Семья вампиров

— Я не хочу!

Старик оторопел и так растерялся, что вместо того, чтобы уйти, протянул Рите сверток, говоря:

— Я принес это для вас, госпожа, сам святой отец благословил их.

Рита буквально отскочила в сторону, все лицо ее перекосила злоба, и, как-то шипя, она сказала:

— Убирайся прочь, дурак! — и быстро пошла к дому.

На бедного Петро жаль было смотреть. В его трясущихся руках лопнула бумага, и из нее повисли янтарные четки с маленьким крестиком.

Для меня эта сцена была полна глубокого смысла. Могла ли Рита, в ее теперешнем положении, принять четки, благословенные святым отцом?

— Успокойся, Петро, и отдай четки мне, — сказал я. — Мне они скоро пригодятся.

— Милый Карло, что же это, за что? — бормотал, плача, старик.

— Полно, старина, мужайся, это значит только, что ты опоздал, а старый граф Дракула сделал свое дело — погубил ту, что помогла его освобождению».

— После рассказов Карло и своих наблюдений Петро пришел к заключению, что Рита — вампир и что ее надо уничтожить. Несмотря на все это, в душе Карло по временам вспыхивала надежда, что это ошибка, галлюцинация, психоз… и вот Петро решился доказать ему правду. — Гарри остановился. — Если вам не наскучило, то конец записок я могу прочесть весь без перерывов, — говорит он.

— Конечно, мы желаем знать все, — ответил Джеймс за всех.

— В таком случае, Карл Иванович, будьте добры, замените меня, я устал. — И Гарри передал тетрадь Карлу Ивановичу.

Надев очки, тот начал читать.

«Петро усердно следит и караулит Риту. Он теперь убежден, что часы своего вампирического сна она проводит в своем гробу в капелле. Недаром она так заботливо его оберегает.

Сегодня ночью мы идем, чтобы окончательно в этом убедиться.

Вчера во время заката солнца, то есть в то время, когда, по мнению Петро, вампиры должны лежать в могилах, и Рита не могла следить за нами, что она, в свою очередь, делает, мы отправились на хоры, в капеллу.

Было тихо. Последние лучи солнца освещали мрачное убранство стен и засохшие розы на полу и катафалк.

Петро поставил нам два стула и очертил мелом на полу круг, что-то шепча, и там, где сходились линии круга, нарисовал пентаграмму.

Прошло полчаса. Все тихо. Солнце закатилось. Наступил полумрак.

Неясно внизу чернел гроб, подсвечники, окутанные черным флером, аналой… Становилось жутко.

Петро по временам клал мне руку на колено, точно желая успокоить. Темно, я закрыл глаза.

Когда я их открыл от пожатия его руки, капелла была залита лунным светом, но при нем все приняло фантастические образы. Даже кажется, что розы ожили и благоухают…

Петро опять нажал рукой мне на колено, приглашая быть внимательным.

Я увидел, что дверь из капеллы в склеп, за минуту перед тем закрытая, — это я ясно видел — теперь открыта настежь и в ней стоит фигура. Это был высокий седой старик, в черном бархатном одеянии, на груди его красовалась дорогая золотая цепь. Нет сомнения, это был старый граф Дракула.

Если бы вместо черного фона открытой двери была золотая рама, я поклялся бы, что портрет, сосланный когда-то моим отцом в лесной дом, вновь оказался перенесен в капеллу.

Старик, не торопясь, подошел к гробу. Крышка его соскользнула: в гробу в голубом платье, с розами на груди лежала Рита. Она открыла глаза, счастливая улыбка озарила ее лицо.

— Пора, милый. — И она протянула руки старику. — Ты мой учитель, ты сделал меня могучей и сильной, я люблю тебя.

Рита приподнялась и села. Еще минута, и она уже встала на ноги.

— Зачем только ты хочешь, чтоб я жила с ними днем? Мне лучше с тобою в темном склепе. Они мне противны, мне тяжело с ними. Вот и сейчас я чувствую их присутствие. — И она начала беспокойно оглядываться.

— Полно, — отвечал старик, — они не смеют сюда явиться!

Мы сидели затаив дыхание.

— А если они здесь? — И Рита подняла голову по направлению к хорам.

В ту же минуту я заметил в руках Петро маленький ковчежец с святыми облатками.

— Уйдем отсюда, уйдем, — сказала Рита, и они обнялись, легко отделились от пола и понеслись в луче месяца к окну. На минуту они заслонили свет, а затем вновь стало светло.

И мы ясно увидели плотно закрытый гроб и крепко запертую дверь. Все виденное казалось сном.

— Будем ждать, — сказал Петро, — летняя ночь коротка. Они скоро вернутся.

Сколько времени прошло — не знаю. Я устал, спина ныла, ноги одеревенели, голова была тяжелая. В воздухе стоял ясный запах тления, точно разлагающийся труп рядом.

Скоро взойдет солнце. Риты нет. Неожиданно я увидел, что на окне сидит большая черная кошка. Я хотел уже было встать, но кошка прыгнула в капеллу, и вдруг я увидел, что это уже не кошка, а Рита. Усталой походкой идет она к гробу, глаза сияют алым наслаждением, на губах кровавая пена. Еще минута, и она исчезла.

— Теперь скорее вон отсюда, — говорит Петро и берет меня за руку.

— Да-да, вон, — шепчу я, — пора.

Едва дотащившись до своей постели, я упал, и уснул как убитый.

17 октября. Что мы пережили сегодня! Ну и ночь! Она еще страшней той, когда в первый раз встала Рита. Но по порядку.

После бессонной ночи, проведенной в капелле, а главное, от разных дум и пережитого горя я свалился на постель и заснул тяжело, без грез, без видений.

Вдруг кто-то стал сердито меня расталкивать, я открыл глаза, передо мной стояла Рита. Лицо ее было перекошено злобой, острые ногти впились в мою руку.

— Вставай, что же это за безобразие! Твои два старых дурня залезли в мою капеллу и не хотят оттуда уходить. Прогони их сейчас же! И прикажи снять свои идиотские решетки и цветы, — кричит Рита.

— Какие цветы, какие решетки, я ничего не знаю, — забормотал я спросонок.

— Я так и знала, что ты ничего не знаешь! Идем! — И она потащила меня в капеллу.

Оказывается, доктор ездил в город за тем, чтобы заказать на окна капеллы решетки из омелы, и теперь они с Петро укрепили их на место и всюду развесили гирлянды цветов. Тяжелый запах сразу открыл мне, что эти белые цветочки не что иное, как цветы чеснока.

— Прикажи убрать все это, немедленно все уберите! — кричала Рита.

Я взглянул на Петро.

— Хорошо, Рита, я распоряжусь, и завтра же все уберут.

— Нет, сегодня же, сейчас же! — настаивала Рита.

— Сегодня поздно, скоро закат солнца, а вечером никто из слуг не станет работать там, где стоит гроб, хотя бы и пустой, — сказал я самым равнодушным образом, — вот тебе ключ от выходной двери капеллы, завтра, когда ты пожелаешь, тогда здесь и очистят все. Я сейчас же распоряжусь.