Семнадцать дней под небом

– А я думал, что так не бывает: и вкусно, и полезно, и крайне необходимо для общества! – говорил Веня, облизывая перепачканные ягодой пальцы.

– Для общества, вообще-то, не только это необходимо, – послышался Петин голос. – Кто-то должен ещё и за дровами ходить!

Ребята оглянулись. Петя выходил из леса, держа на каждом плече по еловой сушине.

– Ну, Петь, ты гигант! – восхитилась Тоня.

– Уважуха! – поддержала Катя.

– Подожди, постой минутку, я сфоткаю! – крикнула Селена и полезла за телефоном.

С брёвнами на плечах Поплавок казался уже не увальнем, а настоящим богатырём. Он и правда был сильным, и всеобщее внимание ему понравилось. Но когда девочки затянули фотосессию, снимаясь по очереди на его фоне, вид у него был уже не гордый, а измученный. Наконец ему позволили сбросить брёвна. Мальчики сходили в лес и принесли ещё дров, но внимания девочек этот процесс не привлёк. Поплавок же занялся костром.

Когда палатки были поставлены, а байдарки разгружены, все разбрелись по своим делам. Некоторые пытались смыть с лица черничные узоры, некоторые наносили новые.

Санёк присел к костру с тетрадью для дневника.

«Что же написать? Кстати, а число-то сегодня какое? – Он включил телефон. – Надо же! Только пятый день похода, а кажется, что прошло недели две…»

Мальчик пролистнул первые четыре странички и начал сразу с пятой:

«5-й день похода. Сходил в посёлок. Получил два котла. Встали лагерем в черничнике. Черники очень много». Потом написал на предыдущей странице: «4-й день» и начал вспоминать, что же было вчера. Странная штука память! Вроде всё помнишь, а когда это было – вчера или позавчера – непонятно… Так много всего произошло! Но и предыдущий день уложился у Санька в несколько скупых фраз.

Подняв голову от дневника, мальчик заметил, что дежурным Пете и Селене помогает Василиса, хотя дежурство вовсе не её. Это показалось ему настолько странным, что он даже бросил вспоминать позавчерашний день.

«Вот пойми этих девчонок! – подумал он. – Буквально вчера Селена нам такую свинью подложила с этим своим омлетом, который мы якобы должны были готовить, чуть не опозорила перед всеми… хорошо, что ребята понимающие оказались… А теперь Василиса как ни в чём не бывало помогает ей готовить! Что-то там старательно в кане перемешивает! Да я посмотрел бы, как Селена сама приготовит хоть что-нибудь съедобное!»

– Ты чего, привидение увидел? – спросила Вера.

– Да так. Вчера Селена нам дежурство чуть не сорвала, а теперь Василиса помогает ей готовить! Где логика? Или она у вас у всех женская?

– Глупый ты, – сказала Вера.

– Это почему же?

– Василиса за твоим каном следит, чтоб не пришкварили, а ты – ноль благодарности. Да ещё на неё же баллоны катишь.

– Да?.. – только и смог вымолвить Санёк. – А я и не подумал…

– Ага, а всё туда же – где у вас логика! Со своей логикой разберись.

И Вера ушла в палатку.

Саньку стало стыдно. И правда, как же он об этом не подумал! Точно Вера подметила, это же его котёл! Первый, обеденный, после супа, он уже помыл, и это была большая удача, что попался суповой, который пришкварить можно только при большом кулинарном «таланте». Молодец Василиска – сообразила, помогла! После такого почина Санёк уже не удивился бы, если бы она и мыть котёл вызвалась за него. Но девочка этого не сделала. Когда каша была готова и кан сняли с огня, она даже не посмотрела на него.

«Ну правильно, – подумал Санёк, – это же мой котёл, а не её. Если б она этот помыла, за мной всё равно остался бы ещё один». После ужина он пошёл к реке отмывать кан. Удивительное дело, но когда кан засиял изнутри глянцевым металлическим блеском, мальчику показалось, что именно теперь он по-настоящему прощён за то волнение, которое доставил Татьяне Терентьевне и всей группе своей прогулкой по посёлку.

На душе стало легче, и Санёк побежал выполнять своё заветное желание, ради которого он тогда в магазин и напросился. Он достал купленный блокнот, сел на брёвнышко у костра и замер в ожидании. Пока ждал, успел вспомнить и записать в дневнике четыре фразы про третий день похода.

Наконец к костру пришла Аня с гитарой, настроила её и запела своим потрясающим, берущим за душу голосом:

Развесёлые цыгане

По Молдавии гуляли

И в одном селе богатом

Ворона коня украли,

А ещё они украли

Молодую молдаванку,

Посадили на полянку,

Воспитали как цыганку.

И с теx пор она пропала

Под сенью

загара,

У неё в рукаx гитара,

Гитара,

гитара.

Позабыла всё, что было,

И не видит в том потери.

Аx вернись, вернись, вернись,

Ну оглянись, по крайней мере.

Саньку показалось, что Аня поёт про себя, и «цыгане» в песне – это не настоящие цыгане, а туристическая группа, сидящая сейчас вокруг костра. Мальчик старался ухватить хотя бы начала строк, чтобы потом восстановить по памяти или спросить. А песня продолжалась:

Мыла в речке босы ноги,

В пыльный бубен била звонко

И однажды из берлоги

Утащила медвежонка.

Посадила на поляну,

Воспитала как цыгана,

Научила бить баклуши,

Красть игрушки из кармана.

И с теx пор про маму, папу

Забыл

медвежонок,

Прижимает к сердцу лапу

И просит

деньжонок.

Держит шляпу вниз тульёю,

Так живут одной семьёю,

Как xорошие соседи –

Люди, кони и медведи.

(стихи Новеллы Матвеевой)

Для Санька и тут всё было ясно. «Медвежонок» – это он сам, случайно попавший к туристам-«цыганам», и, похоже, не так уж и случайно… Он даже задумался и совсем пропустил последний куплет. А песни сменяли друг друга, Санёк записывал, что успевал, и надеялся впоследствии выучить их все, чтобы петь у костра с ребятами вместе, легко и свободно, как будто всегда знал.