Семья Эглетьер

— Советую оставить место для сладкого! — предупредила Кароль.

Пока Франсуаза меняла тарелки, она принесла стопку облитых ликером блинов в кольце трепещущего синеватого пламени.

— Как жаль, что нет папы! — сказала Франсуаза. — Он так любит блины!

Сердце Жан-Марка сжалось на миг, он украдкой взглянул на Кароль. Та невозмутимо улыбалась.

— Я и ему напеку, когда он вернется! — сказала она. — Давайте ваши тарелки!

Блины оказались удивительно вкусными. К великому удовольствию Кароль и Франсуазы, Даниэль отдал им должное. А Жан-Марк силился изобразить, что веселится не меньше остальных, но слезы внезапно подступили к его горлу.

— Извини, Кароль, — сказал он. — Мне что-то нехорошо. Все-таки придется лечь!

Он быстро вышел, поднялся к себе, упал поперек кровати, зарылся лицом в подушку и разрыдался от пережитого волнения, слабости, угрызений совести и любви.

XV

Из окна своей комнаты Жан-Марк увидел, как Мадлен вылезла из машины, сутулясь под зонтом, который держал над ней Даниэль, и как, огибая лужи, побежала к крыльцу. Жан-Марку сразу стало легче, чему он немало удивился. Наконец-то она здесь, прямодушная, коренастая, надежная. Ребенком ему всегда казалось, что стоит Мадлен появиться, и сразу же воцаряется порядок. И теперь тоже: одним своим присутствием она поможет ему преодолеть эту любовь. Он услышал шаги и оживленные голоса в коридоре. Кароль, Даниэль и Франсуаза провожали Мадлен в комнату для гостей.

— Ну и потоп! — говорила Мадлен. — До сих пор перед глазами так и мелькают щетки дворников! Как у вас тут хорошо! А где Жан-Марк?

— У него грипп, он у себя, — ответила Кароль. — Наверное, спит.

Все заговорили тише.

— А мы-то расшумелись! — шепнула Мадлен. — Надеюсь, у него ничего серьезного?..

Голоса стали удаляться и вскоре совсем затихли. Немного погодя послышался скрип ступенек: семья спускалась вниз.

Жан-Марк взглянул в зеркало: бледный, глаза тусклые. Он машинально снял халат, натянул пушистый коричневый свитер, нашел в шкафу желтый шелковый платок, повязал его на шее. Все-таки странно, перед кем он собрался франтить? Потом провел рукой по чисто выбритому подбородку и вышел из комнаты.

Вся семья была внизу. В камине ярко пылали дрова. Жан-Марк поцеловал Мадлен, заверил ее, что почти здоров, и стал расспрашивать, как она доехала.

— Превосходно, — ответила Мадлен, — а вот выбраться было не так просто. На Пасху в Туке всегда появляются клиенты. Но к счастью, моя соседка, госпожа Гурмон, согласилась на несколько дней заменить меня в магазине…

Мадлен остановилась, чтобы закурить, с удовольствием затянулась, выдохнула дым через нос и продолжала:

— А как поживает госпожа Тьер?

— Ох уж эта госпожа Тьер! — пожаловалась Кароль. — He напоминайте мне о ней! Она теперь приходи только по утрам, и меня это вполне устраивает. Такая копуша! Если б она торчала тут до вечера, я бы этого не перенесла!

— А кто же готовит?

— Я. И совсем неплохо получается.

Кароль повернулась к «детям», как бы призывая их в свидетели. Глаза ее, обежав всех, остановились на Жан-Марке. Его точно обожгло. Зачем она смотрит так настойчиво? Да еще при всех! Разве она не решила, как и он, положить конец этому безумию? Как она хороша сегодня! Но безмятежное спокойствие, которым светилось ее лицо, страшило Жан-Марка. Вместо того чтобы помочь ему забыть о том, что было, Кароль тешится, соблазняя его все больше. Разве она не видит, как он страдает от этой жестокой и безысходной игры? В полной растерянности Жан-Марк слушал восклицания Даниэля и Франсуазы:

— Блины были потрясающие!.. А курица с грибами еще лучше!

