Семнадцать дней под небом

Он и не заметил, как за плечом у него вырос Веня.

– Что, уже к отчётному вечеру готовишься? – спросил он.

– Чего? К какому вечеру? – не понял Санёк.

– Так у нас традиция такая – в конце каждого похода делать отчётный вечер.

– У вас тут вообще одни сплошные традиции: котлы мыть, дневники писать…

– Так это же классно! Кстати, ты дневник написал? Списать дашь?

– Что?!

– Да шучу я, шучу… А про отчётный вечер – чистая правда. Вот что ты умеешь делать?

– В смысле?

– Например: петь фальцетом, изображать громоотвод, утюг, холодильник, ходить на ушах, показывать фокусы, резать по дереву, камню, пенопласту, делать вертикальный шпагат, читать стихи от конца к началу, писать эпиграммы, оды, эпитафии…

– Всё, всё, хватит! Я понял: цирк уехал, а клоуны в лесу заблудились…

– Что-то из этого ты наверняка умеешь делать, просто никогда не пробовал. Так вот, к отчётному вечеру надо раскопать в себе хоть какой-нибудь талант и выдать на публику. Подсказка первая: это обязательно должно быть связано с нашим походом. И вторая: не обязательно мучиться в одиночку, можно с кем-нибудь сделать общий номер. А можно и так и эдак.

– А если я ничего не умею?

– Такого просто не может быть, ты себя недооцениваешь. А низкая самооценка приводит к снижению результативности. Так что, поверь мне, в себя нужно верить.

– Что-что? – спросил Санёк, у которого от этого каламбура в голове всё смешалось, но Веня уже ушёл.

Не было ещё и десяти вечера, когда Татьяна Терентьевна объявила:

– Ну всё, сейчас отбой, завтра подъём в шесть утра, а для дежурных – в пять. Выход на воду – в семь.

– А чего это так сурово? – спросил Поплавок.

– Завтра проходим озеро. Его надо пройти или рано утром, или поздно вечером.

– А днём?

– А днём из воды вылезает Лохнесское чудовище! – объявил Веня и показал в лицах, как именно оно вылезает, как не вовремя вышедший на воду турист встречается с ним и что из этого получается, включая трагический финал и последнюю конвульсию невинной жертвы.

Все чуть с брёвен не скатилась от хохота.

– Веня, прекрати! – одёрнула его Татьяна Терентьевна. – А если серьёзно, то днём на озёрах бывает сильная волна.

– А с дровами что? – спросил Боря. – Надо бы забрать сушинки, они хорошие.

От пяти принесённых ребятами лесин к тому моменту осталось три.

– Заберём, только надо подумать, как их довезти, – сказала Татьяна Терентьевна.

– Так мы распилим и в байдарки положим.

– Тогда начинайте уже сейчас, чтобы утром только погрузить.

– А завтра погода может испортиться, – как бы невзначай сказал Боря, когда мальчики распиливали двуручной пилой оставшиеся сушины.

– Почему ты так думаешь? – поинтересовался Петя.

– Закат был красный, в облака.

– И что?

– Ничего. Поживём – увидим.

– Нечего сказать, успокоил.

Ночью действительно похолодало, и Санёк пожалел, что не взял с собой какой-нибудь шапки: голова вне спальника реально мёрзла.

7. Стихия мысли

Утром Санёк проснулся от того, что кто-то трогал его за ногу. Он открыл глаза. В их мальчишечьей палатке сидела Селена.

– Тебе чего? – спросил Санёк.

– Поплавка толкни, пожалуйста, – попросила девочка.

– Зачем?

– Мы с ним дежурим.

– А-а… Сама бы и толкнула, раз уже залезла… а то всех сейчас перебудишь…

– А я знаю, где он?

Санёк оглянулся. И правда, видно было только Борю, он спал в вязаной шапочке и поэтому не мёрз. Остальные двое с головой залезли в спальники.

– Поплавок с вечера тут был, – сказал Санёк и толкнул лежащий рядом куль.

Внутри что-то завозилось и послышалось Петино: «Да что ж это такое-то… и поспать толком не дают…»

– Угадал, – улыбнулся Санёк.

Тут он вспомнил, что когда у него самого ночью стала мёрзнуть голова, он намотал на неё то, что нашёл, а именно тренировочные штаны, наподобие чалмы. Видок у него, должно быть, теперь аховый… Так бы и не понять, что это штаны, но широкие белые лампасы выдают с головой… а одна штанина вообще на глаз спадает…

– А тебе идёт, – Селена кивнула на его головной убор. – Ладно, не комплексуй, только Поплавка мне выпихни, а то одной так ску-учно завтрак готовить…

Она таким тоном сказала это своё «ску-учно», что и глухой бы догадался, что она не только не собирается ругаться, а даже как бы зовёт составить себе компанию у костра. Санёк предпочёл притвориться глухим и недогадливым. Он ещё раз толкнул Поплавка и заставил-таки его осознать необходимость выхода в зябкое карельское утро.

Когда Петя ушёл, Санёк упал на коврик и моментально заснул снова, до общего подъёма.

С утра все были сонные, как зимние мухи, и вёслами шевелили вяло. К тому же в каждой лодке под ногами мешались чурбаки от вчерашних сушин. Над рекой стали появляться чайки. Их крики казались Саньку пронзительно печальными, словно они плакали о чём-то или о ком-то.

«Странно, – думал мальчик, – ведь много раз видел чаек, но так печально они ещё никогда не кричали… или я не замечал просто…»

Помня о холодной ночи и Борином предсказании, Санёк не стал убирать в гермушку ветровку, а положил её поближе к себе. Через некоторое время ему действительно пришлось утеплиться. А Василиса уже с самого утра была в куртке весёленького жёлтого цвета и напоминала цыплёнка.

Часа через полтора за поворотом реки открылась бескрайняя гладь озера – спокойная, серебристо-голубая, сливающаяся на горизонте с куполом неба.

– Бобёр, а Бобёр! Ты чего вчера народ пугал? – крикнул из своей байдарки Поплавок. – Облака там, то-сё… завтра дождь будет… Где он, этот твой дождь?

– Судя по форме и цвету облаков вчера на закате, сегодня велика вероятность дождя, – ответил Боря, как студент гидрометеорологического колледжа.

– Велика вероятность… Эка загнул! Так будет дождь или нет?

– Чего ты от него хочешь? Когда это у нас синоптики правду говорили? – поддержала Поплавка Селена.

– Не скажи! Я слышал, их прогнозы сбываются всегда, но только не в том месте и не в то время, – развил тему Петя.