Семиозис

Малышка была в полном порядке. У матери – послеродовая депрессия. Роды – это тяжело, и они не заканчиваются с перерезанием пуповины, ни для младенца, ни для матери. Я поцеловал Индиру в щеку, а Бек проводил меня до двери и поблагодарил за то, что я пришел. Я вынырнул на улицу, где ночной воздух был холодно-чистым, и глубоко задышал. Его ребенок, его жена? Только по большей части. Моя работа далеко не закончена.

Бамбук

Частицы пыльцы, крошечные и маслянисто-спешащие, опускаются на нектарные пестики. Пыльца несет сообщения. Зерна наполняются водой и сахаром, и я их поглощаю и читаю. Внешняя стена демонстрирует скульптуры, идентифицирующие отправителя: это бамбук, выросший из семян, распространенных много лет назад для создания часовых. Он с трудом выживает на юго-западных горах, отвратительно искореженный ветрами и холодом, изголодавшийся почти до отупения, маленький и одинокий. Он бесконечно болтлив, несмотря на нищету, которая должна была бы ограничивать его способность создавать сообщения.

Для отправки сообщение было разбито на девять частей, скопировано и выпущено в виде облаков пыльцы. Расстояние большое, а ветры капризны. Внутренние стенки первых восьми зерен дали изображение земляного орла. Внутренняя часть клеток сказала, что с гор вышла стая. Прождав несколько часов, я поймал последнее зерно. Оно говорит, что в стае как минимум сорок орлов. Сорок!

Я видел, как орлы барабанят своими воздушными мешками перед атакой. Их кривые клювы разрывают животных с такой же легкостью, с какой фиппольвы ломают деревья. Клубнелуковица предка говорит, что орлы посещают горы в конце зимы, доставая запасы пищи, оставленные летом, и охотясь на животных, залегших в спячку в пещерах. Однако обычно стаи меньше. Сорок могут полностью истощить гору.

Я пробовал орлов. Первые чужаки закапывали их тела: их мясо богато железом. Я знаю орлов.

Я пробовал и первых чужаков. Когда они только появились, я неправильно их оценил. Они строили укрытия, словно простые птицы, жили колониями, как простые фиппокоты, пользовались огнем, как простые орлы. Однако они управляли огнем и делали его сильным и преобразующим. Их первая печь сияла, словно Солнце, и из этой печи вышло стекло, поразительный искусственный камень, и чужаки окружили меня моими собственными красками, и поливали меня, и кормили. Я давал им плоды.

Мы общались с помощью электрических волн, которые они называли радио. Мы поделились простыми идеями о математике и метеорологии, и это стало началом. Я объяснял животных и растений. Они рассказали мне, что я живу на шаре из почвы и камня, шаре невообразимого размера, который вращается и обращается вокруг Солнца и накреняется, что объясняет не только день, но и разную длину дня при смене времен года. Когда-то они жили под иным Солнцем.

Эти вторые чужаки отреагировали на мой показ сразу же: простое сообщение в ответ на простое сообщение, и у меня появилась надежда, как у прорастающего зерна. Я хочу продолжать, но будет ли у нас время? Опознают ли они запах орлов, если я его воспроизведу?

Орлы разрушают. Чужаки создают. Так мало кто создает, и столь многие разрушают.

Хиггинс

Бамбук на чертополохи ответил бутонами, причем стебли с бутонами контрастировали с цветом остальной ветки: оранжевые бутоны на синей ветке, желтые на фиолетовой – так, чтобы мы не смогли этого не заметить. Мы с Раджей долго рассматривали бутоны, не потому что там было на что посмотреть (хотя, конечно, компания мне нравилась!), а давая растению знать, что мы заметили. Язык цветов! Ну надо же!

Мы очень старались. Мы предполагали свои запахи для каждого цвета или соединения, от которых ты не просто почувствуешь подъем, как от обычных цветов бамбука, а станешь умнее. Растения общаются с помощью самых разных соединений (так Раджа сказала), так что бамбук может попробовать это с нами или будет использовать различную окраску или метки, чтобы создать словарь, – или разные формы, а не обычную трубочку, заканчивающуюся венчиком из длинных лепестков.

