Семиотика, Поэтика (Избранные работы)
Шрифт:
д) Сказать "мистер Вальдемар"- не то же самое, что сказать просто "Вальдемар". По использует во многих рассказах простые имена без титулов и фамилий (Лигейя, Элеонора, Морелла). Ввод слова "мистер" привносит ощущение социальной среды, исторической реальности: герой социализован, он составляет часть
432
определенного общества, внутри которого он обладает гражданским титулом. Поэтому записываем: социальный код.
(2) "Разумеется, я ничуть не удивляюсь тому, что необыкновенный случай с мистером Вольдемаром стал предметом обсуждений. Было бы чудом, если бы этого не было, принимая во внимание все обстоятельства."
а) Очевидная функция этой фразы (как и непосредственно следующих за ней) состоит в том, чтобы усилить читательское ожидание; отсюда - явная бессодержательность этих фраз: мы ждем разрешения загадки, выдвинутой заглавием ("правда"), но даже исходное изложение загадки оттягивается во времени. Поэтому кодируем: ретардация в выдвижении загадки.
б) Та же коннотация,
в) Слово "необыкновенный" двусмысленно: оно обозначает нечто, выходящее за пределы нормы, но не обязательно за пределы естества (если речь идет о "медицинском" случае); вместе с тем оно может относиться и к сверхъестественному явлению, нарушающему законы природы (как раз в этом состоит фантастичность рассказываемых По "необыкновенных историй"). Такая двусмысленность в данном случае значима: речь пойдет о страшной истории, выходящей за пределы естества и однако же прикрытой неким научным алиби (научную коннотацию дает слово "обсуждения", используемое в ученой среде). Этот сплав имеет культурную обусловленность: в те десятилетия XIX в., к которым относится творчество По, смешение странного с научным достигло апогея; люди были страстно увлечены научным наблюдением сверхъестественных феноменов (магнетизм, спиритизм, телепатия и т. д.); сверхъестественность получает научные, рационалистические оправдания; если б только можно было научно верить в бессмертие!- вот крик души этого позитивистского века. Этот культурный код, который мы в целях простоты будем называть "научным кодом", окажется очень важным для всего рассказа.
433
(3) "Вследствие желания всех причастных к этому делу лиц избежать огласки, хотя бы на время, или пока мы не нашли возможности продолжить исследование - именно вследствие наших стараний сохранить его в тайне [...]"
а) Тот же научный код, вновь вводимый словом "исследование" (учтем также другое значение слова "investigation": 'расследование'; мы знаем, сколь популярен стал детективный роман во второй половине XIX в.
– как раз начиная с творчества По; и в идеологическом, и в структурном плане важно именно это соединение детективного кода с научным кодом, научным дискурсом - на этом примере видно, что структурный анализ прекрасно может взаимодействовать с идеологическим анализом).
б) Нам не сказано, почему "причастные к этому делу лица" стремятся избежать огласки; это стремление может быть объяснено двояко, при помощи двух различных кодов, одновременно присутствующих в процессе чтения (читать - это значит, кроме всего прочего, домысливать все то, о чем автор умолчал): 1) научно-этический код: из соображений добросовестности и осторожности врачи и По не хотят разглашать факты, еще не получившие исчерпывающего научного объяснения; 2) символический код: очевидцы должны молчать, потому что они имели дело с табуированный явлением. Это явление живая Смерть; об этом надо молчать, потому что это слишком страшно. Следует сразу же отметить (хотя нам и придется еще неоднократно возвращаться к этому вопросу), что названные два кода равноценны (невозможно выбрать один и отвергнуть другой) ; именно благодаря такой равноценности рассказ столь сильно действует на читателя.
в) С точки зрения нарративных акций (сейчас мы встретились с первой из них), здесь начинается определенная последовательность действий: ведь "сокрытие тайны" подразумевает (логически или псевдо-логически) возможность некоторых последующих действий (например, "разглашение тайны"). Поэтому здесь надо отметить наличие первого элемента акциональной цепочки "сокрытие тайны"; с продолжением этой цепочки мы столкнемся позднее.
434
(4) "[...] в публике распространились неверные или преувеличенные слухи, породившие множество неверных представлений, а это, естественно, у многих вызвало недоверие".
а) Требование раскрытия правды (то есть представление о наличии загадки) было уже выдвинуто дважды (словом "правда" и словосочетанием "необыкновенный случай"). Сейчас загадка выдвигается в третий раз (в структуралистской системе понятий "выдвинуть загадку" - значит "высказать утверждение: имеется загадка"). Это выдвижение производится посредством указания на ошибочные толкования, порожденные загадкой: ошибки, упомянутые здесь, ретроспективно оправдывают заглавие ("Правда о ..."). Многословность автора при выдвижении загадки (одна и та же мысль о наличии загадки повторяется на разные лады) имеет аперитивную значимость: надо возбудить читателя, завлечь клиентов.
б) В акциональной цепочке, обозначенной нами как "Сокрытие", появляется второй элемент. Его составляют последствия секретности: слухи, искажения истины, обвинения в мистификации.
(5) "Вот почему стало необходимым, чтобы я изложил факты - насколько я сам сумел их понять..."
