Сердце ангела

— Совсем нет. Мы на пороге XXI века. И какой бы стариной не дышали стены этого монастыря, процесс познания мира намного усложнился. Если две сотни лет назад здешние монахи едва справлялись с арифметикой, то сегодня думают совсем иначе. Тот скромный человек, что так прекрасно печет и готовит — в прошлом крупный ученый-генетик. Именно осмысление генетических механизмов и направило его к вере. А страх пред их бесконтрольным использованием человечеством заставил укрыться в далеком монастыре. Говоря о предумышленном искажении информационного поля отдельного человека, я лишь перевожу на современный язык механизм воздействия сатанинских сил.

Гул отдаленного грома донесся сразу со всех сторон, словно островок попал в окружение бомбардировщиков. Сократ поднялся и помахал над головой платком. Вита обернулась, подхватила корзинку, полную цветов, и поспешила к монастырю. Едва она ступила под своды трапезной, водяной поток хлынул стеной.

За вымощенным крупным булыжником двором высились стены часовни. В частых косых струях, с грохотом разбивавшихся о булыжник, виднелась распахнутая дверь, а за ней — горение в мягкой тьме свечи.

— Что-то не так, Виталия? — Уловил настороженный взгляд девушки Гавриил.

— Я не ношу нательного креста… И… мне кажется, я давно отдалилась от Бога. Могу я войти туда?

— Конечно. Отец наш небесный с радостью встретит каждого, кто придет к нему за помощью. Это православная церковь. Ты, кажется, протестантка? Неважно. Наш Бог един. Поговори с ним прежде, чем отправишься сегодня ко сну. — Отец Гавриил приложил ладонь ко лбу Виты. С минуту никто не шевелился. — Вот и хорошо, дети мои. Я тоже помолюсь за вас. Ступайте. В пустых кельях приготовлена чистая постель. — Игумен перекрестил бегущую к флигелю пару. Подхватив девушку за талию, Флавин прикрывал её от дождя своей курткой. Она рассыпчато смеялась, роняя из корзины нежные сиреневые цветы.

… Отец Гавриил провел в комнате уснувшей Виты больше часа. Флавин нервно ходил по мрачному коридору, освещенному масляным светильником. Пытался прислушаться, молиться, сосредоточить свой дар ясновидения, капризно посещавший его в самые неожиданные минуты. Но как назло мысли разбегались, встревоженные ожиданием. Крис боялся лишь одного — чтобы отец Гавриил опроверг свои предположения.

— Она мирно спит. — Сократ осторожно притворил за собой дверь, но Крис успел заглянуть в келью: в изголовье догорала свеча, Вита улыбалась во сне и была похожа на юную Деву Марию.

— Мне кажется, над ней витают ангелы. Я слышу шелест их крыльев, сказал Флавин.

— Ангелы? — Сократ прислушался, всматриваясь в темноту. — ты хорошо придумал с рождественским чудом, мальчик. У тебя хорошее сердце, отличная голова и ловки руки.

— Здесь есть телефон или монастырь получает газеты? Откуда тебе известно о представлении в Хельсингере?

— Иногда я слушаю радиоприемник — старенький, наверное, послевоенный. Но больше люблю «телефизор», — Сократ повел ладонью перед своими глазами. Вот здесь. Предпочитаю взирать на близких «очами души своей»… Хотя, признаюсь, часто вижу больше, чем хотелось бы…

— Что с Витой?

— Увы, я оказался прав. Девушка в большой опасности. Тот, кто губит её, обладает недюжинной силой. Он безжалостен, зол и пойдет до конца.

— Если это так, то, ведь можно что-то сделать? Призвать защитные силы, поставить «экран», отражающий поток враждебной воли?!

— Все, что можно предпринять в этом случае — поддерживать силы её организма в борьбе с инородным воздействием. Самое большее, на что приходится рассчитывать, это приостановление недуга. Исцеление же может произойти только тогда, когда исчезнет источник.

— Ведь ты же сам говорил мне, что умеешь противостоять злу! Отец, вспомни, чему научили тебя тибетские маги.

Сократ сокрушенно покачал головой:

— Если бы мне удалось создать защитный барьер, отраженный удар вернулся бы к источнику и уничтожил его… Я не могу сделать этого, сын. Отец Гавриил твердо посмотрел в глаза Криса.

— Разве это противоречит христианской морали? Ведь это всего лишь восстановление справедливости, наказание того, кто поднял меч на ближнего! Скажи мне, отец, умоляю тебя, — кто враг Виты? Я сам займусь им.

— Нет, сын. Ты знаешь суть кармического закона — зло вернется к тебе. Оно, как всякая энергия, не растворится в пространстве, а лишь примет другую форму. Только добро может нейтрализовать зло.

— Простейшая физика, — усмехнулся Кристос. — Извечная борьба хаоса и высшего сознательного разума. Но я люблю ее! Неужели моя любовь бессильна?

— Она — твое главное оружие, мальчик. И ещё кое-что… Эта девушка очень одинока. У неё хватает друзей, поклонников. Но она отдалилась от Бога. В глубине её сознания гнездятся страх и обида. Это самые верные пособники смерти. С них начинается разрушение. — Отец Гавриил положил руку на плечо сына. — Кристос, помоги мне — девушке необходимо пройти обряд крещения. Но она должна сделать это по зову своей души.

— Не знаю, чем могу быть полезен. У меня нет задатков духовного пастыря.

— Но ведь ты сказал, что любишь её.

… — И целых два дня будет дождь? — спросила загрустившая Вита, глядя на шелестящий за узким окном кельи ливень.

На самом деле её огорчила не погода, а крошечная длинная комната с голыми стенами и жесткой, словно садовая скамейка, кроватью. Белье из небеленого холста, скорее напоминавшего мешковину. Вита боялась, что со трет кожу о наволочку плоской, набитой овечьей шерстью подушки.

Стоящий в дверях отец Гавриил выглядел так значительно и живописно, что Вита умолкла, застыдившись своих жалоб. Казалось, он и в самом деле прикасался к чему-то более важному, чем бытие капризной плоти, а голые стены, колючие одежды, серебряный крест на потемневшей цепочке — это и есть единственная, самая настоящая красота.

— Не печалься, дочь моя. Время пройдет незаметно. Два дня я буду рассказывать тебе сказки об Иисусе из Назарета, а ночью к тебе придут вещие сны. Летописи утверждают, что в этих стенах, переживших почти два тысячелетия, послушников не раз посещали пророческие видения. — Отец Гавриил ласково посмотрел на Виту.

— Но я ведь даже… — Она пожала плечами. — Я даже не совсем верующая.

— Ты ошибаешься, девочка. Вера живет в тебе, словно зеленый побег, придавленный тяжелым камнем. мы освободим его и он рванется к свету. ты станешь сильнее.

— Вы так добры, отец. Кажется, мне и правда нужна поддержка.

— Ты проснешься на рассвете в воскресенье и увидишь восходящее над морем солнце. Ты умоешься родниковой водой из каменного колодца, стоящего во дворе, и примешь крещение по православному обряду, вступая под защиту Господа.