Семиозис

Вдоль дороги, ведущей к речным воротам, листья и стволы толстых и высоких побегов бамбука изменили цвет: по одному стволу на цвет с каждой стороны. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый. Бамбук воссоздал радугу по обеим сторонам дороги. Я стоял, завернувшись в одеяло, и держал Мюриэль за руку.

Я встал на колени, чтобы с ней говорить, потому что дети предпочитают говорить глаза в глаза.

– Это прекрасно, лапочка. Спасибо, что меня разбудила.

От нашего дыхания образовывался пар. Я обхватил ее пальчики рукой, чтобы они не замерзли.

Сильвия и Раджа осматривали бамбук, а Мюриэль гордо называла мне все цвета. Подошли еще люди с заспанными лицами. Прибежали несколько фиппокотов, топая и облизывая цветные стволы, подпрыгивая, чтобы ухватить лист зубами, и радостно путаясь у всех под ногами. Волосы Раджи трюфельного цвета были распущены и спутаны после ночи. Она встала на колени, чтобы посмотреть на корни. Один из котов вместе с ней стал скрести почву.

У нас над головами летучие мыши пикировали и свистели, пофыркивали, щебетали и свистели.

– Опасность?

– Нет. Здесь миряне.

– Что?

– Сюда!

– Жуки?

– Нет.

– Что?

– Здесь.

– Что?

– Здесь!

– Почему? – спросила Мюриэль.

Она часто задает этот вопрос – обычно для того, чтобы дать собственное объяснение.

– Ну… чтобы мы обратили внимание, наверное.

– Красиво. Мы бамбуку очень нравимся. Вот почему.

– Думаю, да.

На самом деле я подумал, что это означает нечто более тонкое. А может, это вообще не нам адресовано.

– Надо ему сказать, что он тоже нам нравится.

– Да, надо. Но как? Спеть ему песню? Сделать ему игрушку?

Мюриэль захихикала.

К восходу все уже встали, а кое-кто даже умылся и оделся. Сильвия отправила меня осмотреть бамбук за стенами. Я доложился на официальном совещании в Доме Собраний. Почти весь Мир пришел, скамейки были полностью заняты. Николетта вела записи.

– Я искал все необычное, а не только смотрел бамбук, – сказал я. – На тот случай, если мы тут ни при чем.

– Разумно, – отозвалась Сильвия.

– Но ничего нет.

– У нас тоже ничего, – сказала Раджа. Она с командой осматривала город. – Но это место важно и для города, и для нас. Мы должны были заметить.

– Кто-то хочет что-то отметить?

Встал один из парней.

– Радужный бамбук – то есть радужный бамбук – радуга: на нем нет плодов.

Сильвия явно удивилась и задумалась – похоже, она сама этого не заметила.

– Это может означать нечто важное. Какие еще есть идеи?

– Мы ему нравимся, – сказала Мюриэль. – Вот что значат эти цвета. И нам надо сказать, что он тоже нам нравится.

– Я именно так и думаю, – отозвалась Сильвия. – Нам следует ответить. Но вот как?

Мы все несколько минут бормотали нечто невразумительное. Нам было известно, что бамбук сообразителен, но насколько именно он сообразителен? Что именно надо заметить? Как ответить? А это вообще хорошо?

Сильвия, которая никогда не пыталась ускорить ход обсуждений, негромко разговаривала с Раджей, пока мы не прекратили гомонить, а потом встала и призвала всех к вниманию.

– Мы все знаем, что после нашего переезда сюда бамбук стал гораздо здоровее. Мы давали ему воду и удобрения, а он давал нам плоды – и улучшал их. Теперь, похоже, бамбуку нужно наше внимание. Я предлагаю поручить Хиггинсу общаться с бамбуком от нашего имени.

Я растерялся: она действительно назвала мое имя?

– Он может командовать львами, он может направлять котов, он понимает летучих мышей. И лепечущих малышей. – Все засмеялись. – Если кто-то и способен общаться с растением, то это именно Хиггинс. Если ты согласишься, Хигг, конечно, – и если такова будет воля Мира.

Она действительно назвала мое имя! Если я соглашусь… Я помнил Правила Октаво: растения способны видеть, и думать, и все такое, но растения мыслят не как фиппы и уж тем более не как люди… наверное. Я понятия не имел. И я могу ляпнуть какую-нибудь глупость и оскорбить его. Я так и не придумал, как коснуться мускусной мыши и не провонять, а что способно сделать оскорбившееся растение? Правила Октаво оптимизма не внушали. Ну почему, почему именно я?

– Раджа будет помогать тебе в плане науки, – добавила Сильвия. – А ты привнесешь в это дело интуицию.

Я никогда не мог отказать Сильвии, даже если интуиция вовсе не была моей специальностью. А время у меня есть? Я запустил процесс пережигания угля, но тлеть дерево будет еще пять дней, и только потом потребуется мое вмешательство. А еще надо было дубить птичьи кожи, и собирать буковые галлы ради танина, и обработать вайду, чтобы получить краситель, и собрать воск с сосен в первые теплые дни, но я смогу добавить еще несколько дел… Сильвия бросила на меня нетерпеливый взгляд.

– Конечно, я за это возьмусь. Я… я просто задумался. Похоже, ему потребовалось сказать нам о многом.

Все проголосовали за и постепенно разошлись, продолжая гомонить. Я остался, чтобы обсудить детали с Сильвией и Раджей, надеясь, что ко мне придет молния озарения.

– А что говорят летучие мыши? – спросила Раджа.

– Да ничего особенного. Летите сюда, убирайтесь, жуки, секс и все такое.

И, назвав секс, я вдруг понял, что никогда не спал с Раджей, а ее груди хорошо лягут мне в ладони.

– Ты обучил фиппов, – отметила Сильвия.

Наверное, она хотела меня ободрить, но мне пришлось быть честным.

– Нет. Это сделал кто-то другой. Может, снежные лианы.

Сильвия нахмурилась. Она твердит, что ее не трогают упоминания об исходном поселке, но на самом деле ее это беспокоит, а я об этом забыл.

– Тут ничего такого нет, – поспешно добавил я, лишь бы что-то сказать. – Я просто за ними наблюдаю и соображаю, что к чему. Твой отец оставил много записей об одомашнивании и поведении фиппов.

Похвала поможет сгладить неловкость.

Не похоже было, что сгладила, – но она сделала вид, что все нормально.