На следующее утро бутоны раскрылись. Я увидел цветы издали, яркие на солнце и размером крупнее моей кисти с растопыренными пальцами, но когда подошел ближе, то разочаровался: цвет был однородный и форма довольно обычная. Может, в них есть какой-то другой сюрприз? Я понюхал цветок. Он вонял – они все воняли. Рядом что-то вынюхивала пара котов, так что я поднял одного понюхать цветок: это обычно им нравится. Однако один вдох – и он принялся лягаться и царапаться, и чуть было не укусил меня, спеша вырваться.

Раджа перешла на бег, увидев, что цветы распустились, – и ее милый носик сморщился, как только она их унюхала. Она не опознала этот запах, но напомнила мне, что некоторые цветы пахнут еще хуже – и обычно с какой-то целью. Трупные цветы пахнут как разлагающееся мясо, чтобы привлечь ящериц-падальщиков.

– И эуфорбия фекалис.

– Что?

– Растение-кака.

– О!

Я чуть покраснел. (Кака давала возможность похулиганить. Растение выглядит как кучка сочных коричневых стеблей.)

Вот только цветки бамбука, скорее всего, должны были сказать мирянам нечто более сложное, чем «пища», хотя бы потому, что бамбуку известно, чего мы есть не станем. Мы попросили о помощи, и многие пришли понюхать.

Сильвия моментально опознала этот запах. Орлы.

Я орлов никогда не видел, а она видела. Кое-кто из охотников тоже с ними встречался, и они подтвердили этот запах. Она организовала собрание, чтобы передать мне все, что кому-то точно известно об орлах – в отличие от выдумок, которыми обмениваются от нечего делать. Нашлись рисунки толстоногих птиц чуть крупнее человека с шипастыми перьями, окраской имитирующих кору, громадными загнутыми клювами, длинными гибкими шеями и когтистыми руками на коротких передних конечностях. Они могли быстро бегать и высоко прыгать, запросто перемахнуть через городскую стену, после чего устроить всевозможные пакости, оказавшись внутри. Хорошо хоть, что на Мире птицы не летают, как земные. Наверное, Земля была местом опасным.

Иван и Том, охотники-разведчики, рассказали, что орлы иногда играют со своей добычей перед тем, как ее убить. Иван придвинулся ближе, чтобы прямо на мне продемонстрировать перекушенные подколенные сухожилия, выковырнутые глазные яблоки, погрызенные мягкие и нежные участки. Моя стыдливость его насмешила. Я – парень, который развлекает женщин, детей и фиппов. Мне невыносим безжалостный мир настоящего мужчины.

– Как орлы общаются? – спросил я, готовясь не показать потрясения, если он скажет, что они пишут слова потрохами, вырванными из живых младенцев мирян.

– Я не пытаюсь общаться с орлами. Я пытаюсь их убить.

Он ухмыльнулся нарочито презрительно, почти щекоча меня своей идеально подстриженной бородкой.

– Я видела, как они барабанят своими воздушными мешками и танцуют, – заявила Сильвия громко, чтобы его заткнуть, и рассказала свою историю про то, как они терпеть не могут воду и понимают огонь. Тут Иван ее прервал:

– Они жгут костры и жарят еду.

Она рассказала, как стая убила ее отца и пустила по рукам шипастое перо.

Интуиция подсказала мне нечто пугающее.

– Ты видел радужный бамбук везде, так? – спросил я у Ивана.

– Везде, – подтвердил он гордо, чтобы я понял: он действительно побывал везде.

– Растения общаются, – сказал я, надеясь, что мои слова о цветах звучат мужественно. – Они могут выпускать в воздух соединения и мало ли что еще, чтобы делиться информацией. По-моему, наш друг хочет, чтобы мы знали: орлы направляются к нам.

Мне казалось, что это – отчаянно нужная информация.