Семиозис

– А они вообще захотят идти? Не думаю.

Я замолчала, пытаясь представить себе жизнь без них. Могут ли они представить себе тот город, сияющий в лесу у реки? Город большой, на самом-то деле… слишком большой.

Они про него знали. Они всегда про него знали. Они лгали нам всю жизнь.

Я лежала молча, не в силах это осознать, а он гладил меня под одеялом.

– Как бы мне хотелось, чтобы они смогли увидеть этот город, – сказал он. – Тогда они пошли бы.

– Они видели спутниковые снимки, – проговорила я наконец.

Спутник тщательно обследовал ближайшую местность на предмет ресурсов. Пока мы шли вверх по каньону, Джулиан рассказал мне про разлом, в результате которого возник водопад на Громовой реке у нашей деревни, и о гранитных горах, окружавших плато, на котором стоял город стекловаров. Спутник наверняка запечатлел достаточно деталей: все крупные водопады долины и реку, змеящуюся через лес на плато. Крыши города должны были привлечь внимание любого наблюдателя, но мы пользовались только метеорологическими картами, а карт геосъемки не видели.

Джулиан быстро сообразил.

– Они знали! Мама, Вера…

– Видели его каждый день на погодных картах.

– Знали. И скрыли. Почему было нам не сказать? Почему?

– Надо у них спросить. Но сделать это так, чтобы людям захотелось переселиться в город.

Я убедила его не бросать Вере вызов сразу же, хотя сначала нам хотелось это сделать, как только мы вернемся в деревню. Мы обсудим ее антиобщественное поведение на совете Содружества. Я знала, что его соберут, – и не ошиблась.

* * *

В деревне на следующий день после урагана мы начали отвечать на вопросы еще до того, как вышли из погреба. Джулиан отправился на охоту, а я вышла на площадь, чтобы сплести пару корзин для просеивания пшеницы, и масса народу нашли себе дела на площади.

– А там есть фиппокоты? – спросил маленький Хиггинс.

– Да, и они играют и катаются, как и здесь.

– А земля там хорошая? – поинтересовался один из фермеров.

– Ну, деревья там крупнее.

– А какой там климат?

– Это надо спрашивать у Веры: у нее ведь данные по погоде. Но нам показалось, что там более прохладно и влажно. Поля не надо будет поливать. И мы знаем, что ураганы разбиваются о горы, так что нам больше не придется их опасаться.

– Там были земляные орлы?

– Возможно, но город окружен стеной.

– А что стало со стекловарами?

– Может, эпидемия, а может, они переехали жить в другое место.

– Сколько там плодов бамбука?

– Изобилие.

Мне сказали, что в наше отсутствие окончательно сломался томограф, что отец Николетты умер от космического рака, что открыли новый вид ящериц, крошечных и ослепительно-желтых, опыляющих цветы тюльпана.

Я заправила основу, заканчивая первую корзину, отмерила и нарезала тростник для второй.

– Наверное, радужный бамбук хочет того же, что и снежная лиана, – сказала я. – Даров и небольшой помощи.

– Там красиво?

– Ты даже себе не представляешь.

Рамона прихромала к нам, опираясь на две палки и кутаясь в шаль. Было странно видеть ее не в клинике, где она работала, – и сначала я решила, что она пришла послушать про город, но вид у нее был слишком печальный. Возможно, еще один родитель умер, и она пришла кому-то сообщить. Но она подошла ко мне.

– Сильвия, мне так жаль, – сказала она.

Она привалилась к моему рабочему столу и взяла меня за руку. Ее руки были холодные и дрожали из-за болезни Паркинсона. Мои родители уже умерли, тогда о чем она так жалеет?

– Джулиан погиб. Он сделал ошибку с отравленной стрелой.

Она что-то еще объясняла, но я ее не слушала. Джулиан умер. Джулиан!

Не может быть.

Рамона обняла меня. Она была тощая и тряслась.

– Мне так жаль. Знаю, что вы были близки.

Я попыталась заговорить – и обнаружила, что не дышу. Я заставила себя сделать глубокий вдох.

– Что случилось?

– Он погиб. Джулиан погиб на охоте.

– Как?

Даже на этом коротком слове голос у меня задрожал.

Она снова все объяснила – и я заставила себя слушать. По ее словам, это был просто несчастный случай на охоте в лесу у озера. Он накладывал на тетиву отравленную стрелу, а она соскользнула. Вот только она лгала. Я это понимала: еще один лживый родитель. Он никогда не сделал бы такой ошибки. Он был отличным охотником – беззвучным, словно лесная сова.

Они лгали про Землю, лгали про город – а теперь лгали про то, как умер Джулиан.

Он умер. Они его убили.

Все говорили мне, как им жаль, обнимали меня и плакали. Я вспоминала, как мы с ним карабкались по долине к той первой бамбуковой роще, вместе, надеясь, что из-за очередного камня выскочит стекловар. Я вспоминала долгую дорогу домой после того, как мы оба столько узнали. Я спала с ним, ела с ним, говорила с ним – рассчитывала, что мы всю мою жизнь будем вместе.

Теперь жизнь изменилась и никогда не станет прежней.

Мы устроили похороны тем же вечером. Октаво ни с кем не желал разговаривать и к могиле не пошел. К своему собственному сыну! Не пошел, потому что знал: это не несчастный случай. Однако он не собирался что-то делать с теми, кто его убил. А может, не мог ничего сделать.

Я шла за телом Джулиана, когда его несли к могиле, и думала: не хочу, не желаю умирать здесь, не хочу вести тяжелую уродливую жизнь под диктовку лживых родителей-убийц, чтобы в итоге меня в лохмотьях пронесли по унылым полям и оставили на съедение жадной тупой снежной лиане. Вера произнесла короткую безликую прощальную речь. Я ничего не стала говорить. Наверное, не смогла бы. Да и потом детям разрешалось только хвалить умерших.

Поздно ночью у себя в комнате я съела сушеный плод бамбука, сладкий и пряный, но почувствовала себя только хуже, зная, что масса таких же ждут меня, хотят, чтобы я пришла: сады, украшенные плодами, в городе, сверкающем под солнцем, – а Джулиан больше никогда его со мной не увидит. Он был бесплоден, и потому им можно было пожертвовать. Он стал предостережением: подобные преступления совершались на Земле – и родители оставили Землю для того, чтобы убежать от этого, но все равно остались землянами. А я продолжу и без Джулиана. Должна.

На следующий день я была тиха и через день тоже. Порой я делала вид, будто он по-прежнему со мной, а порой представляла себе, что я вернулась с ним в город или что я в городе в будущем, мы все отправились туда жить – и я ищу те места, где мы побывали вместе. Хуже всего было ночью, одной – пытаться засыпать в одном уродливом здании, с теми людьми, которые его убили. Я обдумывала, как вернуться в город, что мне необходимо сделать – и о том, почему они убили Джулиана, чтобы я молчала, но я молчать не буду. Я заставлю их говорить.