а) Ударение, поставленное на слове "факты", предполагает сплетенность двух кодов, ни один из которых, как и в случае (3)б, невозможно предпочесть другому: 1) законы научной этики заставляют всякого ученого, всякого наблюдателя преклоняться перед фактом: противопоставление "слухи/факты" является старой мифологической темой; когда вымышленное повествование апеллирует к факту (причем
апеллирует с подчеркнутым нажимом, выделяя слово "факты" курсивом), это делается с совершенно определенной целью: чтобы указать на подлинность данной истории. Разумеется, такой прием имеет чисто структурное значение: подобная уловка не может никого ввести в заблуждение. Цель здесь не в том, чтобы читатель наивно уверовал в подлинность описываемых событий; цель состоит в ориентации читательско435
го восприятия: данный текст должен быть отнесен читателем к "дискурсу реальности", а не к "дискурсу вымысла". Понятие "факт" включается в такую парадигму, где оно противопоставлено понятию "мистификация" (в одном из своих частных писем По признал, что вся история с мистером Вальдемаром является чистой мистификацией: "it is a mere hoax"). Таким образом, отсылка к факту оказывается элементом уже знакомого нам научного кода; 2) вместе с тем, всякое более или менее торжественное поклонение Факту может также рассматриваться как симптом некоего психологического конфликта. Это конфликт, возникающий между субъектом и символической сферой. Когда человек агрессивно высказывается в поддержку "Факта, и только Факта", когда он склоняется перед авторитетом денотата - он тем самым выказывает свое недоверие к значению, он дезавуирует значение, отсекает реальность от ее символических дополнений. Человек накладывает цензурный запрет на означающее, поскольку оно перемещает Факт; он отвергает возможность существования другой площадки - площадки бессознательного. Вытесняя символическое дополнение, рассказчик (даже если это выглядит как чисто внешний повествовательный прием) присваивает себе воображаемую роль: роль ученого. В таком случае означаемое только что рассмотренной лексии сводится к асимволизму речевого субъекта: "Я" преподносит себя как асимволическую инстанцию. Однако и само это отрицание сферы символического принадлежит, разумеется, именно к символическому коду.
б) Развертывается акциональная цепочка "Сокрытие"; здесь появляется третий ее элемент: необходимость исправить искажения истины, отмеченные в (4)б. А это равнозначно намерению раскрыть (тайну). Эта цепочка "Сокрытие" выступает, конечно, как повествовательный возбудитель; в известном смысле она служит оправданием всему рассказу и при этом выражает его ценность (потребительную ценность), превращая рассказ в товар; рассказчик говорит: своим рассказом я удовлетворяю спрос на истину, на опровержение заблуждений (перед нами цивилизация, в которой истина представляет собою ценность, то есть товар). Всегда очень интересно бывает выделить стоимостный эквивалент рассказа: в об
436
мен на что ведется данный рассказ? В "Тысяче и одной ночи" каждая сказка равна по стоимости одному дню жизни. В рассматриваемом случае нам сообщают, что история о мистере Вальдемаре равна по стоимости истине (предварительно определенной как опровержение заблуждений) .
в) В этой лексии впервые эксплицитно вводится понятие "Я" (Je) (имплицитно оно уже содержалось в словах "мы" и "наши старания" в лексии (3)). Говоря конкретнее, данное высказывание включает в себя три "Я", т. e. три воображаемые роли (сказать "Я" - значит вступить в сферу воображаемого): 1) "Я" - повествователь, художник, цель которого достижение художественного эффекта; этому "Я" соответствует вполне определенное "Ты": "Ты" - читатель, "тот, кто читает фантастическую новеллу великого писателя Эдгара По"; 2) "Я" - очевидец, который может засвидетельствовать результаты научного опыта; этому "Я" соответствует "Ты" - сообщество ученых, общественное мнение, читатель научной литературы; 3) "Я" - участник действия, экспериментатор, который будет гипнотизировать Вальдемара; в этом случае "Ты" - это сам Вальдемар. Во втором и в третьем из перечисленных случаев целью воображаемой роли является "истина". Перед нами - три элемента единого кода, который мы назовем сейчас (быть может, временно) кодом коммуникации. Разумеется, за этими тремя ролями скрывается другой язык, который никогда не выговаривается ни в сфере науки, ни в сфере литературы: язык бессознательного. Но этот язык, который в буквальном смысле слова относится не к сфере вы-казанного, а к сфере за-казанного (т. e. запрещенного), никогда не пользуется понятием "Я": наша грамматика с ее тремя лицами никогда прямо не соответствует грамматике бессознательного.
(6) "Вкратце они сводятся к следующему."
а) Оповещение о начале повествования относится к сфере метаязыка (и к риторическому коду); это веха, которая отмечает начало истории внутри истории.
б) Слово "вкратце" содержит три коннотации, перемешанные и равноправные: 1) "Не бойтесь, я не буду
437
долго занимать ваше внимание"; это нарративный код в его фатическом аспекте (термин Р. Якобсона): фатическая функция состоит в том, чтобы задержать внимание адресата, ощутить контакт с аудиторией; 2) "Я буду краток, поскольку излагаю факты, и только факты"; это научный код, позволяющий здесь выразить исследовательскую "дисциплину самоограничения"; инстанция факта господствует над инстанцией дискурса; 3) если человек выставляет напоказ свою немногословность - значит, он в известном смысле выказывает недоверие к слову, стремится сузить дополнение дискурса, то есть сферу символического; значит, он использует асимволический код.