Семья Берг

Мехлис услышал, перегнулся к нему:

— Товаррищ, эй, вы, товаррищ, почему вы сказали, что не будет мирровой рреволюции?

Хохол, неспешно и немного саркастически посмотрев на него, ответил:

— Жидив не хватит.

Даже велеречивый комиссар Мехлис не сразу нашелся, что сказать. Это звучало и глупо, и оскорбительно. Павел разозлился и подъехал к мужику.

— Эй, ты, почему сказал «жидов», а? Думал комиссара обозвать, а?

Мужичок попятился от коня:

— А ты нэ замай, нэ замай.

— А ты думаешь, кто я? Кто, я тебя спрашиваю?

— Да кто же ты — хлопец.

— А какой я хлопец?

— Откуда мне знать. Мы люди темные.

— Ты не хитри, отвечай — какой я хлопец?

— Ну, по виду ты русский хлопец.

— Ага! А вот и нет — я еврей.

— Чтой-то не верится, — мужик еще удивленней стал чесать затылок.

Мехлис потом, наедине, сказал Павлу:

— Молодец, Пашка, что прроучил его.

— Что же он обзывается, падла? Мать его!.. Мне за тебя и за всех нас, евреев, обидно было.

— Горячий ты. А я тебе только опять скажу — я не еврей.

— А кто же ты?

— А я коммунист, большевик.

Пораженный Павел опять замолчал: как это можно поменять происхождение на убеждения?

Той же ночью мужичок, предсказывавший провал мировой революции из-за нехватки евреев, получил возможность удивиться высокому рыжеватому парню еще раз: он увидел, как этот самый молодой хлопец, называвший себя евреем, лихо отплясывал перед девками на кругу «русского» вприсядку. И позже мужичок слышал, как на сеновале тот же хлопец баловался с одной из девок. Она подкидывалась под ним так, что сено взлетало вверх, и стонала:

— Родимый, еще, еще!..

Хохол покачал головой:

— Ишь ты, говорит, будто жид, а девок портит, что твой казак.

Молодые девчата и женщины вешались на Павла, как только видели его рост и курчавые светлые волосы. Но сами они его не очень интересовали. В походной боевой жизни и при постоянной возможности быть убитым или стать калекой он совсем не интересовался женщинами и не думал связывать себя ни с одной из них. Порченых девок попадалось на его пути много, да он и сам их портил. Но забывал на следующий день.

* * *

Во время Гражданской войны, кроме идеологически направленных «красных» и «белых», выделилась третья сила — крестьяне, которые потом стали называть себя «зелеными». У них не было другой идеологии, кроме желания спокойной трудовой жизни на земле. Но именно этим им мешали заниматься — и красные, и белые. Многие из бойцов, сражавшихся с Павлом, крестьяне, были против белых, но и не за красных, дезертировали, отказывались вступать в армию. Хотя земля была отдана крестьянам с первого дня захвата власти, но через полгода — 9 мая 1918 года — был издан декрет о предоставлении комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий — отбирать у крестьян излишки зерна. Фанатично настроенные большевики превратили это в грабеж, отбирая у крестьян все. Тогда крестьяне стали собираться в отряды под старинным лозунгом атамана Стеньки Разина «Земля и воля» и под новым — «Советы без коммунистов», а называть себя начали «зелеными». Под руководством «батьки» Махно 30-тысячная армия «зеленых» сражалась с немцами, с белыми, с красными. Но в конце концов в 1921 году они были окружены и уничтожены красными. Сам Махно сбежал в Румынию.

Войну красных с крестьянами называли тогда «малой гражданской». По деревням проводился жестокий террор, а затем наступил голод: в стране голодало сорок миллионов людей. Система распределения продуктов была переведена в сеть государственных главков, количество чиновников выросло до четырех миллионов. Был выдвинут лозунг: «Кто не работает, тот не ест», но тем, кто работал, еды тоже доставалось мало. Рабочим вместо денег выдавали талоны на питание.

