Съемочная площадка
Шрифт:
Я была слишком поражена, чтобы что-нибудь сказать, я понимала, что он оплакивает свое дитя, свой фильм, почти готовый, но теперь, вероятно, умерший, так и не родившись.
Наконец я смогла заговорить.
— Как? Что произошло?
— Его нашла полиция в мотеле в Голливуде. — Он вытер глаза, тяжело дыша. — Его избили до смерти!
О Господи!
— Но кто?! Почему?!
— Они нашли его прикованным к кровати, на глазах была повязка.
— О Боже!
— Дейв сказал, что ищут мужчину-проститутку… Они думают, что знают, кто это. — Его глаза опять наполнились
Мне стало стыдно, стыдно из-за того, что я решила, будто Тодд переживает только из-за картины. И хуже всего была не сама смерть Бо, но то, какон умер. Именно это и заставляло так переживать Тодда.
Он взглянул на меня.
— Ну почему, почему я не попытался помочь? Я был так занят своими собственными… — Он в отчаянии покачал головой.
— Поппи! — воскликнула я.
— Надо поехать к ней. Я не думаю, что у нее есть кто-нибудь…
Дверь отворила испуганная горничная-мексиканка.
— Миссис в спальне, — сказала она. — Больше там никого нет.
— Вы не скажете ей, что мы здесь?
Она вернулась через несколько минут.
— Никто не отвечает. Дверь заперта.
Мы посмотрели друг на друга.
— Где Вирджил? Смоки? — с настойчивостью произнес Тодд.
— Они ушли.
— Где спальня? — на ходу спросил он. Я шла за ним.
Горничная бежала за нами, чтобы показать дорогу.
Тодд подергал ручку и крикнул:
— Поппи! Это Тодд Кинг! Впусти меня!
Поскольку никто не отвечал, он с силой толкнул дверь, как это делают в фильмах, и продолжал делать это, пока дверь не поддалась. Мы все вбежали в комнату. Она полулежала на кровати, в руке все еще был зажат пузырек с таблетками. Тодд бросился к ней, нащупал пульс.
— Срочно скорую, Баффи! Быстрее! Мне кажется, она еще жива. — Он попробовал приподнять ее безжизненное тело.
Они сказали, что продержат ее в больнице дня два-три, и мы отправились домой. Я, совершенно обессиленная, забралась в кровать не глядя на Тодда, уставившегося в потолок. Я выключила свет. Ни один из нас наверняка не сможет сегодня заснуть.
Затем я почувствовала его руку у себя на плече.
— Баффи… пожалуйста. Пожалуйста, Баффи.
В эту секунду мне хотелось повернуться к нему, впустить его в свою кровать, в свои объятия, в мое сердце, все мое тело жаждало этого; я хотела этого больше всего на свете, но не могла. Как я могла согреть его, когда во мне не осталось ничего, что бы могло его согреть? Он уже убил во мне то, что давало это чувство комфорта, это тепло.
И даже не видя, я почувствовала, как он идет в свою пустую кровать. И я подумала о Поппи Бофор, лежащей на узкой больничной койке после неудачной попытки убить себя. Может мы совершили большую ошибку, вернув ее к жизни. Ей будет очень трудно жить. Я подозревала, что, как и многие другие, Поппи убила то, что любила.
91
Через два дня Поппи выписали
из больницы, и мы привезли ее к себе. Честно говоря, мне этого не очень-то хотелось, но выбора у меня не было. Я не могла позволить ей вернуться в пустой дом. Мы не могли исключить возможность того, что она повторит свою попытку. Мы помешали ей убить себя и, следовательно, спасли ей жизнь. Есть старое убеждение, что вы несете ответственность за того, кому спасли жизнь. Я не знала, сколько это может продолжаться, но полагала, что недели две. Она поживет у нас и после похорон, а похороны смогут состояться лишь после того, как полиция даст на это разрешение. Тем временем съемки «Белой Лилии» были опять приостановлены, и Поппи была очень тихой, она как бы окаменела.Живая бомба с часовым механизмом, думала я. Или, возможно, как и я, лишь живой труп. Именно так в течение последних двух лет я и представляла саму себя. Особенно когда у меня было плохое настроение. Теперь же нас было двое, тихих, печально бродящих по дому.
Позвонил Гэвин. С того воскресенья мы не виделись.
— Я очень сочувствую вам из-за смерти Бо Бофорта. Я думаю, вы с Тоддом были с ним близкими друзьями?
— Да.
Пожалуй, я могла так сказать. Во всяком случае, Тодд с Бо действительно были друзьями.
— Когда я тебя увижу? — спросил он.
— Не знаю. Сейчас у нас живет Поппи Бофор.
— Ну, ты же можешь оставить ее на несколько часов?
— Не знаю. Не уверена. Она немного не в себе. — Я не знала, как это сказать получше. Я не была уверена, стоит ли мне говорить Гэвину о ее попытке самоубийства. Естественно, она имела право на то, чтобы это оставалось ее тайной. — Да и газетчики не оставляют нас в покое. Болтаются возле дома, и телефон трезвонит без конца. Честно говоря, я беспокоюсь из-за Ли. Она неважно выглядит. Мне кажется, что все это чересчур для нее. Она уже немолода. Мы даже не знаем, сколько ей лет. Она никогда нам не говорила. Но я не могу оставить ее одну с Поппи Бофор и детьми. Это будет нечестно по отношению к ней. Нет. Я слишком тревожусь из-за них обеих — Ли и Поппи.
— А как насчет меня? — спросил он мрачно.
— Что насчет тебя?
— А насчет меня ты не тревожишься?
— Еще из-за тебя! Ты молодой, сильный и красивый. Нет, из-за тебя я не тревожусь.
— Вчера вечером в ночном сеансе я видел один фильм. С Айрини Данн. Называется «Улица на окраине». У нее там связь с женатым мужчиной, которая продолжается пятьдесят лет, и каждый год он уделяет ей несколько минут, а она ждет… Год за годом, год за годом. — Я знала этот фильм. Я видела его давно, много лет назад, в кинотеатре на Хай-стрит в Колумбусе, штат Огайо. Это был ужасно слезливый фильм. — Я тебе не напоминаю Айрини Данн?
— Есть немного, — согласилась я. — Что-то в выражении глаз. Но ты несколько полнее.
Нам пришлось нанять охрану, чтобы они не пропускали никого из газетчиков и не позволяли им прошмыгнуть в открытые ворота, когда проезжал кто-нибудь из своих.
Сьюэллен расстроилась, когда приехала ко мне.
— Это что такое? Ты живешь в осажденном лагере?
— Эти газетчики просто охотятся за Поппи. Некоторые из этих чокнутых прознали, что Поппи у нас, и здесь их пасется целая толпа. Разве ты их не заметила?