Сердца Лукоморов

– Правильно говоришь, Шемяка, - поддержал его грустный Лукомор. Только ни в какую не сказывают они мне про то, где Сокровища Лукоморов скрыты. Если головы им отрубить, тем более не скажут. Никто тогда не скажет. Я ещё не видел, чтобы без головы разговаривали. Плохо ты мои интересы соблюдаешь. Ладно уж, живи. Но только с глаз моих долой пропади.

– Подумаешь, - осмелев и приводя себя в порядок, фыркнул отпущенный зелёными осмелевший Шемяка - Подожди, будет срок, я ещё и тебя повоюю. И Сокровища на болоте найду.

– Повоюй, повоюй, родимый, - согласно кивнул Лукомор.
– Давненько с нами никто не воевал, мы уже скучать стали.

– И повоюю! Думаешь, забоюсь?
– огрызнулся Шемяка.
– Тоже мне, непобедимый! Я московских князей воевал! Не чета тебе воины были!

Лукомор сделал шаг в сторону разжалованного судьи, но тот поспешил от греха подальше скрыться в камыши и долго шуршал, удаляясь и ворча проклятия и обещания повоевать всех: и Лукоморов, и болотных.

Лукомор повернулся к нам, напряжённо ожидавшим решения своей участи, махнул широким рукавом и сказал:

– Всех милую. Всем вины прощаю.

Мы стояли, нерешительно переглядываясь, не зная, что делать. Черномор сделал шаг вперёд и потихоньку направился к входу в трактир. За ним осторожно потянулись остальные.

– Что-то я радости и весёлых голосов не слышу?
– насмешливо спросил вдогонку Лукомор.
– И слов благодарности тоже.

Все дружно остановились, молча стояли, сопели. Вперед вышел Буян. Поклонился Лукомору низко, в пояс, и сказал:

– Благодарствуй, за то, что наши жизнишки, да нам же подарил. От щедрот твоих кормимся, твоим милосердием проживаемся. Благодарствуй.

– Да, - дернув злобно щекой, поморщился Лукомор.
– Вот тебе и благодарность. Ты кто у нас будешь, я что-то позабыл?

Буян разом сник, потупился.

– Болотный житель я. Вот кто. Кто же еще?

– Да? И чем же ты живешь на болоте?

– Вольным промыслом живу, - буркнул Буян.

– Чем же ты промышляешь?
– не отставал от него настырный Лукомор.

– Чем придётся, - огрызнулся Буян.
– Шишки на пропитание собираю.

– Ну что же, для болота промысел не из легких, - насмешливо протянул седой насмешник.
– А что-то ты тут ёрничал? Ты у нас не скоморох случаем?

– Я скоморох!
– выскочил вперед Яшка.

– Ты?
– опять притворно удивился Лукомор.
– А я думал он. Ты-то вон какой серьезный, стоял да помалкивал, а рыжий этот, он всё шутки шутит. Думает, я не знаю, что он был Воином. И не простым Воином. Может, и мне с ним пошутить? Ладно. Сегодня у меня настроение хорошее. Может, скажете мне, где Сокровище Лукоморов лежит? Я не ваше требую. Я своё прошу. Сами знаете, что Сокровище это Лукоморам принадлежит. Ну, так как, скажете?

Он обвел всех странно пустым взглядом.

– Молчите? Ин ладно, потом об этом потолкуем. А ты что, зелёная, под ногами крутишься? Что ты прыгаешь? Что сказать желаешь? Может, ты мне укажешь, где Сокровище спрятано?

– Квакое Сокровище?!
– возмутилась Царевна.
– Мне мужа законного верни! Что это за суд твакой?

– Мужа тебе? Что ж, твоя правда. Мужчине слово держать нужно. Обещал в жёны взять, пускай берет!

К Лукомору подбежал Ярыжка.

– Мне дальше как быть? Кому теперь на непорядки жалиться? Кому о нарушениях и озорстве всяком доносить? Как же на болоте без судьи будет?

– Да, - согласился Лукомор.
– Неправильное дело получается. Без судьи никак нельзя.

Он пристально оглядел свою свиту и ленивым взмахом подозвал к себе рыжего верзилу, который грозился с одного маху срубить голову Шемяке.

– Вот вам новый судья, - похлопал рыжего по широкому плечу сухой ладонью Лукомор.
– Свой парень и справедливый. А самое главное - добрый, душевный такой, рубаха парень. Как тебя зовут-то, я позабыл?

– Григорий, - отозвался, расплывшись в открытой широкой, белозубой улыбке, "рубаха парень".

– Что это за фамильярности такие?
– возмутился Лукомор.
– Ты же слышал, кем я тебя назначил?!

– Судьёй, - от уха до уха улыбнулся в ответ довольный верзила.

– Вот именно. Судьёй! Так что и представься полностью, по имени отчеству, как положено судье, - проворчал Лукомор.

– Это мигом, сейчас сделаем, - подтянул пояс на кумачовой рубахе рыжий.
– Зовусь я Григорий Лукьянович Бельский.

– Это же сам Малюта Скуратов!
– ахнул над моим ухом Буян.
– Он у Ивана Грозного верным слугой был, главный опричник. Этот хуже Шемяки будет. Он сатане в дядьки годится. По сравнению с ним Шемяка - просто мамоня.

– Кто, кто?
– переспросил я.

– Мамоня, - повторил Буян.
– Лентяй, обжора. Это от слова мамон пошло прозвище, а мамон это пузо. Темный ты человек, ничего не ведаешь.

– А что это за имя такое - Малюта Скуратов? Ты вот умный у нас, всё знаешь, расскажи, - попросил я Буяна.

– Кто его знает?
– замялся задира.
– Он при Грозном царе состоял. Говорят, что Малютой его прозвали в насмешку за рост. Видишь, какой он здоровый, а его малютой, маленьким кликали. А Скуратов скорее всего от старого слова скура, то есть шкура. Или от скурлат, пурпурная ткань. Он рубахи кумачовые очень любил. За это про него в народе говорили, что он красный цвет потому носит, что на нём кровь убиенных не видна.

Я промолчал, хотя по коже мурашки пробежали. Лукомор хлопнул в ладоши и весело закричал:

– Что приуныли?! Или не рады?! Свадьбу гулять будем! Где скоморох? Подать сюда скомроха!

Вперёд вытолкнули Яшку.

– Ну что, скоморох? Что-то ты какой-то тихий. Ну-ка, покажи, что ты умеешь. Выдай скоморошину.

Яшка отряхнулся, проворчал:

– Конечно, весели вас. А потом со скомороха первый спрос. Ну да ладно, где наша не пропадала! Выдам я вам скоморошину. Сами просили.

Он распахнул рубаху, оголив тощий живот, и прихлопывая по нему, как по бубну, ладонями, пошёл по кругу, ускоряя свой бег вприсядку.

Он летел по кругу и тараторил:

Давай, скоморох, чеши пятки,

заработай на горох, на заплатки!

И - эх!

Он резко остановился, и пошёл медленно по кругу в обратную сторону, заглядывая в глаза стоявшим вокруг. Он шёл, смешно подпрыгивая, как журавль, взбрыкивал, постукивал ладошкой о ладошку и зловещим шёпотом выводил речитативом, всё ускоряя и ускоряя: