Семейство видящих

– Это ужасно, – рассказывал он, как только без приглашения протопал на кухню и бесцеремонно сам налил себе чай, – о, ты сделала ремонт? Да, ничего так, сойдет. Дорого? А, так вот, я начал рассказывать про ребенка. Ужасно. Знал бы – не пошел бы на это. Ребенок этот постоянно орет, моя успокоить его не может. Я переживаю дикий стресс, постоянно не высыпаюсь…

– От меня-то ты что хочешь? – перебила его я. Никакого раскаянья не наблюдалось, и я не желала тратить время на его жалобы.

Он удивленно воззрился:

– Как что? Поддержки. Возможности выговориться. Я сбежал к тебе с большим трудом, поверь, и всего на час. Мне жена голову снесет, если узнает. Она в последнее время постоянно на взводе. Да я и сам вот-вот сорвусь. Ты бы знала…

Алексей продолжал говорить, а я молча смотрела на него. Он пришел выговориться ко мне. С полной уверенностью, что я его выслушаю, пожалею, приголублю, дам отдышаться. Искал поддержки. От меня. Я почувствовала, что закипаю внутри. Вместе с моим гневом на улице поднимался ветер. И тогда я поняла – эта ярость и впрямь подавлялась долгое время. Пора уже дать ей выход. Одно за другим с громким звоном полопались стекла в окнах. Алексей с недоумением озирался по сторонам. Ветер дул ему прямо в лицо. Все конфорки разом загорелись, и языки пламени, быстро поднявшись и лизнув потолок, вдруг свернули в сторону Алексея и стали быстро подбираться к нему. Он вскочил и кинулся к двери, но от порыва ветра дверь захлопнулась, и не поддавалась его усилиям открыть ее. Я захохотала, глядя, как он в панике колотится, пытаясь выбраться, пока огни пламени стремительно подбираются к его одежде и волосам.

Всё произошло в считанные минуты, пламя успокоилось только после того, как схватилась одежда Алексея, и он с воплями принялся кататься по полу, пытаясь сбить огоньки. Ветер стих.

– Если увижу тебя еще раз… – сказала я.

Я не договорила, но этого и не требовалось. Не дожидаясь, пока я подвешу фразу в воздухе, Алексей вскочил, похлопал себя по телу, удостоверяясь, что погасил все подожженные участки, и быстро выскочил за дверь.

Я медленно подошла к зеркалу и увидела заметное сходство с портретом Тимофея. Даже сильное сходство, практически один в один. Если не считать рожек, которых, уверяю вас, в действительности у меня не было, я выглядела в точности, как на портрете. От ветра из разбитого окна волосы сдуло назад, глаза сузились, рот презрительно скривился, обнажая верхние зубы. Настоящая демонесса из фильма ужасов. Я смотрела в зеркало несколько минут, узнавая себя. Так вот что они увидели? Вот она – моя суть, мое нутро. Зрелище, и впрямь, не для слабонервных.

ГЛАВА 2

Когда я вышла с работы в среду вечером спустя две недели после случая с Алексеем, я увидела Стаса, блаженненького младшего сына из семейства видящих, который ошивался у входа, внимательно осматривая каждую выходящую женщину. Я изменила прическу: зачесала волосы назад, и надела солнечные очки, так что у меня был шанс проскользнуть незамеченной. Пожалуй, так и нужно было сделать. Но я замешкалась.

– О, – воскликнул Стас, заметив меня, и осторожно подошел ближе.

Стесняясь, он протянул мне сложенный листок.

– Мама приглашает, – объяснил он записку, застенчиво улыбаясь.

Я поблагодарила, взяла листок и развернула, краем глаза заметив, что Стас, передав послание, тут же смотался.

«Дорогая Яна, – говорилось там, – я была уверена, что у Тимофея есть твой номер телефона, выяснилось – нет. Ты не нашла бы его на пятачке портретистов, даже если бы искала. На Тимофея снизошло вдохновение, и он не выходит из своей студии. Пишет новую картину. Так что у меня появились опасения, что мы потеряем друг друга, и наше знакомство сойдет на нет. Согласишься ли ты приехать ко мне на ужин в пятницу? Очень надеюсь, что да. Я буду в городе по делам, и могу тебя захватить. Можем встретиться на студии у Тимофея в половине шестого, дом напротив фонтанов, вторая парадная, последний этаж и еще пролет вверх по лестнице. Приходи, пожалуйста. Буду с нетерпением ждать. Наташа».

В пятницу к назначенному времени я подошла к дому у фонтанов, поднялись на лифте на последний этаж, прошла еще один пролет вверх по ступенькам, и позвонила в дверь.

Дверь открыл Тимофей и явно удивился, увидев меня. Вероятно, Наталья его не предупредила о моем появлении.

Я не знала, что делать. Выглядеть навязчивой не хотелось. Я уже подумала, не спуститься ли вниз, чтобы подождать Наталью там. Но Тимофей отошел в сторону, освободив мне проход.

– Проходи, – неохотно предложил он, предлагая мне пройти в студию.

Я осторожно зашла и осмотрелась. На одной из стен в беспорядке, иногда кривовато, были вывешены картины. Некоторые картины Тимофей не стал вывешивать, просто прислонил к стене. Все они были довольно выразительными. Чувственные, с переплетенными обнаженными телами. Еще одна картина, неоконченная, была поставлена на мольберт. Я подошла поближе, чтобы поразгядывать. На ней были изображены козлоногие сатиры и наяды, томно отдыхающие на солнечной поляне посреди леса. Они парами, тройками, группами и поодиночке расположились на залитой солнцем поляне в расслабленных позах, подставляя полуобнаженные лоснящиеся тела и лица под солнечные лучи. Это было впечатляюще. Выглядели, как живые, словно вот-вот вывалятся с полотна. Я не слишком-то разбираюсь в живописи, но могу определить, трогает произведение искусства или нет. Эта картина трогала, прямо сильно трогала, до мурашек по коже. Я рассматривала ее несколько минут, забыв обо всем, наслаждаясь каждым штрихом.

Конец ознакомительного фрагмента.