Съемочная площадка

19

Так вот она какая, блестящая нью-йоркская вечеринка, думала я. У них даже была терраса, заставленная деревьями в кадках и белыми кушетками. Ну и что, что оттуда открывался не самый лучший вид на Третью авеню? Это был сам Нью-Йорк, а в листве деревьев в кадках были умело запрятаны мерцающие огоньки. Как и говорила Клео, в жилой комнате было очень мало мебели: белые холщовые диваны, черные столики со стеклянной поверхностью, огромные экзотические растения и ярко-красные аксессуары. Шик. У Клео всегда был вкус. Гости невольно вписывались в общую цветовую гамму комнаты. Мужчины в черном и женщины по большей части в белом или черном с каким-нибудь цветным вкраплением. На Клео был строгий черный туалет, а на мне платье в греческом стиле из белого шелкового трикотажа. Тодду нравилось, когда я надевала что-нибудь белое. Он говорил, что женщины с блестящими черными волосами и фарфоровой кожей должны ходить в белом.

Но именно Сюзанна, которая пришла позже всех с Поли на хвосте, блистала как настоящая звезда в выходном золотом мини с разбросанными в нарочитом беспорядке огненными волосами, впервые нарушив свое правило не позволять наряду затмевать красоту лица. Ну и, конечно, разве мог найтись человек, чей взгляд не приник бы к ней одной, пораженный ее блеском?

Я повернулась к Тодду, чтобы поделиться с ним своим впечатлением. Он смотрел как завороженный, только не на Сюзанну, а на Поли — истощенного, бледного, с ввалившимися глазами, одежда висела на нем, как на вешалке. Его взгляд загорелся, когда он увидел нас. Он ринулся к нам, бросился обнимать и целовать сначала меня, а потом Тодда. Я люблю Сюзанну, но мое сердце разрывалось от жалости к Поли. Он прошептал мне в ухо:

— А ты все та же юная Вивьен, и от этих зеленых глаз мой пульс начинает биться сильнее.

Я снова потянулась поцеловать его.

Мы болтали и смеялись, и я горячо надеялась, что он не будет пить, и он действительно вначале не пил. Дрожащими руками он зажигал сигареты одну за другой, и мне стало ясно, что я снова слишком наивно смотрю на вещи.

* * *

Официант подал шампанское в высоких тонких бокалах, а официантка в черном шелковом платье принесла канапе с шотландским лососем и мелкие картофелины, фаршированные красной икрой. Я подумала, что надо будет рассказать Сьюэллен о фаршированном картофеле. Очень дорогой прием, мелькнуло у меня в голове, и Клео, будто прочитавшая мои мысли, прошептала:

— В такие дни, как сегодня, Лео не против пополнить семейный бюджет моей зарплатой и не терзается вопросом насчет того, чья работа лучше или чей статус выше.

Хотя они и сложили вместе две зарплаты, этого было мало, и я не могла понять, как же они выкрутились. Наверное, помогли родители Клео, которые были в разводе и жили отдельно. По-видимому, особенно постаралась мать Клео. Она мечтала, чтобы ее дочь была счастлива в браке.

Я взглянула на Лейлу Пулитцер, прибывшую на вечеринку из Тинафлайя. На ней было стильное серебряно-белое одеяние. Она разговаривала с кем-то из сотрудников Клео. Как и Поли, она, повинуясь моде, курила одну сигарету за другой. У нее расстроены нервы, подумала я, и, возможно, она слишком много пьет. Наверное, все еще переживает после неудачной попытки выйти замуж? Да, тут уж не до смеха. Если бы я была на ее месте, не ликер бы глотала, а яд из серебряной кружки.

Я заметила, что Лео и Сюзанна поглощены разговором на террасе, и мне было невдомек, о чем эти двое, никогда не питавшие друг к другу особой склонности, могли так оживленно беседовать.

— Но Лео, ты мне не нужен, — сказала Сюзанна с легким оттенком презрения в голосе. — Я могла бы пойти на любую студию и получить роль в спектакле. Тем более если Дюрель станет спонсором постановки. Зачем мне отдавать себя и Дюреля в дар твоей Богом забытой студии?

— Потому что я тот человек, который знает пристойный способ избавить тебя от твоей проблемы.

