Семья Усамы бен Ладена

Но отец был слишком хитер: он знал, что мать не сможет навеки расстаться с Иман и Ладином.

— Нет. Иман и Бакр (так отец называл Ладина) должны остаться со мной. Только Рукхайя и Абдул-Рахман. Больше никто.

Я попытался снова. Стал умолять его отпустить малышей с нами, но он нетерпеливо вскинул руку:

— Нет. Ты же знаешь, что спорить бесполезно. И больше не заговаривай об этом. Только Рукхайя и Абдул-Рахман.

Я кивнул. Я сделал всё, что мог. Побеспокоюсь о младших детях потом. А пока отвезу мать туда, где она будет в безопасности.

Получив разрешение отца, я помчался домой сообщить матери, что мы скоро уезжаем. Хоть она и ни разу не выражала желания уехать, я увидел, как ее лицо просияло, правда, она огорчилась, узнав, что Иман и Ладин останутся здесь.

Но в тот момент я об этом не думал.

Мы уезжали из Афганистана.

Наша радость тут же сменилась огорчением. Когда мать сказала Иман и Ладину, что ненадолго уедет, оба разнервничались и выглядели до смерти напуганными. После долгих объяснений малышка Иман приняла с покорностью свою судьбу, потому что привыкла делать то, что ей велят, но Ладин никак не мог успокоиться. Он плакал жалобно и безутешно, оттого что мать уезжала без него. И даже мысль, что у него появится новый братик или сестренка, не помогла унять его страдания.

Меня продолжали терзать раздумья о больших планах отца — тех, о которых меня предупреждал Абу-Хаади. Я молился, чтобы отец отменил их или хотя бы отложил до того момента, когда мне удастся вытащить отсюда Иман и Ладина.

В день отъезда мы все были на нервах. Ладин продолжал ныть, умоляя взять его с собой. Наконец он совсем раскис и громко зарыдал. Он следовал за мной по пятам, дергал за штанину и повторял:

— Братец, возьми меня с собой. Братец, возьми меня с собой.

Мне пришла в голову мысль схватить его украдкой, когда никто не видит, и, шепнув, чтобы сидел тихо, засунуть под матрас в кузов машины, но мне не представилось такой возможности. Отец и его люди все время наблюдали за нами, их зоркие, словно у ястребов, глаза не упускали ни одной мелочи. Кроме того, отец решил, что моя сестра Фатима и ее муж Мухаммед проводят нас до границы Пакистана.

Честно говоря, меня это обрадовало. Дороги Афганистана опасны, там полно головорезов. Но они дважды подумают, прежде чем наброситься на трех вооруженных мужчин.

Я крикнул матери, что пора ехать. Она медленно подошла ко мне, Фатима встала возле нее. Сестра держала на руках маленькую Рукхайю. Мне предстояло первому вести машину, и я уселся за руль. Мухаммед и Абдул-Рахман заняли места впереди, а мать с девочками забрались на заднее сиденье.

И вдруг я увидел, что отец идет к автомобилю. Сердце мое замерло. Я испугался, что он передумал. Но он только хотел попрощаться с матерью. Они что-то тихо сказали друг другу — я не расслышал слов.

Я не испытывал грусти, покидая отца. Я уже много лет восставал против того, что он делал. Трагедия заключалась в том, что пришлось оставить здесь Ладина и Иман. Бросить младших брата и сестру на произвол судьбы… Это было самым трудным решением в моей жизни.

Уезжая прочь от отца и его переполненной ненавистью и насилием жизни, я обернулся, в последний раз взглянув на его высокую фигуру, вскоре исчезнувшую вдалеке. И в тот момент понял, что бежал из Афганистана не в поисках счастья. Единственное, чего я искал, — это мирная жизнь.

ГЛАВА 27. В Сирию Наджва бен Ладен

Я почувствовала на себе взгляд Усамы, когда садилась в большой черный автомобиль. Я раздумывала, попрощается ли со мной муж, потому что он вел себя странно перед моим отъездом — все время молчал. Как только я забралась на заднее сиденье машины, муж направился ко мне и остановился перед открытым окошком, внимательно глядя на мое лицо, скрытое под паранджой.

Муж удивил меня, сказав:

— Наджва, что бы тебе ни говорили, знай — я никогда не разведусь с тобой.

Я изумленно воззрилась на него. Развод? Я и не думала о разводе. Я ехала в Сирию рожать своего ребенка.

Усама добавил:

— Как только будешь в состоянии путешествовать, возвращайся вместе с ребенком.

— Муж мой, я так и сделаю, — ответила я. — Вернусь сюда с ребенком, как только смогу.

Усама улыбнулся, зная, что я не лгу. За все годы нашего брака я ни разу не солгала мужу.

Я ощущала какую-то неприязнь между Омаром и Усамой. Омар не повернулся попрощаться с отцом, а Усама не предпринял попытки заговорить с сыном. Меня не посвятили в то, что произошло между мужем и сыном, потому что ни тот, ни другой не любили обсуждать личные вопросы, но я чувствовала: какая-то серьезная причина вызвала это отчуждение. С того времени как Омар подрос, его жизненный путь все больше расходился с дорогой, по которой шел его отец. Я знала, что он с ранних лет любил отца сильнее, чем другие мои дети, но что-то разрушило эту любовь.

В ту самую минуту Омар завел мотор. Он сидел за рулем — сильный и несгибаемый, исполненный решимости не проявлять никаких эмоций. Но в последнюю секунду он не сдержался и обернулся посмотреть на отца. Я тоже оглянулась, но тут же пожалела об этом, потому что вновь увидела моего малыша Ладина: он одиноко стоял посреди дороги и плакал, потому что его мама уезжала. Иман была неподалеку, рядом со старшим братом, Мухаммедом, и старалась не показывать своих чувств. Но на лице малыша Ладина отражалась вся глубина его горя. Он не сдержался и побежал за машиной. Поравнявшись с ней, он закричал Омару:

— Братец, возьми меня с собой. Прошу тебя, разреши мне поехать с мамой. Братец, прошу тебя.

Омар опустил стекло и, помахав брату рукой, крикнул:

— Мы возьмем тебя в следующий раз, Ладин. Обязательно возьмем.

Материнское сердце было разбито. Мои младшие дети сильно напуганы. Накануне вечером я разговаривала с ними обоими и пообещала от всего сердца:

— Я скоро вернусь. Будьте храбрыми. Я вернусь.

И я знала, что вернусь. Я не собиралась навсегда покинуть своих детей.

Я глубоко вздохнула и переключила все внимание на Фатиму. Фатима и ее муж собирались проводить меня только до границы Пакистана, а там Омар, Абдул-Рахман и мы с Рукхайей сядем в такси, которое отвезет нас в пакистанский аэропорт. Оттуда полетим в Сирию.

— Фатима, — сказала я, — позаботься об Иман и Ладине.

— Я позабочусь, мама. Не волнуйся.

Мы все замолчали и молчали долго, потому что поездки по дорогам Афганистана всегда утомительны и опасны, и все пассажиры внимательно осматривали холмы, тянувшиеся с двух сторон дороги. Хоть Усама и выделил нам для поездки самый новый, самый лучший джип, все равно дороги были так ужасны, что через час мы чувствовали себя так, словно нас избили тяжелыми дубинами.

Я была уже на седьмом месяце, и мне приходилось совсем несладко. Мне было плохо и никак не удавалось занять удобное положение. Рукхайя требовала много внимания и ползала все время по мне и по Фатиме. Фатима уже много лет помогала мне, ухаживая за младшими братьями и сестрами. Я знала, что моя девочка станет прекрасной матерью, но поскольку она была еще так молода, я надеялась, что ее первая беременность наступит не скоро.

Муж Фатимы, Мухаммед, сказал нам, что ехать на машине придется три дня, и все три дня нас могут поджидать опасности. Афганистан оставался землей, где правит беззаконие. Здесь продолжались бесконечные стычки между племенами, кругом шастали банды головорезов, грабившие путников. Мы слышали, что они нередко убивали своих жертв. Я старалась прогнать от себя тревогу — со мной ехали трое мужчин, вооруженных автоматами. К тому же у каждого имелись еще пистолет и гранаты. Правда, в Афганистане у всех было такое оружие, так что те, кто нападал на путешественников, наверняка был экипирован не хуже.