Семья Берг

Он так разгорячился, говорил так громко, что Павел невольно оглядывался: не подслушивает ли кто? Вокруг никого не было. А Тухачевский вдруг сменил тему разговора:

— Ну, теперь давай о другом. Сегодня вечером в здешнем театре будет концерт московских артистов. Я, брат, большой театрал. Приглашаю тебя с женой в театр, а потом закатимся в ресторан.

В Тухачевском оставались барские манеры прошлого, он любил общество, веселье, музыку, красивых женщин. Поехали на его большой открытой машине «Линкольн» с шофером- красноармейцем. Двенадцатицилиндровая машина с никелированной борзой собакой на длинном радиаторе плавно проезжала по улицам, время от времени ее боковые клаксоны издавали мелодический сигнал: «Ауэу, ауэу!» Люди оглядывались, восторгались, некоторые узнавали Тухачевского. Он был в белой форме с четырьмя ромбами на красных петлицах и тремя орденами Красного Знамени на груди.

Выступали звезды московского Большого театра — знаменитая сопрано Валерия Барсова, знаменитый бас Степан Пирогов и первая танцевальная пара — Суламифь и Асаф Мессерер, сестра и брат. Тухачевский хорошо знал их по выступлениям в Москве, он любил и знал оперу, балет, музыку и часто ходил на представления. В сочинском театре у него была своя ложа. Он весело и со знанием дела комментировал гостям искусство певцов, был внимателен к Марии, говорил ей комплименты и обворожил ее полностью. После оперы он повел их за кулисы, там расцеловался с очень полной Барсовой, с маленькой Суламифью, обнимался с Пироговым и Асафом, познакомил с ними своих гостей и пригласил всех в лучший ресторан города на берегу моря.

Перед красивым старинным входом висел большой плакат. «Чаевые — это пережиток прошлого, у нас чаевые не дают и не принимают». Для Тухачевского был приготовлен стол на балконе, прямо над морем. Метрдотель и официанты улыбались ему как завсегдатаю. Проходя мимо одного из официантов, судя по всему, ветерана своего дела, Павел полушутя тихо спросил:

— Что, правда у вас чаевые не дают?

— Которые сознательные, те дают, — был дан тихий ответ.

Тухачевский сам рассадил гостей, сам пододвигал стулья женщинам, улыбался.

— Хочу спросить всех — против грузинской кухни возражений нет?

— Нет, нет, нет.

Тогда он с большим знанием дела, так же, как комментировал выступления артистов, заказал сначала вина, потом закуски:

— Принесите две бутылки водки, три бутылки столового вина «Цинандали», две бутылки коньяка, армянского, выдержанного, шесть бутылок «Боржоми». Под конец будем пить шампанское, заморозьте две бутылки. Теперь так: на закуску лобио, чахохбили, сациви, чтоб на всех хватило, хлеб — лаваш, чтобы теплый был. Да, под водку, конечно, селедку, нарежьте и покройте белым луком под постным маслом — так, по-еврейски.

Павел рассмеялся:

— Откуда ты знаешь, как селедку делают по-еврейски?

— Как откуда? От евреев, конечно. Я считаю, что под водку это самая лучшая закуска. Ну а потом будем есть шашлыки по-карски и цыплят табака.

Сделав заказ, Тухачевский наклонился к Павлу и шепнул на ухо:

— Это я у него, у хозяина, научился такому изобилию. Он всегда широко принимает. Здорово, а?

Когда уставили стол так, что он чуть ли не ломился под тяжестью блюд, Павел толкнул ногой под столом Марию и незаметно кивнул на изобилие изысканных кушаний и лучшие вина. Она поняла — он напоминал ей бедность русских деревень на всем их пути на поезде, и тоже едва заметно ему кивнула.

Весь вечер Тухачевский по русско-грузинскому обычаю произносил тосты в честь гостей, остроумно и весело характеризовал каждого. Сначала был общий тост за женщин за столом, за их красоту.

— Друзья мои, мы осчастливлены присутствием трех прекрасных дам — Валерии, Суламифи и Марии. Я поднимаю этот бокал за их красоту, за их таланты, за их индивидуальность. Мужчины, за женщин нам полагается пить стоя и до дна.