К счастью, никто не заметил взгляда Кароль, даже Мадлен. Плотно усевшись в кресле, она с веселым оживлением наблюдала за племянниками, как всегда после долгой разлуки.

— А не закатить ли нам сегодня на обед наше любимое фондю?

— По-моему, на ночь это блюдо слишком тяжело, — возразила Кароль.

— Наоборот! Фондю всегда едят за обедом! Правда, Маду?

— Уж меня-то упрашивать не придется!

Мадлен оттопырила нижнюю губу с прилепившейся к ней сигаретой и щурилась от дыма.

— А что слышно у Филиппа? — спросила она, протягивая руки к огню.

— Все в порядке, — ответила Кароль. — Как раз сегодня утром я получила от него письмо.

— И ничего нам не сказала! — воскликнула Франсуаза.

— Просто забыла!

— Прочитаешь? — по-детски простодушно спросил Даниэль.

— Как тебе не стыдно! — проговорила Мадлен с упреком.

— Там нет секретов. Куда я его засунула? Ах да, на столике. Дай-ка мне его, Франсуаза.

Сидя на ручке кресла, Жан-Марк с болью и недоумением наблюдал, как Кароль разворачивала письмо. Тоном примерной супруги она стала читать:

— «…Вопреки обычным представлениям американцы на редкость медлительны. Нелепейшие совещания тянутся часами. Сегодня отвергается то, о чем договорились вчера, а назавтра пункт за пунктом разбирается все сначала. Иногда мне кажется, что этому вообще конца не будет!»

Замешательство Жан-Марка росло: он опустил голову, чтобы не выдать своих чувств. «По всей вероятности, просто путается с какой-нибудь американкой! Ну и свинство! За что мне его уважать?»

Кароль перевернула страницу.

— «…Ко всему, в Нью-Йорке стоит отвратительная погода, сплошные дожди и туманы. Передай Жан-Марку, что я помню про жилет из кашемира, который он просил купить. Они здесь еще лучше, чем в Лондоне, и я уже присмотрел один, очень оригинальный…»

Кароль сделала паузу.

— Видишь, Жан-Марк, он не забыл!

Она улыбнулась с невинным бесстыдством. Нервы Жан-Марка были так напряжены, что он почти не слышал Кароль.

— Так или иначе, — заключила она, складывая листок, — он не сообщает, когда вернется.

Мадлен бросила окурок в камин.

— Уже половина пятого, — сказал Даниэль. — Что мы будем делать?

— Что можно делать в такой ливень? — отозвалась Франсуаза.

— Жаль, что у нас нет телевизора. Надо будет попросить отца, пусть купит еще один, для дачи.

— Зато есть проигрыватель, — сказала Мадлен. — Неужели вам его мало?

— Мало, — ответил Даниэль. — Проигрыватель годится для танцев, и заниматься под музыку хорошо, но ничего нового с ним не узнаёшь. От музыки только размякаешь: ах. Боже мой, как это прекрасно! А с телевизором, наоборот, сам участвуешь во всем, что происходит на свете…

— И, одурев от сидения перед экраном, постепенно выживаешь из ума, — подхватила Мадлен.

— Последнее время программы как будто улучшились, — сказала Кароль. — Я лично не возражала бы против телевизора. А что ты скажешь. Жан-Марк?

Застигнутый врасплох, Жан-Марк смутился. Кароль смотрела на него, вопросительно изогнув брови, чуть приподняв верхнюю губу над влажно блестевшими зубами. Разве может он с ней не согласиться?

— Да, пожалуй, — пробормотал он.

Мадлен бросила на него удивленный взгляд: он так часто высмеивал любителей телевидения!.. Едва приехав, Мадлен заметила его озабоченный, мрачно романтический вид. То ли у него неприятности в университете, то ли он влюбился, а может быть, просто напускает на себя, за что она не раз его ругала. Дождется ли она, когда и этот придет к ней со своими секретами?