Семья

— Это так опасно?

— Сейчас для тебя всё опасно! Не хватало ещё третий Великий артефакт к себе привязать, тогда тебя уж точно разорвёт. И вообще, с бриллиантом все должны быть осторожны. Голыми руками его трогать нельзя ни в коем случае — особенно если Эджертон на тот момент будет ещё жив.

После этих слов бабушка вздохнула и негромко добавила:

— Но забрать, конечно, артефакт не мешало бы. Это всем нам сильно облегчило бы задачу.

— И артефакт забрать, и Эджертона захватить, — добавил кесарь Романов.

— Лучше убить, — мрачно поправила его княгиня Белозерская.

Я никогда не считал себя особо кровожадным, но в этот раз был вынужден согласиться с бабушкой. И даже не потому что очень хотел отомстить Эджертону за тех наших ребят, что погибли в начале штурма, а в первую очередь потому, что понимал: от такой опасности, что представлял из себя англичанин, нельзя отгородиться. Её можно лишь ликвидировать. Отгородиться — нет. Как ни отгораживайся, рано или поздно она снова напомнит о себе. И мне этого очень не хотелось.

— Ну или так, — согласился Романов с бабушкой. — Но это уже детали. Главное — затащить его внутрь купола и отрезать от остальных.

А мне почему-то не верилось, что Эджертон вот так сам лезет в ловушку. Неужели всё действительно зашло настолько далеко, что он был готов рисковать жизнью? Видимо, так и было. И вполне возможно, помощь действительно была уже на подходе, и англичанин понимал, что когда она подоспеет, шансов на победу у него уже не останется. Но при этом я не видел особого прогресса в его попытках прожечь купол.

— А нельзя купол немного ослабить, чтобы Эджертон смог его пробить и попасть внутрь, раз уж он нам так нужен? — спросил я бабушку.

— К сожалению, нет, — ответила та, усмехнувшись. — У заклятия, поддерживающего купол, нет регулировки мощности. Не предусмотрено конструкцией. Если попытаться искусственно ослабить — рухнет.

— А если сделать разрыв в том месте, куда он пытается пробиться? — не унимался я.

— Ты, вообще, за кого? — спросила бабушка с наигранным недовольством. — За меня или за Гарри? Откуда такое стремление ему помочь?

— Я не хочу ему помогать, я хочу, чтобы он попал внутрь купола, и мы забрали у него Кохинур.

— Нельзя делать разрыв. Тоже очень опасно. Сейчас нагрузка на купол просто невероятная. Тойво в одиночку может не удержать его, если я отвлекусь на разрыв. Понимаю, хочется заполучить Гарри и его артефакт, но риск потерять купол велик, — сказала бабушка, после чего какое-то время помолчала, а затем добавила: — Но, мне кажется, Гарри и без нашей помощи почти справился.

— Он почти прожёг дыру в куполе? — уточнил я, так как со стороны это было незаметно.

— Да, почти прожёг, — ответила бабушка. — Так что совсем скоро мы выясним, чего он добивается.

Однако выяснить это нам было не суждено, хотя судя по появившейся на лице англичанина неприятной довольной ухмылке, до этого оставались считаные секунды. Но неожиданно гримаса на лице Эджертона сменилась с удовлетворённой на крайне удивлённую. И произошло это буквально за доли секунды, в течение которых герцог долетел до купола и впечатался в него лбом и левой щекой — казалось, будто что-то невидимое и сильное толкнуло его в спину и швырнуло на нас.

Эджертон резко обернулся, и тут же начал увеличиваться в размерах и обрастать алмазной бронёй. А в том месте, где раньше находилась арка, ступая по обломкам нашего замка, во двор входил четырёхметровый стальной великан с короной на голове. И он был не закованным в металлическую броню, а именно стальным. Или титановым. Руки, ноги, даже лицо великана — всё было из металла, не говоря уже об одежде. И при этом он двигался невероятно мягко и плавно.

И если сам великан блестел, как титановый диск у только что выехавшей из автосалона машины, то Железная корона на его голове была матовой, и лишь небольшое свечение, исходящее от неё, указывало на то, что этот предмет как-то связан с магией. Никакого оружия у Вильгельма Пятого не было — лишь огромные, наполненные магической силой стальные кулаки.

Император остановился метрах в пяти от герцога, а тот к этому времени уже полностью оброс бронёй и увеличился до своих дежурных боевых четырёх метров. Два великана, два бывших товарища, стояли друг напротив друга, готовые в любой момент сойтись в поединке. Вильгельм что-то сказал, но, к сожалению, купол не позволил расслышать его слова, а что-либо прочитать по металлическим губам было невозможно. В принципе я и не умел это делать, но насколько мне было известно, Дьяниш обладал таким навыком.

Эджертон, видимо, что-то ответил, так как какое-то время Вильгельм выглядел так, будто сосредоточенно слушает. После чего немецкий император покачал головой. Скорее осуждающе, чем отвечал на что-то. А после этого его металлические кулаки засияли настолько ярко, что даже сквозь купол слепили глаза. И примерно так же засверкал Кохинур в навершии посоха английского премьер-министра.

И началась драка. Именно драка — другое слово для этого поединка просто не подходило. Никаких хитрых заклятий, никаких ярких эффектов — ничего этого не было. Вильгельм Пятый и Эджертон просто лупили друг друга. Видимо, на каждого бойца было наложено столько всевозможных защит, что магия была бессильно что-либо с ними сделать на расстоянии. Поэтому каждый стремился пробить защиту противника при помощи грубой физической силы: немец — кулаками, англичанин — посохом.

— Вы не знаете, Александр Петрович, откуда Вильгельм узнал о нападении на нас? — поинтересовалась бабушка у кесаря, глядя на бой двух великанов.

— От меня, — ответил Романов. — Точнее, от нашего посла в Берлине. И мне кажется, Его Величеству надо бы помочь.

— Не надо, этот поединок стоит того, чтобы им насладиться. Пока англичане не лезут, и мы будем смотреть.

Англичане действительно не лезли, они отошли к самым стенам, точнее, к тому, что от стен осталось, и наблюдали за поединком. Я тоже смотрел на бой с интересом, но надо признать, особого наслаждения от этого зрелища не испытывал. А если уж начистоту, драка вообще не впечатляла. Поединок больше походил не на бой двух высокоуровневых магов, обладателей Великих артефактов, а на драку двух деревенских амбалов — один из которых рассчитывал лишь на свои кулачищи, а второй вооружился черенком от лопаты.

— Может, всё же поможем? — снова спросил Александр Петрович у бабушки, после того как Вильгельм пропустил несколько уларов посохом в лицо и грудь.

— Нет, — ответила та. — Вилли справится.

Я же, в отличие от бабушки, не был в этом уверен — Эджертон давил. И давил сильно. Возможно, дело было в том, что посох с Кохинуром, как ни крути, был более серьёзным оружием, чем кулаки. Как минимум он давал возможность наносить удары с расстояния в два раза большего, чем позволяла вытянутая рука. А это всё же немалое преимущество.