Семья Корлеоне

— Келли! — с мольбой крикнул он. — Ну же, открой дверь. Это твой брат.

Когда дверь наконец отворилась, Шон отступил назад и закрыл лицо руками.

— О боже… — пробормотал он, всматриваясь в полумрак.

— Ну, — сказала Келли, — ты хотел меня видеть, Шон. Вот она я.

Она стояла, одной рукой придерживая полуоткрытую дверь, другую положив на косяк. Под обеими ее глазами чернели синяки, щеки распухли, лоб был рассечен. Она была в ярко-красных туфлях и белой мужской сорочке с закатанными рукавами. Судя по размерам, это была рубашка Луки. Ее низ доходил Келли до лодыжек.

— О, Шон, ради всего святого, перестань строить из себя невинного младенца, хорошо? Все не так уж плохо.

Оторвав руки от лица, Шон поморщился, глядя на сестру.

— О матерь божья! — пробормотал он. — Келли…

Та состроила ему гримасу и тотчас же поморщилась, словно это причинило ей боль.

— Что тебе нужно, Шон? Я полагала, с семьей у меня все кончено.

— Ты же знаешь, я сам всегда был против, — возразил Шон. Он заглянул поверх плеча сестры в квартиру. — Можно мне зайти?

Келли удивленно посмотрела на свою квартиру так, будто та внезапно превратилась в место, куда кому-то хочется зайти.

— Разумеется, — пожала плечами она. — Добро пожаловать.

Войдя внутрь, Шон поискал взглядом, куда бы сесть. На кухне не было ни стола, ни стульев, только пустое пространство перед пустой раковиной. Впрочем, и кухней это назвать было нельзя. В квартире имелся уголок с раковиной и несколькими полками, отделенный неким подобием арки от спальни, которую занимали маленькая кровать, рядом с ней шаткая тумбочка, и большое мягкое кресло у окна, выходящего на Одиннадцатую авеню. Кресло по самые подлокотники было завалено журналами и предметами одежды. Шон сбросил одежду и журналы на пол, и с обложек на него уставились портреты голливудских звезд: Джин Харлоу, Кэрол Ломбард, Фей Рей. [31] Обернувшись, Шон увидел, что Келли наблюдает за ним, прислонившись к закрытой двери. Рубашка ее была расстегнута до половины, открывая грудь настолько, что ему стало неловко.

31

Джин Харлоу (наст. имя Харлин Карпентьер; 1911–1937) — актриса, звезда Голливуда 30-х годов. Кэрол Ломбард (наст. имя Джейн Этис Питерс; 1908–1942) — знаменитая американская актриса. Рей, Фей (1907–2004) — американская актриса, исполнительница главной женской роли в фильме «Кинг-Конг» 1933 года.

— Келли, застегнись, ладно? — Шон указал на обнаженную грудь.

Запахнув рубашку, Келли принялась возиться с пуговицами, но безуспешно.

— Эй, Келли, — неодобрительно произнес Шон, — неужели ты настолько пьяна, что не можешь застегнуть свою рубашку, черт побери?

— Я не пьяна, — глухо промолвила Келли, словно обращаясь не брату, а к себе самой.

— Нет, твои пальцы явно не могут справиться с пуговицами, — сказал Шон, застегивая сестре рубашку, словно та снова превратилась в маленькую девочку, и он вынужден был за ней ухаживать. — Ты только посмотри на себя, Келли, — добавил он, и его глаза наполнились слезами.

— Шон, ну когда ты наконец повзрослеешь? — сказала Келли. Отстранив брата, она улеглась на кровать, накрылась красным одеялом и подложила под голову подушку. — Итак, вот ты здесь… — Она подалась к брату, словно спрашивая, что ему нужно.

Освободив кресло от одежды и прочего барахла, Шон придвинул его к кровати.

— Келли, — начал он, устало плюхаясь в кресло, — ты ведешь неправильную жизнь.

— Вот как? — насмешливо спросила Келли. — Мне следует вернуться домой, чтобы кормить и обстирывать вас? Бегать за всеми, как прислуга? Нет уж, Шон, покорнейше благодарю. И ты пришел сюда только ради этого? Чтобы вернуть меня домой?

— Я пришел к тебе вовсе не ради того, чтобы вернуть тебя домой, — возразил Шон. — Я пришел, потому что тревожусь за тебя. Посмотри на себя. — Он придвинул кресло ближе, словно чтобы лучше рассмотреть сестру. — Если судить по твоему виду, ты должна быть в больнице, а ты валяешься дома, напиваясь до бесчувствия.

— Я не пьяна, — упрямо повторила Келли.

На тумбочке стояли почти полная бутылка виски и стакан. Келли плеснула себе на дно, но Шон отобрал у нее стакан, прежде чем она успела поднести его к губам.

— Что тебе нужно, Шон? Говори, что ты хочешь, после чего оставь меня в покое.

— Почему ты живешь с человеком, который бьет тебя словно собаку? — Шон поставил стакан на тумбочку и только тут заметил маленький пузырек с черными таблетками. — А это еще что такое? — спросил он, беря пузырек.

— Я сама нарвалась, — сказала Келли. — Ты не знаешь всего.

— Ты говоришь совсем как наша мать, — сказал Шон, — каждый раз после того, как отец ее лупил. — Он погремел таблетками в пузырьке, ожидая ответа сестры.

— Их дал мне Лука, — сказала Келли, забирая у брата пузырек. — Это таблетки от боли. — Вытряхнув на ладонь две маленьких черных капсулы, Келли отправила их в рот и запила виски.

— Келли, — сказал Шон, — я пришел не для того, чтобы забрать тебя домой. К тому же Донни все равно этого не допустит.

Усевшись поудобнее на кровати, Келли закрыла глаза.

— В таком случае расскажи, зачем ты здесь.

— Посмотри мне в глаза, — сказал Шон. — Я только хочу сказать, что когда тебе понадобится помощь, я сделаю для тебя все возможное.

Рассмеявшись, Келли уронила голову на подушку.

— Ты еще большой ребенок. И таким ты был всегда, Шон О’Рурк. — Взяв брата за руку, Келли снова закрыла глаза. — Уходи и дай мне поспать. Я устала. Мне нужно вздремнуть.

Ее тело расслабилось и обмякло, и через мгновение она уже спала.

— Келли, — осторожно окликнул ее Шон. Она ничего не ответила; он прикоснулся ей к горлу и нащупал ровный сильный пульс. — Келли… — повторил Шон, ни к кому не обращаясь.

Достав из пластмассового пузырька черную таблетку, он осмотрел ее и положил обратно. Этикетки на пузырьке не было. Смахнув со лба сестры волосы, Шон увидел, что рваная рана тянется чуть ли не до самой макушки. Страшная на вид, она тем не менее не была глубокой. Шон накрыл сестру одеялом до подбородка, снял с нее туфли и аккуратно поставил их рядом с кроватью. Уходя из квартиры, он предварительно убедился в том, что дверь захлопнется за ним.

На улице дул резкий, пронизывающий ветер с Гудзона. Подняв воротник куртки, Шон поспешил домой. Толкнув локтем входную дверь, он поднялся по лестнице и оказался в знакомых комнатах своей квартиры. Мать сидела за столом на кухне, листая комиксы. Она всегда была худой и хрупкой, но годы превратили ее в самый настоящий иссушенный скелет. Особенно неприятно было смотреть на шею, с проступающими сквозь высохшую кожу венами и сухожилиями, похожую на шею цыпленка. Однако, когда мать улыбнулась чему-то в комиксах, у нее в глазах на мгновение зажглись отсветы былого огня. Отца не было видно; вероятно, он лежал в кровати со стаканом в руке, обнимая бутылку виски.

— Мам, — сказал Шон, — где ребята?

Мать оторвалась от комиксов.

— «Безумная Кэт», — сказала она, объясняя улыбку до ушей. — Ребята на крыше. Гоняют этих глупых птиц. Шон, у тебя все в порядке? — спросила мать. — У тебя такой вид, будто у тебя неприятности.

— Нет, — ответил Шон. — Все в порядке, мам. — Обняв мать за плечи, он поцеловал ее в щеку. — Я только что заходил проведать Келли.

— А, — равнодушно промолвила мать. — И как она?

— По-прежнему слишком много пьет.