Сэр Найджел. Белый отряд

Сэр Джон Баттесторн был прозван Рыцарем Дупплина, потому что ему довелось быть участником этой удивительной битвы, когда за восемнадцать лет до описываемых событий мощь Шотландии на время сокрушила горстка искателей приключений и наемников, которые воевали не под чьим-то знаменем, а сами за себя. Их победу история замалчивает, так как ни у одной страны нет причин ее воспевать, однако в те времена слава о ней прокатилась далеко, ибо в тот день, когда цвет шотландского воинства пал на роковом поле, тогдашний мир впервые узнал, что появилась новая военная сила и что с английскими лучниками, стойкими и мужественными, искусно владеющими своим оружием, чему научились еще в детстве, должны серьезно считаться и закованные в броню рыцари.

Сэр Джон, вернувшись из Шотландии, стал начальником королевской охоты, так как славился по всей стране глубокими познаниями в этой области. Но под конец, отяжелев настолько, что лошади с трудом выдерживали его вес, он поселился в скромном уюте старого косфордского господского дома на восточном склоне Хайндхедского холма. Там, пока его лицо становилось все краснее, а борода все белее, он проводил закат жизни среди соколов и охотничьих псов. Подле него всегда стоял кувшин вина со специями, а его вытянутая распухшая нога покоилась на скамеечке. Старые товарищи, направляясь по ухабистой дороге из Лондона в Портсмут, непременно заезжали по пути в Косфорд, и там же его молодые соседи собирались послушать рассказы толстого рыцаря о былых войнах или набраться наставлений о тонкостях охоты и повадках разных зверей, которых никто не знал лучше его.

Однако, сказать правду, что бы там ни думал старый рыцарь, молодежь в Косфорд манили не только его старые истории и даже еще более старое вино, но куда больше – прелестное личико его младшей дочери или же сильный характер и умные советы старшей.

Эдит, золотая, как спелая рожь, синеглазая, обворожительная, шаловливая, веселая болтушка, дарила одинаковыми улыбками десяток пылких поклонников во главе с Найджелом Лорингом. Точно котенок, она играла со всем, что попадало ей в лапки, и кое-кто считал, что в их бархатном прикосновении все чаще дают о себе знать острые коготки.

Мэри была темна как ночь, с серьезным, почти некрасивым лицом и внимательными глазами, которые твердо взирали на мир из-под крутых арок черных бровей. Никто бы не назвал ее даже миловидной, а когда ее прелестная сестра, прильнув к ней, прижималась щекой к ее щеке – обычная ее манера в присутствии посторонних, красота одной и невзрачность другой становились совсем уж очевидными благодаря беспощадному контрасту. И все же находились порой и такие, кто, глядя на ее неординарное волевое лицо, замечая огонь, порой мерцавший в глубине ее темных глаз, вдруг чувствовал, что эта молчаливая девушка с гордой осанкой и царственной грацией обладает силой, достоинством и таинственностью, которые стоят дороже изящной прелести младшей сестры.

Вот какими были молодые обитательницы Косфорда, куда направил в этот вечер свой путь Найджел Лоринг, надев тунику из генуэзского бархата и приладив к шляпе новое перо.

На Терслейской гряде он обогнул камень, обозначавший место, где в давние времена язычники-саксы приносили жертвы Тору, своему богу войны. Найджел поглядел на него с опаской и пришпорил Бурелета, потому что, по слухам, в безлунные ночи вокруг камня полыхали призрачные костры, и уши, особенно чуткие, различали в свисте ветра вопли и рыдания тех, кого предавали жестокой смерти, дабы почтить адского демона. Камень Тора, Прыжок Тора, Чаша Тора – весь край был одним угрюмым памятником богу битв, хотя благочестивые монахи и заменили его имя на имя Дьявола, отца его, и называли эти места Прыжком Дьявола и Чашей Дьявола. Найджел оглянулся через плечо на серую глыбу, и по его спине пробежала дрожь, а храброе сердце сжалось. Была ли причиной вечерняя прохлада или внутренний голос шепнул ему, что в старые времена и он бы мог лежать связанный на таком камне, а вокруг бесновались бы забрызганные кровью язычники?

