Семья
Шрифт:
Вильгельм пропускал удары посохом по корпусу и даже по голове всё чаще и чаще, и, видимо, понимая, что время работает против него, решился на отчаянную атаку. Он подскочил к Эджертону совсем близко и нанёс бывшему другу два мощных удара по рёбрам — сначала левой рукой, затем буквально через долю секунды правой.
Англичанин невольно попятился и, к большой нашей радости, отходя назад, зацепился ногой за обломок кирпичной стены. Он зашатался, замахал руками, стараясь сохранить равновесие, и, казалось, вот-вот упадёт. Однако не упал. Удержался на ногах, использовав посох по его прямому назначению — опёрся на него.
Но драгоценные секунды Эджертон всё же потерял,
Я приготовился наблюдать за развязкой этого противостояния — почему-то мне казалось, что она близка. И не только я — все наши и все англичане смотрели на поединок, как заворожённые. Никто не вмешивался, хотя англичанам, в отличие от нас, не составило бы труда помочь своему лидеру. Но все лишь стояли и смотрели.
Вильгельм уже начал обхватывать Эджертона своими стальными ручищами, и тому пришлось пригнуться и даже встать на одно колено, чтобы не упасть, и, казалось, уже через секунду-другую «друг Гарри» всё же рухнет на землю, не в силах сопротивляться натиску, и…
Как Эджертон это сделал, я так и не понял. Вот только что он находился, казалось бы, в безвыходном положении — фактически стоял на коленях, а его убийственный посох как обычная палка упирался в разбитую брусчатку, и, казалось, ничего ему уже не могло помочь…
Казалось.
Первый удар Кохинуром пришёлся Вильгельму под нижнюю челюсть. Император Священной Римской империи запрокинул назад голову и даже не увидел, как Эджертон наносит второй удар — прямо в солнечное сплетение. И тут же третий — в область сердца.
И сразу же яркая вспышка осветила весь двор. Глазам стало больно в прямом смысле этого слова, и я невольно зажмурился. Когда смог их снова открыть, моему взору предстало не самое приятное зрелище: Вильгельм Пятый лежал на брусчатке и еле заметно дёргался, словно бился в конвульсиях, а над ним стоял Эджертон и пытался пронзить императору грудь посохом.
И у герцога это получалось: навершие посоха вошло немцу в грудь уже настолько глубоко, что Кохинура было не видно. Лишь его свет пробивался сквозь металлическое тело императора, подсвечивая его изнутри. Зрелище было жуткое — Вильгельм Пятый походил на большой металлический светильник. Живой светильник.
Возможно, посох пока пробил лишь броню, а до тела и жизненно важных органов императора он ещё не добрался, но я не видел ничего, что могло бы этому помешать. Как не видел я ничего, что могло бы помочь Вильгельму.
Меня сковало ощущение собственного бессилия до такой степени, что аж перехватило дыхание. Я ничего не мог сделать в этой ситуации, я никак не мог помочь Вильгельму. Никто не мог.
Глядя на это всё, Романов закричал:
— Делайте скорее разрыв в куполе, Екатерина Александровна!
— Нет! — отрезала бабушка.
Глава 13
Вильгельм Пятый лежал на брусчатке, продолжал подёргиваться и не предпринимал никаких действий для защиты — казалось, будто Эджертон его обездвижил. Возможно, так оно и было, всё же Кохинур находился внутри брони немецкого императора и явно воздействовал на того не лучшим образом.
А ещё на металлическом теле Вильгельма начали появляться
маленькие бриллиантовые чешуйки. Они медленно, но верно покрывали тело императора, расходясь в разные стороны от места, где посох вошёл ему в грудь. И похоже, они сковывали его — с каждой секундой Вильгельм дёргался всё меньше и меньше. Впрочем, это могло быть и следствием того, что немецкого императора покинули почти все силы.Эджертон тем временем освободил правую руку, направил её в сторону лица бывшего друга, растопырил пальцы и, судя по шевелению губ, принялся начитывать какое-то заклинание. И сразу же корона императора начала светиться так сильно, будто её раскалили почти до температуры плавления.
Бриллиантовая чешуя покрыла уже почти всё тело Вильгельма, лишь голова осталась нетронутой, а Эджертон всё начитывал и начитывал свои заклинания. Железная корона светилась всё ярче и ярче — казалось, она вот-вот расплавится и стечёт жидким металлом с головы императора. Возможно, этого и добивался Эджертон, хотел таким образом лишить противника Великого артефакта.
Как же тяжело было на это смотреть. Я просто сгорал от желания вырваться за пределы купола и помочь Вильгельму Пятому, но бабушка наотрез отказывалась делать проход. По ней было видно, что она переживает за друга намного больше нашего: лицо княгини Белозерской стало белым, словно мел; в глазах зажёгся синий огонь; и от неё просто веяло силой — будто она собиралась сорваться и броситься на защиту Вильгельма. Но при всём этом проход сквозь купол она не открывала. Видимо, на то были какие-то причины, которые бабушка не спешила раскрывать.
Поэтому оставалось лишь наблюдать за противостоянием двух бывших друзей и по совместительству двух величайших магов современности со стороны и надеяться на чудо. Небольшая надежда теплилась, потому как несмотря на кажущееся подавляющее преимущество Эджертона, он никак не мог добить Вильгельма. И когда немецкий император вдруг дёрнул правой рукой, у меня невольно вырвался вздох облегчения. И не только у меня.
А когда Вильгельм, ломая покрывающую его бриллиантовую чешую, смог поднять руку и поднести её к голове, стало понятно, что какие-то силы у него ещё остались. Немец дотянулся до короны и вцепился в неё пальцами, а англичанина в этот момент аж затрясло, и его рука, вытянутая в сторону Вильгельма, раскалилась не хуже самой Железной короны.
Стало понятно, что герцог не плавил Великий артефакт, а хотел сорвать его с головы императора и забрать себе. И видимо, начал делать в этом определённые успехи, раз Вильгельму пришлось придержать корону рукой.
Осознав, что воздействовать на артефакт на расстоянии и сорвать его при помощи заклятия не получится, Эджертон сменил тактику. Он, продолжая левой рукой удерживать посох в груди бывшего друга, попытался правой дотянуться до головы императора. Не получилось. И не просто не получилось — Вильгельм перехватил руку Эджертона, крепко сжав её в районе запястья своими железными пальцами. И тут же поднял вторую руку и схватился за посох.
Я подумал, что теперь император попытается вытащить посох из своей груди, но не угадал. Похоже, у Вильгельма Пятого был другой план. Он наложил какое-то заклятие, и посох начал изменяться. Сначала с него слетело алмазное покрытие, а потом он приобрёл иной блеск — металлический. Толстый слой металла быстро покрыл оружие Эджертона, но Кохинур всё ещё продолжал гореть внутри брони Вильгельма. Ещё раз выдохнув, я посмотрел на бабушку.
— Я знала, что Вилли справится, — негромко произнесла та, словно оправдываясь за своё нежелание открывать проход за пределы купола.