Серая мышь на тропе войны
Шрифт:
Домик встретил нас теплом, тем особым запахом еще жаркой печи, остывающего на шестке хлеба в формах, прелой соломы, а еще тревожным блеяньем. Вадим, услышав его, остановился на пороге:
— Это еще что?
— Это коза, — тихо сказала я. — Она окотилась, хотите, покажу козлят?
— Блин… Васса!
Не слушая мужа, я прошла за печку, где устроила маленький загон для козы Авдотьи. Ее мне привезла Наташа из приюта, с огромными извинениями, с умоляющими глазами. Козу забрали вместе со Спагетти, но та оказалась с брюхом, а в приюте никак нельзя было устроить для нее хороших условий для окота.
— Садитесь, — сказала я Вадиму. Он присел на лавочку, которую для меня смастерил Ильич. А стол я нашла в его сарае. Как раз пришелся по размеру к избушке. Козлики весело запрыгали, завидев меня, а их мать горестно заблеяла, словно жалуясь. Я подхватила пегую козочку — белую с черной мордой — и принесла ее Вадиму:
— Держите!
Он ухватил животинку, неловко придержал под животом и посмотрел на меня с откровенным упреком:
— Зачем?
— Просто так! — засмеялась я, берясь прихваткой за еще теплую форму. — Разве она не милашка?
— Милашка, — признал Вадим, а козочка, понюхав его подбородок, принялась лизать. Вадим отстранился, держа милашку на вытянутых руках:
— Нет, нет! Не делай этого!
— Вы ей понравились! — засмеялась я, укладывая нарезанный хлеб на тарелку. Потом достала со шкафчика замотанный в ткань сыр. Ох, он должен быть уже готов! Хоть бы получился, как надо!
Ломтик хлеба, ломтик сыра, ломтик хлеба.
— Вот, попробуйте.
Вадим зажал козочку подмышкой и взял бутерброд другой рукой:
— Что это?
— Это все домашнее, не бойтесь. Ешьте.
Он откусил кусок, зажевал, а козочка снова потянулась к его лицу, попыталась ухватить хлеб. Вадим с обидой оттолкнул ее:
— Куда? Это мое!
— Дайте ей! — снова хихикнула я. — Пусть съест кусочек!
— Нет, но…
Козочка ухватила-таки краюшку хлеба и зажевала, смешно тараща глаза. Вадим сунул в рот остаток бутерброда и скорчил гримасу:
— Ну вообще! Какая-то коза ест мой хлеб…
— Кстати, у нее пока нет имени, как и у ее брата, — заметила я, выкладывая круги сыра на пергаментную бумагу. — Может, назовете их?
— Это зачем?
— У каждого животного должно быть имя, — удивилась я. — Ну дайте им любое, хоть прозвище!
— Одиссей и Пенелопа, — пробормотал Вадим, отпихивая козочку от хлеба.
— Почему именно так?
— Просто это единственные имена, о которых я вспомнил.
Мне стало смешно. Авдотья, Одиссей и Пенелопа. Веселенькая семейка! Плюс Спагетти, вообще красота.
— Ты долго их будешь здесь держать? Антонина разворчится, что мука провоняет.
— Я укрыла муку, она в дальнем углу. Да и как только подрастут, я их переведу вместе с мамой к Спагетти.
Вадим недовольно зыркнул:
— Что еще за макароны?
— Спагетти — это пони.
Муж только головой покрутил, но ничего не сказал. Было очевидно, что он предпочитает свои заморские имена.
— Только надо нормальный сарай сделать, утеплить… — я продолжила уже сама себе, потерявшись в насущных мыслях, раскладывая хлеб по чистым
полотенечкам. — Все никак руки не доходят… Ильича бы попросила, но у него свои хлопоты…— Так. Забирай свою козу! — Вадим решительно встал и протянул мне новонареченную Пенелопу: — Пойдем посмотрим объем работ. Вижу, что ты не успокоишься с этой бредовой идеей, так что подскажу, где найти рабочих для сарая.
Я приняла брыкающегося козленка и посадила его в загон к мамке, которая принялась с остервенением облизывать гулящее дитятко. Повернулась к Вадиму и с обидой ответила:
— А почему это бредовая идея? Между прочим, это педагогическая ферма, и дети любят кормить курочек! А теперь еще и козлята прибавятся — это же так интересно смотреть, как они растут!
— Педагогическая ферма, — фыркнул муж, но мне показалось, что он задумался.
— Да, да! Я вам покажу! — отчего-то загорелась я. — К нам мамы с поселка ходят, деньги платят!
— Бизнесвумен, — буркнул Вадим, выходя вслед за мной из домика.
Погода портилась прямо на глазах. Тучи наползали из-за сосен, словно карабкаясь по кронам, цепляясь за них, завоевывали небо. Заморосил мелкий противный дождик, похоже, привычный для Санкт-Петербурга. Вадим глянул вверх, шумно выдохнул:
— Начинается.
Я пожала плечами. Дождь заставал меня в тайге часто, я к нему привыкла. Капюшон на голову, сапоги хлюпают по мху, который пропитался водой… Правда, здесь у меня не было куртки-непромокайки и сапог, но это не беда, можно купить. Я представила, как на меня посмотрит Анна или Галина, если я покажусь им в таком виде, и прыснула от смеха. Вадим недовольно отозвался:
— Чего ты хихикаешь?
— Так, свои мысли, — все еще весело ответила я, а потом притормозила, открыв калитку.
Возле загона Спагетти возились двое в тех самых куртках-непромокайках. Один высокий, второй маленький. Маленький держал доску, а большой приколачивал ее к вертикальным опорам. Какой сюрприз, да это же Димка с отцом! Что за семейный подряд? Я, вроде, ни о чем не просила…
Вадим по инерции протолкнул меня через калитку и сам остановился, наблюдая за сценой постройки сарая:
— Так ты уже кого-то наняла?
— Нет, это… Это наш сосед.
Я вспомнила, что в прошлый раз муж и Елагин говорили очень натянуто, и закусила губу. Хоть бы сейчас не начали…
Димка заметил нас и махнул рукой, чуть не выпустив доску:
— Привет!
— Здрасьте. А чего это вы туг делаете?
Елагин обернулся, и я увидела его настоящую улыбку:
— А, вот и хозяйка, добрый день!
Потом он заметил Вадима, улыбка сменилась легким оскалом: — И хозяин…
— Елагин, — коротко кивнул мой муж. — Какого черта ты тут забыл?
— У Дмитрия школьное задание — совместный проект родители-дети. Вот, занимаемся проектом.
Он обвел начатую постройку широким жестом, и Вадим хмыкнул:
— Почему бы тебе не убраться на СВОЙ участок и не заниматься проектом там?
— Потому что педагогическая ферма на этом участке, и мой сын принимает посильное участие в ее развитии.
Мы с Димкой стояли и смотрели на двоих мужчин, которые вежливо ругались под дождем, а потом мальчик подергал меня за рукав:
— Может, продолжим пока? Надо бы стенку закончить до обеда…