Мгновение спустя и зловещий камень, и смутный страх, и все остальное было забыто, потому что на желтой песчаной тропе в блеске золотых волос, озаренных заходящим солнцем, гибко покачиваясь в седле в такт движениям лошади, идущей рысью, показалась та самая прекрасная Эдит, чье лицо так часто мешало ему уснуть. Жаркая кровь прилила к его щекам – хоть сердце его не знало, что такое страх, нежная тайна женственности не только манила его, но и пугала. Его чистая рыцарственная душа возносила на пьедестал не только Эдит, а и всех женщин, приписывая им тысячи непостижимых достоинств и добродетелей, поднимавших их над грубым миром мужчин на недосягаемую высоту. Общество их дарило радость, но вместе с тем вызывало страх – страх, что его неотесанность, слишком грубый язык и неуклюжесть оскорбят столь хрупкое и утонченное создание. Вот о чем он думал, пока белая лошадь приближалась к нему. Однако мгновение спустя его смутные опасения развеял веселый голос девушки, приветливо помахавшей ему рукой, сжимавшей хлыст.

– Мой привет тебе, Найджел! Как здравствуешь? И куда же ты едешь в вечерний час? Уж конечно, не к своим друзьям в Косфорд! Когда же это ты надевал такой наряд ради нас? Назови же мне ее имя, Найджел, чтобы я знала, кого мне возненавидеть на всю жизнь!

– Ты ошиблась, Эдит, – сказал молодой сквайр, отвечая смехом на смех красавицы. – Еду я в Косфорд.

– Ну так и я с тобой. Мне пора назад. Как, по-твоему, я выгляжу?

Ответом Найджела был восторженный взгляд, которым он обвел очаровательное разрумянившееся личико, золотые волосы, ясные глаза и изящную, стройную фигурку в черно-алом платье для верховой езды.

– Ты прекрасна, как всегда, Эдит.

– Ах, какие холодные слова! Видно, Найджел, тебя учили беседовать с монахами, а не с девицами. Задай я такой вопрос сэру Джорджу Брокасу или сквайру Фернхерсту, они бы восхваляли мою красу до самого Косфорда. Оба они мне больше по вкусу, чем ты, Найджел.

– Тем хуже для меня, Эдит, – печально ответил Найджел.

– Но не изгоняй надежду из сердца.

– Так ведь сердце мое принадлежит не мне, ты же знаешь, – ответил он.

– Уже лучше! – воскликнула она, рассмеявшись. – Когда ты хочешь, то становишься находчивым, сэр Бука! Впрочем, тебе больше нравится беседовать о всяких высоких и скучных материях с моей сестрицей. Ей вот не по сердцу шутки и любезности сэра Джорджа, а мне он нравится. Но объясни, Найджел, почему ты нынче собрался в Косфорд?

– Попрощаться с тобой.

– Со мной одной?

– Нет, Эдит, и с тобой, и с твоей сестрой Мэри, и со славным рыцарем, твоим батюшкой.

– А вот сэр Джордж сказал бы, что со мной одной! Да, тут ты с ним ни в какое сравнение не идешь. Так, значит, это правда, Найджел, что ты отправляешься во Францию?

– Да, Эдит.

– Слухи об этом пошли, едва король уехал из Тилфорда. Говорят, король собрался во Францию и взял тебя в свою свиту. Это правда?

– Да, Эдит.

– Ну так скажи, куда ты едешь и когда?

– Увы, Эдит, на твой вопрос ответить я не могу.

– Ах так! – Она встряхнула золотой головкой и умолкла, крепко сжав губы и сердито глядя прямо перед собой.

Найджел посмотрел на нее с удивлением и горестью.

– Право же, Эдит, – сказал он наконец, – если ты уважаешь мою честь, то не можешь желать, чтобы я нарушил данное мной слово?

– Твоя честь – это твое дело, а кто мне нравится или нет – мое, – ответила она. – Можешь ею не поступаться, но и я не поступлюсь.

Они молча проехали деревню Терсли. Но тут в голову красавицы пришла новая мысль, и, забыв про свой гнев, она завела речь совсем о другом.

– Что бы ты сделал, Найджел, если бы меня оскорбили? Я слышала, как батюшка говорил, что ты хоть ростом и не вышел, но возьмешь верх над любым в здешних местах. Так будешь ты моим защитником, если он мне понадобится?

– Разумеется, и я, и всякий благородный человек предложит себя в защитники обиженной или оскорбленной женщины.

– Ты или кто угодно другой, я или любая другая, – что это за речи? По-твоему, очень лестно, если тебя смешивают со всеми? Я говорила только о тебе и о себе. Если мне нанесут обиду, будешь ты моим защитником?