Семилетка поиска

Включила компьютер и обнаружила его на экране.

Белокурая. Привет. Только сегодня выбросила подаренную тобой розу, превратившуюся в гербарий. С изумлением заметила, что ни в одном романе мне не дарили так мало цветов…

Никита. Я дарил цветок, который должен был быть прощальным…

Белокурая. Погребальным?

Никита. Чувствую, настроение у тебя не очень… Чего кусаешься?

Белокурая. Очень хреново. Самое смешное, что связано это с тем, что Караванов подписал договор на снятие квартиры.

Никита. Так возвращай его немедленно! Ну хочешь, хочешь я сам с ним поговорю, скажу, что ты дура и любишь только его…

Белокурая. Поговорить-то можно, только и то, и другое будет неправдой. Я не люблю его как мужа, а все равно муторно…

Никита. Может, ты сама себя не слышишь?

Белокурая. А почему ты не предлагаешь встретиться?

Никита. Из меня нулевой утешальщик. К тому же я не за рулем. Была презентация, выпил…

Белокурая. Это повод, чтобы бросить меня в плохом настроении?

Никита. Если будешь кусаться… постараюсь держаться на безопасном расстоянии…

Белокурая. Я еще даже не начала кусаться, только встала в подобающую позу.

Никита. Все! Пока…

И он отключился. Глаза у Елены вылезли на лоб, она мгновенно забыла об исходе Караванова и бодрящем статусе разведенной женщины, она просто задохнулась: «Что????!!!! Мальчик не понимает, что он почти уволен!»

Налила чашку кофе, подошла к компьютеру. Никита включился.

Никита. Ленка, милая, прости, я был не в себе…

Она не ответила, потягивая кофе.

Никита. Прости идиота. Был категорически не прав… ответь, умоляю.

Елена сухо ответила: «Я здесь».

Никита. Уже потерял надежду…

Белокурая. И расположение.

Никита. Мне тоскливо…

Белокурая. У тебя в пьяной башке все смешалось. Сегодня утешаем меня.

Никита. Что-то гложет с утра… а причина?…кто ее знает, причину-то… Мне тебя ужас как не хватает…

«Ох, ни фига себе, какой молодец! – подумала Елена. – Когда мне нужно сочувствие, все сопли из индийского кино у него мгновенно просыхают. И страдальцем он назначает себя…»

Белокурая. У меня ощущение внутренней неустойчивости.

Никита. От разлуки с ним?

Белокурая. И от разлуки с ним, и от диалога с тобой…

Никита. Я здесь, я с тобой. Мне все время кажется, что известные люди, с которыми ты общаешься по работе, могут оказаться привлекательнее меня.

Белокурая. Это детское oтношение к популярности.

Никита. Спасибо.

Белокурая. У этих людей только одно преимущество перед тобой – им ничего не надо объяснять.

Никита. Разговор не клеится… а чем больше я думаю, как его склеить, тем хуже получается…

Белокурая. Ничего не надо искусственно склеивать. Надо просто слышать, с чем человек обращается к тебе.

Никита. Ладно, пойду работать. Прости за неготовность к общению с тобой… Все равно тебя люблю…

Белокурая. Наверное, зря отказалась от командировки в Красноярск. Это бы меня встряхнуло.

Никита. И что бы ты там делала? Обличала местную коррупцию? Ну уж нет, сиди здесь. Целее будешь!

Белокурая. А я бы тебя взяла в качестве телохранителя. Впрочем, тебя же не выпустят.

Никита. Сейчас просто дела. Но обязательно слетаем… И в Красноярск, и в Париж.

Белокурая. Неужели тобой дадут попользоваться на выезде?

Никита. Я же часто езжу в командировки… Только будь умницей. Просто нужно, чтобы все правильно сложилось…

Белокурая. По складыванию узоров мне нет равных. Кто может в этом сравниться с криминальным журналистом?

Никита. А ты разве криминальный?

Белокурая. Раньше была и криминальный, и военный. Адреналина не хватало… Теперь редко балуюсь, годы…

Никита. Военным? Ты что, на войне была?

Белокурая. Да что ты? Где мне? Сидя в редакции, репортажи из пальца высасывала.

Никита. Ну я серьезно!

Белокурая. Пошутила. Тема закрыта.

Никита. Просто мне не надо про войну. Я это не люблю. Нас, знаешь, как тренировали для Афгана, чтоб стрелять в женщин и детей, не задумываясь?

Белокурая. Знаю, мне показывали.

Никита. И как?

Белокурая. Тренажер с монитором, и ремешки вокруг головы, рук и ног. Когда в цель промахиваешься, шарашит током.

Никита. Ха-ха-ха! Это специально для журналистов сделано. А нас вешали на турниках над ямой. Внизу были вкопаны два кола. Надо было висеть и орать: «Я ненавижу женщин и детей!» Постепенно голос переходил в звериный рев. Но, рано или поздно, руки все равно уставали, и ты падал. А там человек то успевал, то не успевал выдернуть колья. У меня следы от них на ногах до сих пор.

Белокурая. Круто.

Никита. Потому что после этого надо было с парашюта прыгнуть, кровлю пробить, оказаться в подвале, пробежаться и выбраться. А там полутемно и мишени с изображением женщин, детей, стариков. Короче, тяжело в ученье – легко в бою.

Елена знала, что продолжать эту тему, тем более задавать вопросы, в кого стрелял, в кого не стрелял, нельзя. Потому что стреляли все вместе, Никита только по наивности оказался исполнителем.

Белокурая. Хочешь, сменим тему?

Никита. Хочу! Лена, а ты могла бы… переспать с бывшим мужем?

Белокурая. Нет. Как писал Вознесенский: «Не возвращайтесь к былым возлюбленным. Былых возлюбленных на свете нет…» У меня один раз был такой ремейк. Ужасное впечатление…

Вспомнила, как уже после развода с Филиппом встретила его на улице. Это было невероятно: они вышли с двух сторон кустов в человеческий рост, так одновременно быстро, что столкнулись, и упали бы, если бы не обнялись. Постояли так пару минут, вокруг был тихий дневной центр в осенних листьях.

– Соскучилась? – спросил Филипп, не выпуская ее.

– Со страшной силой, – кивнула Елена, вдыхая его запах.

И оба сразу забыли, куда шли. Начали пить пиво на Патриарших, потом оказались в какой-то его компании, потом в постели. При этом отчетливо понимали, что это никакое не перемирие, просто «дежавю». И все было бы ничего, если бы Филя под финал не нажрался, не начал стоять на коленях и требовать реставрации брака. И все было уничтожено. В ней поднялась и задушила густая волна брезгливости. Елена быстро оделась, отцепила от себя его железные пальцы и ушла под его крик: