Семья Рэдли

— На хрен, — беззвучно произносит он. — На. Хрен.

Конечно, Питер достаточно долго работал врачом и понимает, что поддержка сама по себе целительна. Он много читал в медицинских журналах об эффекте плацебо и силе веры в лечение. Читал и об исследованиях, показавших, что оксазепам — препарат, подобный валиуму, который Питер сам иногда прописывал, лучше помогает от тревожного симптома, если таблетка зеленого цвета, а от депрессии, наоборот, эффективнее желтые таблетки.

Иногда он таким образом оправдывает перед самим собой свою ложь. Он просто выбирает цвет правды, как цвет таблетки.

Но со временем делать это становится все труднее.

Питер сидит и ждет своего старенького пациента, а на него с доски, как обычно, смотрит постер.

Большая красная капля крови, похожая на слезу.

И жирным шрифтом: «СТАНЬ ГЕРОЕМ СЕГОДНЯ. СДАЙ КРОВЬ».

Часы тикают.

Шуршит одежда, старик откашливается:

— Доктор, я… э-э-э… готов.

Питер проходит за занавеску и выполняет необходимую процедуру.

— Мистер Бэмбер, ничего лишнего я тут не нахожу. Смазывать немножко надо, а так все в порядке.

Старичок натягивает трусы и штаны, он, похоже, готов расплакаться от стыда. Питер снимает перчатку и аккуратно кладет ее в специальную корзину. Щелкает крышка.

— Вот и славно, — говорит мистер Бэмбер. — Какие хорошие новости.

Питер смотрит старику в лицо. Возрастные пигментные пятна, морщины, всклокоченные волосы, мутноватые глаза. На миг Питера охватывает такое отвращение к собственному недалекому будущему, на которое он сам же себя и обрек, что слова застревают у него в горле.

Он отворачивается и замечает на стене еще один плакат. Должно быть, его повесила Элейн. На плакате — изображение комара и предупреждение отдыхающим за городом об опасности заражения малярией.

«ДОСТАТОЧНО ОДНОГО УКУСА».

Питер чуть было не разрыдался.

Что-то скверное

Ладони Клары стали скользкими от пота.

Ей кажется, что внутри у нее нечто ужасное. Какой-то яд, который необходимо исторгнуть из тела. Что-то там живет. Что-то скверное, и оно все разрастается.

В туалет заходят девчонки, и кто-то дергает дверь ее кабинки. Клара замирает и старается дышать поглубже, чтобы унять тошноту, но все же она подступает очень быстро.

Что со мной?

Ее снова рвет. За дверью слышатся голоса:

— Эй, мисс Булимия, твой обед, наверное, уже вышел. — И после паузы: — Фу, как воняет.

Голос принадлежит Лорелее Эндрюс.

В дверь кабинки осторожно стучат. И снова голос Лорелеи, но уже мягче:

— Эй, ты там как?

— Нормально, — помолчав, отвечает Клара.

— Клара? Это ты?

Лорелея и ее подружка хихикают.

Клара ждет, когда они уйдут, потом смывает рвоту. Выйдя в коридор, она видит Роуэна — тот прислонился к выложенной плиткой стене. Она рада его видеть, он единственный, с кем она сейчас в состоянии говорить.

— Я видел, как ты бежала по коридору. Ты в порядке?

Клара кивает.

Как раз в этот момент проходящий мимо Тоби Фелт тычет Роуэна теннисной ракеткой в спину.

— Тупило, я понимаю, что тебе хочется присунуть, но она твоя сестра.Это ж извращение.

Роуэну нечего сказать — во всяком случае, у него не хватает смелости сказать что-либо вслух.

— Он такой дебил, — обессиленно говорит Клара. — Не понимаю, что Ева в нем нашла.

Клара видит, что ее слова расстроили брата, и ей хочется откусить себе язык.

— Ты вроде говорила, что он ей не нравится, — еле слышно произносит он.

— Ну, мне так казалось. Я думала, как человеку с нормально работающими мозгами он ей нравиться не может, но, боюсь, я ошибалась.

Роуэн изо всех сил пытается изобразить равнодушие.

— Мне вообще-то все равно. Ей может кто угодно нравиться. На то у нас и демократия.

Звонит звонок, и они вместе идут на последний урок.

— Постарайся ее забыть, — советует Клара. — Если хочешь, я перестану с ней дружить.

Роуэн вздыхает:

— Не глупи. Я лишь слегка ею интересовался. Ничего такого.

Сзади к ним бесшумно подкрадывается Ева.

— Что — ничего такого?

— Ничего, — отвечает Клара, зная, что брат от смущения промолчит.

— Ничего такого ничего. Весьма нигилистская идея.

— Мы из семьи нигилистов, — говорит Клара.

Разумеется, если вы воздерживались всю свою жизнь, вы, по сути, и не знаете, чего лишились.

Но жажда, лежащая в основе вашей сущности, все равно остается глубоко внутри и никуда не исчезает.

«Руководство воздерживающегося» (издание второе), стр. 120

Зеленый салат с маринованным цыпленком и заправкой с чили и лаймом по-тайски

— Красивые бусы, — вынужден сказать Питер, поймав себя на том, что слишком долго смотрит на шею Лорны.

К счастью, она дотрагивается до простых белых бусин с признательной улыбкой.

— Ой, Марк купил мне их сто лет назад. На рынке в Сент-Люсии. Мы ездили туда в свадебное путешествие.

Марк выглядит удивленным, он, похоже, только сейчас замечает, что на жене вообще есть какие-то бусы.

— Правда? Что-то не припомню.

Лорна, похоже, обиделась.

— Да, — мрачно отвечает она. — Правда.

Питер пытается переключиться на что-нибудь другое. Он смотрит на жену, которая снимает пленку с принесенного Лорной салата, потом на Марка, потягивающего «Совиньон Блан» с таким подозрением, что можно подумать, будто он вырос на винограднике в долине Луары.

— Так что, Тоби пошел на вечеринку? — спрашивает Хелен. — Клара пошла, хотя и неважно себя чувствует.

Питер вспоминает, что с час назад Клара подходила к нему, когда он проверял электронную почту. Она спросила, можно ли ей пойти, и он рассеянно сказал «да», даже не вникнув, о чем речь, а потом, когда он спустился вниз, Хелен, которая готовила свинину в горшочке, посмотрела на него с презрением, но промолчала. Наверное, она рассердилась. И наверное, она права. Может, ему не стоило отпускать дочь, но он же не Хелен. Он не может все время быть начеку.