— Какой проблемы? — устало спросила Сюзанна.

— От Поли. От твоего проклятия, Сюзанна. Если ты не будешь осторожна, он потянет тебя за собой в трясину, и тебе уже нечем станет дышать. Я дам Поли работу в своем спектакле. Какую-нибудь нехитрую работу, которая при всем при том займет его время. Что-нибудь, что отвлекло бы его.

Сюзанна облегченно вздохнула. Она испугалась, что Лео знает об Уэсе и собирается использовать это против нее. Она сказала с усмешкой:

— Если Дюрель согласится быть спонсором, я везде найду для Поли работу. И ты мне для этого не нужен. Кроме того, это ненадолго отвлечет Поли. Он настолько обнаглел, что даже не собирается делать вид, будто занят чем-то созидательным. У него на уме одна пьянка! Его никто не может выдержать.

— Да, конечно, но я могу найти врача, который…

При этих словах она взглянула на него с неожиданным интересом, хотя и недоверчиво.

— А что твой врач может для него сделать? Вырежет ему мозги, так что он вообще забудет, что когда-то знал меня?

— Нет, — рассмеялся Лео. — Он пропишет ему лекарство, которое одновременно отвадит его от выпивки и укротит темперамент.

— Укротит темперамент? — повторила она.

— Да. Не будет больше ни вспышек ярости, ни сцен ревности. Ты увидишь другого Поли — тихого, смирного, которым сможешь управлять, которому поможешь подняться со дна, и постепенно, незаметно избавишься от него.

О Боже, это было бы прекрасно! Если бы только можно было помочь Поли снова встать на ноги, обрести самого себя, и в то же время сделать так, чтобы он навсегда ушел из ее жизни!..

Она округлила глаза:

— Что, действительно существует такое лекарство?

К тому времени, когда мы сели за стол, у Поли уже потухли глаза, и было заметно, что он старается держаться нарочито прямо, как это свойственно всем пьяницам, которые хотят показать, что они в порядке. Он молчал. Я следила за ним и не видела, чтобы он что-нибудь пил. Так когда же он набрался? И где? Заперся в ванной с поллитровкой? И где же та ярость, в которую он, по словам Сюзанны, обычно впадал по пьяни? Я только заметила, что он мрачен как туча. Бедняга! Выпивка уже не приносит ему удовольствия. А ведь он хотя бы мог быть веселым пьяницей…

Обратно в «Плазу» мы ехали в такси, держась за руки. Мы оба думали о Поли.

— Эта сучка Сюзанна… — не сдержался Тодд, хотя это было не в его характере. Он относился к людям терпимо, и причуды Сюзанны скорее забавляли его.

— Но тут не только ее вина, — попыталась я оправдать ее. — Наверное, у Поли врожденная склонность к алкоголизму. Безответная любовь встречается сплошь и рядом. Довольно многие любя тех, кто не любит их. Но они при этом не распадаются на части, ведь так? Они берут себя в руки и продолжают жить…

Губы Тодда превратились в тонкую линию. Он покачал головой.

— Дело не только в безответной любви. Это было бы очень просто. Сюзанна использовала его… Нагло, непростительно. Она нанесла ему смертельную рану.

Я содрогнулась. Страшные слова: «смертельная рана»…

— А Лео не переменился, правда? — помолчав, спросила я.

Тодд усмехнулся:

— Нисколько. Старый Лео остался прежним. И Клео не особенно изменилась, разве что осветлила волосы.

— По-моему, она все-таки стала немного другой. Мне кажется, в ней нарастает бунт против Лео, тогда как раньше каждое его слово она воспринимала как откровение.

— И ты думаешь, что этот бунт когда-нибудь грянет?

— Не знаю. Пока не знаю. Она до сих пор живет представлениями о счастливом браке, которые мать вбила ей в голову. И сейчас ей даже хуже, чем ее разведенной матери.

Я тяжело вздохнула. Все вокруг казалось безрадостным. Тодд двумя пальцами поднял мой подбородок.

— Не грусти, Баффи Энн. Я люблю тебя всеми фибрами своей души…

«Благодарю тебя, Господь». Он поцеловал меня, и тут наше такси остановилось перед входом в гостиницу.