Семнадцатая карта

— А с какой стати таможенники проверяют машины на дороге?

— Да какие это таможенники! — махнул рукой лейтенант. — Черти, а не таможенники.

— Чертей не бывает, — сказал Мелехов. Все громко засмеялись. Он только покачал головой, удивляясь такому веселию.

Как и раньше он сутками не выходил из лаборатории. Только теперь в комнате стояла не железная кровать, а дорогой красный кожаный диван. Петька и Пашка подарили.

— Чтоб тебе, как богу спалось, — сказали они.

И был такой хороший сон. Два белых лебедя плавали у желтого пруда. Белые цветы и белые камни украшали эту воду. Но здесь никого не было. Мелехов чувствовал, что это хорошо. Это была не искусственная природа. Здесь была жизнь.

— Тут хорошо, — сказал он. — А что, собственно, в этой природе хорошего? — спросил он. У кого? Да так просто, спросил и все. И добавил: — В этой природе нет бессмысленной смерти. Неужели это все-таки возможно?

Что-то здесь все-таки не то. А что тут необычного?

— Нет человека! — воскликнул он. И добавил: — Но ведь я это вижу. Значит, я здесь. А где моя Надя и моя любимая собака? И кто живет во втором доме?

— Ну чего же ты? — услышал Василий голос Петьки. — Иди.

— Там тебя ждут, — сказал Пашка. — Шагай.

— Вроде бы хорошо, — ответил Василий, — как у Брейгеля, все настоящее. Но я что-то боюсь. Вдруг там никого больше нет?

— Есть, есть, — ответил Петька.

— Но почему их нигде не видно?

— Они придут вместе с тобой, — сказал Пашка.

— Правда?

— А почему не правда?

— Почему ты нам не веришь? — Пашка вынул из кармана большой сэндвич с курицей и стал есть. Мягкий хлеб тонул в его длинных и тонких пальцах. Петька тоже вынул сэндвич.

— С чем? — спросил, глотнув слюну Мелехов. — Тоже с маринованным под лимонным соком филе курицы. Чеснок добавляли?

— Прости, что не предлагаем тебе, — сказал Петька. — И этот сэндвич не с цыплячьим филе. Это бастурма. Мягкая бастурма.

— Сколько дней мариновали? Три?

— Больше.

— Сколько? Пять?

— Семь. Зря ты интересуешься этими подробностями, — сказал Пашка.

— Почему?

— Тебе еще больше захочется есть, — ответил Петька.

— Ничего страшного. Чем дольше разлука, тем радостней встречи час.

— Ты имеешь в виду еду? — сказал сладко чавкнув Петька. — Я бы советовал тебе не торопиться.

— Ты можешь сразу не достать там еды, — сказал Пашка.

— Надеюсь, ты не свернешь сразу же шеи этим великолепным гусям? — Петька вынул из сэндвича мягкий, очень хорошо промаринованный кусочек говядины граммов на сорок-пятьдесят, втянул носом ароматный воздух и бросил его в свою перевернутую пасть.

— Вам следовало бы знать, — печально сказал Василий, что после семи дней мясо прокисает. Потом живот будет болеть.

— Я не понял, — сказал Петька, — ты нам, что, аппетит, что ли, хочешь испортить?

— А я не понимаю, почему мне не дают такой же сэндвич, раз там, — он показал на гениальный пейзаж, — есть нечего. Вы же практически отправляете меня на необитаемый остров.

— А он прав, — Петька кивнул на ученого.

— Прав, но по-другому не бывает, — ответил Пашка. — прибыть в другое время это всегда означает попасть на необитаемый остров.

— Человек в наше время — это Робинзон Крузо.

— Если ты сейчас наешься, у тебя там голова работать не будет.

— Ты можешь растеряться и погибнуть.

— Ладно. Можно задать вам последний вопрос? Неужели я так быстро построил этот мост? А кстати, где он?

— А вот эта картина, этот пейзаж и есть тот мост в вечную жизнь, — сказал Петька.

— Этот Брейгель?! Я создал этого псевдо-Брейгеля?

— Да, в видимом спектре этот картина результат ваших открытий.

— Но здесь так много работы. Я-то здесь всего три дня. Не отсидел даже пятнадцать суток.

— Ошибаешься, — Петька бросил в свою огромную пасть остатки сэндвича.

— Как это? Я ведь помню, что не так уж много сделал, — сказал Мелехов. Даже если время…

— Не совсем так обстоит дело, как вы думаете, — сказал Пашка. — Просто…

— Да зачем портить ему кайф? — сказал Петька. — Никто не любит, когда ему заранее рассказывают содержание.

— Содержание чего? — спросил Мелехов и вдруг почувствовал себя атомом в мощнейшей центрифуге. Петька и Пашка, лагерь Дог Стар — всё замелькало у него перед глазами. Потом вытянулось в длинную сужающуюся трубу. — Банально, — подумал он. — Значит, всё как обычно.

— Ты че, коза, гонишь?

— А что такого я сказала? — спросила Эдит. — И подожди. Это кто коза? Я коза?! Ах ты пень березовый! — воскликнула буфетчица и большим вяленым лещём, который несла к этому столу, ударила Фиксатого по свежевыбритой щеке. Тот упал со стула под соседний стол. Сбросил с глаз скатерть. Он стащил ее со стола и почистил только что выглаженные брюки. Хотя было утро, но пол в пивной был уже грязный.

— Спокойно, Фиксатый, — сказал сидевший за этим же столом Вован.

— А я спокоен, — сказал Женя Фиксатый. Он нагнулся и вытащил из голенища блестящего хромового сапога гармошкой финку.

Он сделал большой шаг в сторону и с криком:

— Запорю падлу! — побежал на Эдит. Она испугалась и с визгом скрылась за стойкой.

Жена Фиксатого Полина в это время была в зале. Она убирала остатки закуски с дальнего стола. Полина подошла и постаралась успокоить мужа.

— Ну чего ты так расстроился? Она это просто так сказала. Ну, чтобы поддержать разговор.

— Ты хоть слышала, что именно эта тварь сказала? Завалю! — он опять с рычаньем бросился на дверь буфета. Потом повернулся, разорвал на груди рубаху и показал на Ле и Эстэ, расположенные на ней. — По-вашему, я мог бы носить на своей груди не русских людей?

— Почему же не русских? — спросила Полина. Она тоже села за этот стол и поправила сначала свой кокошник, а потом раздвинула рубашку своего мужа Евгения Фиксатого. — По-моему, нормальные русские люди, — она показала ладонью на Ле и Эстэ.

— А она говорит, что один жид, а другой чурка! Может такое быть? Ладно бы еще сказала: космополит и гастарбайтер.

— Да она просто так сказала, чтобы позлить тебя.

— Да нет, — встрял в разговор Вован. — Эдит сказала, что узнала это из достоверных источников.