессмысленному безделью во дворце хоть какое-то действие — оставив Дубраву на старших сына и дочь, оседлала метлу и понеслась к Новому Городу.