Изредка до Павла доходили разговоры о терроре, он не мог понять — за что же тогда боролась Красная армия, да и он сам? Спросить ему, кроме комиссара Мехлиса, было не у кого.

— Левка, объясни ты мне — зачем нужна такая жестокость против своих же граждан?

— Ты отсталый элемент, Пашка. Какая такая жестокость? — это требование времени, мы просто восстанавливаем историческую справедливость. Вот если бы ты вступил в партию большевиков, ты бы сразу стал лучше разбираться в обстановке.

Но Павел Берг никак не мог представить себе, как принадлежность к партии способна помочь уровню понимания. Разве только ему придется повторять за всеми большевиками все то, что они говорят. Но для этого нужно отучиться думать самому, а думать ему как раз нравилось все больше; повторять же за другими он не любил: ему хотелось жить своим, а не чужим умом.

За годы военной службы Павел превратился в опытного, крепкого кавалериста-рубаку. В атаках он бесстрашно бросался в самую гущу боя. Его громадная фигура и сильная рубящая рука производили на врагов жуткое впечатление. Однажды во время боя бойцы попали в засаду: из пулемета перебили половину их эскадрона и застрелили командира. Красноармейцы растерялись, повернули коней назад, начали отступать. В Павле вскипела кровь, он крикнул:

— Эскадрон, за мной!

Растерявшимся бойцам нужна была громкая и решительная команда — они развернули коней, помчались за Павлом и — победили. Сам командующий Буденный потом хвалил Павла перед строем, назначил командиром эскадрона и наградил именной шашкой.

* * *

Однажды в апреле 1920 года на фронт на Северном Кавказе прибыл специальный поезд. Среди бойцов пошли разговоры:

— Говорят, сам предвоенсовета Троцкий прибыл.

— Это кто же такой?

— Говорят тебе — предвоенсовета. У самого Ленина главный военный комиссар.

— Это вроде как министр военный, что ли?

— Похоже. Он, говорят, по горячим точкам ездит, речи толкает и порядок наводит.

Очень разволновался и их комиссар Мехлис, побежал в вагон начальника. Через некоторое время решительной походкой оттуда вышел невысокий человек с козлиной бородкой и пронзительным взглядом из-под пенсне. За ним важно шел командарм Буденный с длинными закрученными кверху усами, а следом мягко семенил Мехлис.

Бойцов на конях построили в длинное каре, кони мотали головами, трясли гривами, рыли копытами землю — стоять на месте не привыкли. Троцкий забрался на телегу, бойцы комментировали:

— Речь говорить станет.

— Сдается мне что-то, будто он на еврея схож.

— Так он и есть еврей. Бронштейн ему фамилия.

— А как же так — Троцкий?

— Значит, другую фамилию взял.

Услышав, что Троцкий еврей, Павел стал внимательнее к нему приглядываться. Впервые в жизни он видел такое чудо — еврей служит в самом высоком военном чине, командующим всеми войсками, фактически военным министром. И Павел вспомнил своего братишку Семку Гинзбурга, который тоже мечтал — а может, станет когда-нибудь министром. Наверное, Семка был прав: все может случиться при советской власти, даже с евреем.

Говорил Троцкий очень зажигательно, с неистовой энергией, много и выразительно жестикулировал, делал значительные паузы. В своей речи он ободрял бойцов, хвалил их за подвиги и победы:

— Товарищи бойцы, конники славной Первой конной, на нашу страну напали белополяки и идут на Украину. Они претендуют на часть территории Украины и Белоруссии, в мае им удалось даже захватить наш Киев, древнюю столицу матушки-Руси. Но мы нашу советскую Украину, нашу хлебную житницу, белополякам не отдадим. Мы начинаем новый этап Гражданской войны, перенесем наши победы за западные границы. Товарищ Ленин считает, что Гражданская война должна перерасти в военную интервенцию. Решением Революционного совета образовано два фронта — Западный и Юго-Западный. Начнем интервенцию мы с Польши, потом пойдем на Германию. И так распространим коммунизм на весь мир. Да здравствует мировая революция! Ура, товарищи!