Сердца. Сказ 3

– Нет, не то. Спроси у себя, что ты хочешь. Посмотри через это проклятое зеркало не на меня, а на себя и задай вопрос: какого чёрта ты делаешь и для чего всё это необходимо. Не забудь уточнить, какие последствия ты ожидаешь и как себя поведёшь, когда вкусишь их. Давай, Луна.

– Мне некомфортно, я хочу уйти.

С досадой сбрасываю мужские руки и покидаю примерочную. Ян не догоняет и не пытается остановить: спокойно принимает признание и часом спустя встречается в саду.

– Вот так встреча, – улыбается Хозяин Монастыря и достаёт портсигар. – Гордость не позволила угоститься сигареткой?

Протягивает и лишается одной, подцепляет огнём и приземляется на садовый диванчик подле. Облако дыма разрезает мои лёгкие и садится ему на плечи.

– А платье на тебе в самом деле красивое, – говорит мужчина. – Сегодня вечером в Монастырь прибудут гости: будь добра сверкнуть этим платьем лишь раз и больше не являться; мы и так испытываем некоторые трудности, потому что экзотика послушников прельстила публике поначалу, а сейчас содержание их крыла сильно бьёт по казне. Ты не в хоромах супруга, который может дарить тебе каждую звезду с неба, здесь потребно, располагая большими суммами, грамотно их вкладывать, дабы увеличивать, а не преумалять.

– Скажи, Ян, – спрашиваю я, – отчего в пантеоне такая яростная борьба за деньги, если расположенные по периметру Полиса деревни спокойно обходятся без них?

– Потому что деньги, радость моя, есть самовыдуманная и закреплённая единожды величина, которая не несёт смысловой нагрузки и не имеет по факту веса. Валюту может выдумать каждый, потому что люди сами наделяют деньги значимостью и величиной, сами определяют их статусность и престиж. Деньги – перемычка меж оказываемыми услугами, а уж услуги различны в исполнении и качестве.

– И стоит ли гонка в зарабатывании сумм всего, на что мы себя обрекаем?

– В конце ты поймёшь, что нет, но будет уже поздно, поэтому довольствуйся нынешней спешкой.

Мужчина решает закурить сам. Щёлкает замком портсигара и достаёт последнюю оставшуюся спицу, прижигает её и затягивается.

– Я хотел наказать небесный пантеон за их алчность, но в итоге, раскусив игру, понял, ради чего они рискуют. Хотя бы ради возможности наполнить этот портсигар незамедлительно, а вечером пригубить красивую женщину. Для всего на свете нужны деньги.

Цепляюсь за последнее сказанное и улыбаюсь:

– Давно ты не лакал из горла девичьего внимания, а Ману для спуска напряжения нет. Как ты держишься?

– О, издеваться будешь, – смеётся Ян. – Тогда потерпишь новость: интересующая меня женщина оказалась недотрогой и это, между прочим, на территории борделя, ты представляешь?

– Что мешает Хозяину Монастыря? – в спокойствии кусаюсь я. – Купи её сам у себя.

– Эта женщина, вот так стечение обстоятельств, не покупается.

– Знающие себе цену не продаются, да.

– Ты запомнила.

Затягивается и выдыхает, решает вернуться к былой теме. Мужчина говорит:

– Я вижу деньги как узаконенный (в мире беззакония, верно) эквивалент для общения нелюбящих говорить. Этакая искусственно выведенная социумом условность.

– А где эти деньги? Они хотя бы осязаемы?

– Раньше были. Сейчас же – нет.

– То есть вы, боги, рвёте друг друга и хвастаетесь друг перед другом пустым воздухом, ибо в действительности нисколько средств не имеете?

Хозяин Монастыря смеётся и соглашается:

– Если разносить по фактам, то да. И хоть мы и привыкли говорить «деньги», языком деловых бумаг всё, чем можно платить и что можно получать – кредиты. Каждому полученному кредиту находится документальное подтверждение, но его легко лишиться, а потому я предпочитаю старые добрые рыночные отношения.

– Кто сегодня приедет? Любители бесплатного пойла?

– И они тоже. Но больше – будущие спонсоры. Надеюсь, мы заручимся их покровительством и достроим это проклятое юношеское крыло. Тем более спальни требуют обновления и лоска; посетителям приедается смотреть в один и тот же потолок, пока на них прыгают монастырские кошки.

– Почему давно не привозили новых послушниц? Достаточно продать хоть одну вирго.

– Потому что ни одной вирго на близ расположенных землях нет, радость. А если и есть – их утаивают и по пути к конвою статуса лишают.

Начинаю хохотать – в меня врезаются непонимающие глаза.

– И какая на этот раз причина, Луна?

– Ты продал всех девственниц на свете, Хозяин Монастыря? Моё почтение.

– Это не смешно, прекращай.

– Ещё как.

– Хочешь скажу, кто большую часть из них ритуально провёл в мир отношений между мужчинами и женщинами?

В секунду замолкаю и бросаюсь волчьим взглядом.

– Спасибо, Луна, что прекратила смеяться осознанно и самостоятельно. У нас проблемы, а ты потешаешься.

– Радикальные меры были ни к чему.

– К чему.

И Хозяин Монастыря разрывается в кашле, отгоняя от себя дым и мой беспокойный взгляд.

– Чувствую себя дерьмово, – говорит он.

– А когда было иначе? – спрашиваю я, на что мужчина кашляет ещё раз, сплёвывает и рукой обхватывает мои плечи. – Думаю, ты не против дружеских объятий.

Бог

– Ненавижу! – выпаливает женский голос и следом выплывает его обладательница.

Я подрезаю розы. Восклицанию пугаюсь и потому сдираю руки о шипы. Явившаяся девушка бросается ко мне с извинениями: она не знала, что в этой части сада кто-то есть.

– Всё в порядке, – обманываю я и утаиваю руки, за которые незнакомка хочет взяться.

– Я могу помочь тебе?

– Не следует, госпожа, всё в порядке.

Девушка отступает и садится на одинокую скамейку, признаётся, что сбежала и мечтала об уединении.

– Мне оставить вас? – спрашиваю я.

– Что? Нет. Нет, конечно. Я это к тому, что пыталась покинуть компанию лжецов и лицемеров. Ты не похож на представителей упомянутой.

Спрашиваю имени незнакомки.

– Джуна. Из клана Солнца, старшая.

– Рад познакомиться, Джуна.

И называюсь сам.

– Интересное имя. Не здешнее словно бы, далёкое от нашей реальности. Чем ты занимаешься? То есть занимался. До того, как я ворвалась в твоё пространство и нарушила покой.

Девушка рассматривает садовые инструменты.