Сердца. Сказ 3

– Ты работаешь здесь?

– Вроде того, – улыбаюсь я.

– Не слишком ли ты мал для работы?

– А вот это прозвучало обидно.

Джуна смеётся и вместе с тем просит прощения.

– У меня есть сестра, – повествует она, – то есть две сестры. Обе младшие, но младшая, о которой я подумала, выглядит погодкой тебе. Чтоб ты знал – она разбалована и с ложки супа сама хлебнуть не может. Жуть.

– Правда?

– Не то чтобы. Это преувеличение. Я к тому, что ты работаешь, значит, к труду привык. Она привыкла сидеть у брата на шее (в прямом и переносном) и мерить платья.

Интересуюсь: в адрес кого было направлено гневное восклицание, с которым юная богиня влетела к розам на исповедь. Неужели виной лжецы и лицемеры, от которых она сбежала?

– Если бы, – фыркает девушка. – Ненавижу своего тупого братца, чтоб ему пусто было. Эгоист каких свет не видывал. Приволок на этот поганый вечер в этот поганый дом, запретил общаться без его ведома и взгляда, а сам сбагрил пару местных вертихвосток и скрылся в спальнях. Ненавижу!

– Зачем он это сделал? – спрашиваю я.

– Наверное, чтобы наклонить их по очереди. Гад.

Джуна закатывает глаза, затем округляет их и медленно поворачивается ко мне лицом:

– О, прости… – выпаливает она. – Ты ребёнок, а я здесь таким разбрасываюсь. Неловко…

– Я живу в этой резиденции, помогаю с хозяйством и ухаживаю за розами в саду. Происходящее здесь мне известно, – объясняю я раздосадованному лицу. – Но спрашивал об ином: зачем он этот сделал, зачем привёз тебя сюда?

– Ах да! – восклицает Джуна. – Ещё один славный пункт: найти мне поганого женишка, в котором я не нуждаюсь. Ему стукнул четвертак, а мне восемнадцать, теперь брат в поисках хорошего устройства сестры. Но я не хочу. Мне мил дом, мне любо находиться в клане Солнца, я чувствую свою принадлежность к дому и не должна покидать его.

– Значит, тебя выдают замуж вопреки?

Девушка озадаченно смотрит. А затем ругается сама на себя:

– К чему я обсуждаю всё это с малолеткой?

– Эй!

– Это не в обиду. Просто…смешно! И так глупо!

Джуна ловит мой взгляд и, сдерживая слёзы, говорит:

– Взрослые не желают меня слушать, а ты выслушиваешь. Родители велели мне поступать подобно гласу брата, ибо его обязанности – сохранение и продвижение клана Солнца. Но он желает оторвать меня от семьи подобно иным семьям; я же хочу быть вместе.

Даю незатейливый и вместе с тем правильный ответ:

– Скажи ему об этом.

– Так просто, – вмиг смеётся Джуна. – Сказать. Беда в том, что он не слышит. Никогда. Он прекратит, я знаю, ещё несколько скандалов, как он называет мои выходки, и брат отступит. Но не отвернутся ли от меня родные?

– Вы одна кровь, не отвернутся.

– Не знаю, чем могу быть полезна клану. Иногда мне кажется, будто я выпала из чужого гнезда. Но я люблю их. И – боги! – как ревностно наблюдать за ухаживаниями брата в сторону иных. Мне жадно делиться семьёй и отделения я не желаю. Парадокс на парадоксе.

Отрезаю розу почти под самым бутоном и протягиваю её девушке. Русые волосы забраны в слабую косу, тянущейся по позвоночнику, платье избрано скромное, но обтягивающее. Ей неудобно, но она вынуждена терпеть. То видно.

Вдруг бурей залетает старший брат.

– Гелиос! – восклицает Джуна и от неожиданности роняет розу.

Бутон приминает мужской ботинок. Названый хватает сестру за руку и подтаскивает к себе, велит обходиться без драмы и замирает в сантиметре от лица.

– Где я велел оставаться? – спрашивает он.

С вопросом небо готово разверзнуться; столько в молодом буйства и ужаса. Нагоняющего ужаса. Мужчина повторяет вопрос и, наконец, замечает меня. Велит отвернуться.

– С тобой разговор не окончен, – шипит он сестре почти в лицо и продолжает потряхивать за руку. – Я велел ждать. Велел знакомиться, велел общаться, велел заручаться поддержкой, вниманием и симпатией. А ты сбежала в компанию к слуге? К ребёнку? Это лишний раз доказывает, что сама ты ещё дитя.

– Не хочу об этом, Гелиос, – говорит Джуна и роняет взгляд на утоптанную розу.

– Смотри на меня. Быстро. А ты, мальчишка, отвернись, повторять ещё не стану.

Обращается ко мне, слушаюсь. Дальнейшему разговору внимает спина.

– Я взял тебя не для того, чтобы терпеть детские забавы и прятками выискать в саду. Ты понимаешь это, Джуна?

– Не искал бы…

– В голову забиралось всякое, ты забыла, на чьей земле? Забыла, кто тут правит и как себя ведут? Твой выход из дома оказался спокоен лишь по причине наработанного родителями имени. С тобой могли сделать что-угодно, об этом я подумал. И хотел искать, будь ты проклята, в спальнях, счастье – одна из служанок заметила, что ты убежала с вечера прочь. Как мне понимать это поведение?

– Боялся, что меня выкрадут и возьмут силой, не оставлял бы одну: сам полез кому-то под юбку.

В ответ рычит и, слышно, опять потряхивает:

– Молчать, Джуна.

– Я устала.

– Тебе неведомы законы нахождения здесь, зато известны мне. Молчи и слушай, внимай, следуй. Добра тебе желаю только я.

– При этом склонился злостно и вертишь мной как тряпичной куклой. Оставь меня, Гелиос. Я просила не ехать, мне не нужен муж, я хочу быть с семьёй.

– Не обговаривается. Объединение кланов сделает нас сильней.

Джуна не выдерживает и слёзно бросается на брата. Молит о пощаде и братской любви.

– Когда я хотела свободы, ты меня отгораживал, говорил «рано, успеется». Так вот успеется. Прошу. Прошло не так много времени, я не хочу покидать родительский дом и играть в пару с кем-либо из здешних лицемеров я не желаю. Они пугают меня. Все пугают. Пожалуйста, Гелиос.

– Опозоришь меня – выкину по пути домой, – не обращая внимания на сказанное ранее говорит мужчина и добавляет: – Бог Виноделия желает встретиться. Натяни улыбку и шагай, он в первой спальне по правой стороне.

– Ты…Нет, ты не можешь, – восклицает Джуна.

– Как видишь, могу. Иди.

– Это не похоже на «желает встретиться». Что ты имеешь в виду?

– Ты поняла, что я имею в виду. Иди и знакомься. Мне плевать, какими способами.

– Ты любишь меня и не позволишь никому надругаться. Хватит нести чушь!

– Это не так называется, Джуна.

– Так.

– Уважаемый проводит тебя в мир отношений между мужчинами и женщинами. Ступай.

– Иди ты.

– Что?