Потом пили за каждую женщину отдельно, за артистов-мужчин. Наконец дошла очередь до Павла:

— Я хочу предложить тост за Павла Берга и его очаровательную молодую жену Марию. Они в первый раз приехали на Черное море, это как бы их медовый месяц. Пожелаем им долгих совместных лет счастья и согласия. Имя Павла Берга как автора статьи «Два еврея» стало известно только недавно. Статья замечательная, и уверяю вас, что скоро мы будем читать его новые вещи. Павел — профессор истории, я уверен, что будут и книги по истории. Я знаю Павла с 1922 года, он был командиром в коннице Буденного, мы бок о бок сражались с белополяками. В боях он был настоящий богатырь, его даже прозвали «Алеша Попович», по имени одного из трех богатырей. Присмотритесь — он действительно похож на того Алешу. Но я хочу сказать еще другое: Павел вырос в еврейском гетто, стал русским революционером, превратился в русского богатыря, а теперь известен как русский писатель и ученый. И его жена Мария, будущий русский доктор, тоже дочь революционера, студента-еврея. Вот за столом сидят Суламифь и Асаф Мессерер, первая танцевальная пара русского балета. А кто они по происхождению? Дети зубного доктора, еврея из Москвы, Михаила Борисовича Мессерера. Его семья дала нам много русских артистов: одна дочь, Рахиль, — актриса кино, другой сын, Азарий, — артист Художественного театра. Вот, дорогие друзья, какие возможности для развития талантов дала революция. Мы с Павлом защищали революцию, сражались за нее. И вот мы видим великий прогресс в нашем новом обществе. Итак — за Павла с Марией, их будущих детей и будущие успехи в русской культуре.

Потом Тухачевский поочередно приглашал Марию и Барсову танцевать, а когда пригласил Суламифь, стал комично извиняться, что не умеет танцевать классический балет. Все пили много, Мария впервые видела Павла опьяневшим, у нее самой тоже кружилась голова. Барсова уговаривала Тухачевского прочитать стихи:

— Вы не знаете, Михаил Николаевич ведь прекрасный чтец. Если бы он не был таким знаменитым полководцем, то стал бы знаменитым чтецом.

Тухачевский смущенно отказывался:

— Ну какой я чтец! — потом согласился: — Я прочитаю вам стихи Есенина:

Не жалею, не зову, не плачу, Все пройдет, как с белых яблонь дым. Увяданья золотом охваченный, Я не буду больше молодым. Ты теперь не так уж будешь биться, Сердце, тронутое холодком, И страна березового ситца Не заманит шляться босиком. Дух бродяжий, ты все реже, реже Расшевеливаешь пламень уст. О, моя утраченная свежесть, Буйство глаз и половодье чувств! Я теперь скупее стал в желаньях, Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне. Все мы, все мы в этом мире тленны, Тихо льется с кленов листьев медь… Будь же ты вовек благословенно, Что пришло процвесть и умереть.

Он с таким накалом чувства прочитал последнее четверостишие, что у всех невольно навернулись слезы. Аплодировали все, включая официантов и людей за столами рядом, — оказалось, весь зал слушал знаменитого командарма.

Весь вечер на эстраде ресторана выступал грузинский ансамбль, певцы пели популярные грузинские песни, а потом вдруг раздались дикий свист и гиканье, на эстраду выскочили танцоры и оркестр заиграл лезгинку. Через несколько тактов Тухачевский вытащил на эстраду Суламифь и Асафа, вышел сам и они втроем присоединились к выступавшим. Он танцевал так задорно, а профессиональные танцоры Мессереры — так хорошо, что Мария не выдержала и тоже пошла с ними танцевать.

Это был коронный номер всего вечера: и публика, и сами выступавшие долго и шумно аплодировали всем и друг другу.

Тухачевский сначала отправил гостей-артистов в гостиницу, а сам еще продолжал пить коньяк и беседовать с Павлом и Марией.

— Желаю вам, ребята, большого, большого счастья. Вы его заслужили.

— И тебе, Миша, желаем большого, большого успеха. Ты его тоже заслужил.

— Спасибо, Паша. Я тебе говорил и еще раз скажу: Красная армия — это вся моя жизнь.

Он привез их в санаторий и сердечно попрощался, расцеловавшись с обоими. Когда они остались в комнате одни, Мария с восторгом сказала: