Семья вампиров

Вместо белой мраморной доски чернело два углубления. Гробы же исчезли!

Доктор протер глаза! До сих пор на все затеянное его друзьями он смотрел как на шалость школьников, теперь же он впервые почувствовал холодок в сердце. Разве не сам он, своими собственными глазами, видел на стене мраморную доску, да вот она и стоит в углу. Где же гробы? Кто и зачем мог их взять?

— Опоздали! — проговорил Джеймс, и голос его сорвался.

Мужчины молча выбрались из склепа и привели все в порядок. Все как-то сразу почувствовали нешуточность своего предприятия и невольно молчали.

Первым очнулся Джеймс.

— Впредь нам будет наука, не говорить в таких местах, где нас легко могут подслушать. Лучше всего совещаться на закате солнца, вот как сейчас. Теперь дело осложнилось, противника приходится искать.

— Странно, однако, другое. Гробы ведь не могли улететь из запертого помещения, — сказал доктор Вейс. — Значит, пришли какие-то рабочие и их перенесли. Но ведь без ведома Гарри такие вещи не делаются. Прежде он не имел от нас секретов, все его распоряжения были нам известны, значит… — задумчиво прошептал доктор.

— А главное то, что если он умолчал, то спрашивать его об этом будет нетактично. Да и чем объяснить, что нам взбрело в голову спуститься в склеп, — прибавил Райт.

— Стойте, тут без Смита не обошлось, а я его приструню, — оживился Джеймс.

Но он ошибся.‘На этот раз дело оказалось не так просто.

Смит был занят устройством ночного праздника на озере и целыми днями пропадал в Долине ведьм.

Наконец Джеймс поймал его. Но на окольные вопросы управляющий отвечал или уклончиво, или шутливо, а на прямой запрос серьезно сказал:

— Обратитесь, пожалуйста, к мистеру Гарри. Я же вам по этому поводу ничего сказать не могу.

Джеймс сообщил о своей неудаче товарищам, и было решено пока молчать.

13

На следующий день Карл Иванович принес Джеймсу пачку бумаг: тут были большие листы в виде писем, были небрежно оторванные полулистики и клочки, сложенные треугольником, как складывают маленькие записочки.

— Это я собрал по столам в Охотничьем домике, — сказал старик. — Как по почерку, так и по подписи на некоторых они писаны молодым графом Дракулой и, видимо, посылались его другу в лесной дом. Тут много пустых, вроде приглашения к чаю или завтраку, но, как кажется, есть и интересные. Вот, мистер Джеймс, посмотрите их, вот хотя бы этот.

Старик обратил внимание Джеймса на большой, кругом исписанный лист, даты на нем не было. Джеймс начал читать про себя:

«Прежде всего я должен поблагодарить и извиниться перед тобой, мой дорогой, за то, что вместо отдыха и спокойных занятий я втянул тебя в наши печали и заботы. Но что поделаешь? Трагическая смерть Франчески выбила нас из колеи, и Рита совсем не спит по ночам.

Мой старик посоветовал мне перемену места жительства. Вот и пригодились отделанные комнаты! Надо прислать только, так сказать, «текущий инвентарь» из кружев, лент, цветов и т. п. Лючия обещала все это устроить. Уж извини, знаю, что вашему брату, ученым, бабы одна помеха.

Надеюсь, переселение народов будет недолгим, как только Рита оправится, я переведу ее обратно в замок и при этом переменю помещение, чтобы ничто не напоминало ей об ужасах, которые она пережила.

Мне до сих пор не удавалось тебя спросить, что ты думаешь об этом случае и как ты объяснишь все происшествие?

Старик мой все, конечно, толкует в духе вампиризма, но с тех пор, как ты меня образумил и доказал ненормальность его умственных способностей, я с ним согласиться не могу, а все же во всей этой истории есть что-то ненормальное, нелогичное, так сказать…

Почему, например, умершую Франческу нашли у кровати Риты на полу, при этом волосы ее и весь ночной туалет были в полном беспорядке, точно она выдержала перед смертью какую-то страшно тяжелую борьбу? На лице и груди ее виднелись ссадины и синяки. Можно подумать, что кто-то нечеловечески сильный раздавил или задушил ее, как муху. Заметил ты, что в ее мертвых, широко открытых глазах застыл ужас, а губы были сжаты с какой-то страшной решимостью. С нее можно бы написать мученицу первых веков христианства или портрет человека, «положившего жизнь свою за други своя».

Если она погибла в борьбе, то с кем и за кого? Эту тайну она унесла с собой в могилу.

Я забыл попросить тебя не расспрашивать Риту об этой ужасной ночи. Ясно, она пережила что-то страшное, но не хочет или не может сказать.

При малейшем намеке она бледнеет и трясется.

Представь, если бы Франческа была больна и в припадке билась у ее постели. Тут и более крепкий человек, чем Рита, мог бы упасть в обморок.

Да я, кажется, никогда в жизни не забуду того ужасного крика, когда она очнулась и увидела труп подруги у своих ног.

Старик убежден, несмотря на то, что в окрестностях пока все спокойно, что смерть Франчески — дело рук вампира.

Он убил ее, буквально просто убил, а не засосал против обыкновения. И сделал он это за то, что она помешала ему наслаждаться кровью, а быть может, и любовью Риты.

По мнению моего старика, бедная девушка погибла, защищая свою подругу.

Конечно, Рита многое могла бы тут прояснить, но я еще раз убедительно прошу тебя не расспрашивать ее. Пусть она сначала успокоится. А твое личное мнение я бы очень и очень хотел знать.

Распорядись, голубчик, поставить кушетку посредине комнаты, около столик или этажерку для цветов и книг. Букет роз я уже распорядился доставлять к вам каждое утро.

Любимая канарейка Риты также прибудет в лесной дом, и я боюсь, что эта певунья обеспокоит тебя больше, чем моя бедная, бледная голубка. Она стала такая молчаливая и печальная. О свадьбе я не смею и заикнуться. И скучно же мне будет одному!

Утешусь тем, что большую часть дня буду проводить у вас.

Сегодня свежо. Распорядись протопить печи и даже камин. До завтра.

Д.»

— А вот и еще, — протянул Карл Иванович другой листок.

«Конечно, — снова читал Джеймс, — я далек от мысли считать свою беседу такой же интересной, как твоя. Ты ведь великий ученый! А все же, говоря правду, мне неприятно видеть, что Рита, моя невеста, отдает тебе такое предпочтение. Как-никак, а мое положение становится смешным.

Пока Рита жила в лесном доме, мне ваши отношения в глаза не бросались, все было как-то естественно. Не замечал, что ли, я их… или их правда не было. После своей летаргии или обморока, как хочешь назови, Рита страшно переменилась.