Семья волшебников. Том 3

— Может, ты ей нравишься? — предположила Астрид, раздавая карты. — Мама говорит, что если кто прям дразнит, то всякое может быть. Ты ее спроси… почаще спрашивай.

— Так ты ж меня тоже дразнишь, — заметил Копченый. — И кличку мне придумала.

— Ну да, но это другое. Ты мне велик сломал. Это теперь навсегда. Навечно, Копченый.

— Может, я тебе нравлюсь? — хмыкнул Копченый.

— Что?.. — презрительно сморщилась Астрид. — Фу. Ты же бро. Мы не глиномесы, Копченый.

— Ты девочка!

— Чо?.. а, да. А чо ты заладил-то? — перешла в наступление Астрид. — Может, я тебе нравлюсь?

— Что?! Нет!

— Ну и все.

И она с достоинством ушла, потому что карты у нее были плохие, и Астрид не собиралась проигрывать.

Вероника тем временем сидела в своем любимом кресле и вроде как читала книжку, но на самом деле — внимательно слушала болтовню сестры и мальчишек. Ей тоже хотелось в Клеверный Ансамбль. С тех пор, как туда поступила Астрид — все сильнее и сильнее.

У Астрид все время там что-то интересное происходит. У нее куча новых друзей, и ее учат волшебству. А Вероника тут одна-одинешенька. Раньше она думала, что больше всего ей нравятся тишина и спокойствие, но оказалось, что без Астрид тишина и спокойствие какие-то чересчур уж тихие и спокойные.

Конечно, у Вероники есть и другая сестра, но с Лурией пока что даже поговорить не о чем, ей всего полтора годика.

И она какая-то вредная и требовательная.

Лурия растет очень эгоистичным ребенком, даже злым. Если чего-то хочет — просто подходит и берет. Если не дают — морщит моську, начинает голосить. И на маму поглядывает — видит ли, что ее обижают, не позволяют бить сестру молотком по ноге?

Мама говорит, что это нормально. Что Астрид в раннем детстве была такая же и даже хуже. Вероника… пожалуй, нет, но все дети разные. К тому же с Вероникой были другие проблемы, куда худшие, чем просто капризность.

Они и сейчас еще иногда бывают, сказала мама, когда Вероника нечаянно призвала ту белую лисичку с шестью хвостами. Но там не случилось ничего страшного, это даже не демон был… кажется. Так что не очень считается, наверное.

Вероника продолжала об этом думать и на следующий день, когда они пошли на зимний пикник, жарить мясо на свежем воздухе. Как-то так вышло, что все пикники теперь происходят только по праздникам, когда Астрид портируется домой.

— Вот так это делается у нас, медведей, — басом говорила мама, ради шутки превратившись в медведицу и вращая шампуры когтистой лапой. — Вот как мы любим сосиски… и стейки… и шашлык… и маленьких девочек!..

Она оскалилась на Лурию, а та заливисто рассмеялась. Как и ее сестры, Лурия росла со знанием того, что мама — это что-то не очень постоянное, иногда выглядящее как чудовище… или табурет, с хихиканьем отползающий от папы, который как раз собрался присесть с газетой в руках.

Неудивительно, что Лурия растет такой вредной, имея перед глазами такой пример. Астрид-то дома нет, некому воспитывать ребенка.

— Вероника, ты почему ее не воспитываешь? — возмутилась Астрид, в которую только что кинули шашлыком. — Посмотри, что делает эта женщина! Ей дай волю, она загубит будущее нашей сестры, как уже загубила твое.

— Я… мое?.. загубила?.. — огорчилась Вероника.

— Ничего и не загубила, — подала голос мама. — Не слушай сестру, она мне противостоит. Зубы скалит. Но у нее-то зубы поменьше медвежьих!

— Вовсе и не похоже на медведя, — заявил плюшевый мишка Налле, который сегодня пришел со своей пасеки. — Мы любим мед.

— Почему это не похоже?! Ты посмотри, какие у меня зубищи! Посмотри, какие у меня когтищи! А ножищи!.. ой, кто это там?..

На поляне воцарилось молчание. Мама долго смотрела на заснеженные деревья, наморщив скошенный лоб, а потом опустилась на все четыре лапы и проворчала:

— Показалось…

— Нету там ничего, — сказал папа, выкладывая на блюдо кукурузные лепешки.

В зимний денек те были очень кстати. Огромные, ноздреватые, они дышали паром, и к ним сразу стали слетаться птицы. Енот Ихалайнен схватил длинную ветку и принялся их разгонять — он терпеть не мог всяких попрошаек.

Что особенно иронично, учитывая то, как ты сам ко мне прибился.

Я ничего у тебя не просил, человек.

Только крал.

Вероника тоже любила лепешки и сразу подбежала, чтобы получить первую, самую лакомую. Но мама отдала ее Лурии, и Веронике стало обидно. Она еще не привыкла, что теперь уже не она самая маленькая, и не ей достается самый аппетитный кусочек.

— Не расстраивайся, Вероника, — покровительственно сказала Астрид, пихая сестру в плечо. — Как известно, первая лепеха — комом.

— Ну тебе-то это лучше всех известно, — обиженно сказала Вероника.

Астрид даже не сразу поняла, что ежевичина бунтует. А когда до нее дошло, она втянула воздуха в грудь и гневно воскликнула:

— Мелкая, ты какая-то наглая стала! Надо тебя в школу поскорее. К мэтру Гробашу.

— Гробаш же только у Риксага?.. — подал голос Копченый. — Или она тоже на Риксаг пойдет?

— Тля, — поджала губы Астрид. — Одной мне с ним мучаться.

— Тяжело тебе… — посочувствовала Вероника.

Астрид поняла, что если срочно не взяться за воспитание обнаглевшей сестры, та совсем отобьется от рук — и Парифату конец. Так что для начала она заломила ежевичину в нежном сестринском захвате и принялась объяснять, что дерзить старшим нельзя, к старшим надо проявлять уважение.

— Будешь дерзить — будешь нюхать подмышку! — поясняла Астрид.

— Тебя… в школе… так воспитывают?.. — не сдавалась Вероника. — Подмышки нюхаешь?..

— А-а-а!..

Астрид поняла, что уже слишком поздно. Ежевичина отбилась от рук. Теперь только вызывать Кустодиан.

— Так, кто там сестру обижает? — лениво окрикнул их папа. — А ну, прекратить!

— Она первая начала! — хором воскликнули девочки, пиная друг друга по лодыжкам.

— Мне плевать.

— Ты такой хороший отец, — умилилась Лахджа.

— Да?.. Хочешь еще одного?

— Э-э-э…

— Ну давай. Давай до пацана.

— А если не будет пацана?

— Ну… значит, мы соберем достаточно статистических данных, чтобы написать в монографии, что возможно только…

— Да ты задрал со своей монографией! Ты ее уже написал!