Сердце бога

Закончив, я остановился и сказал, показывая бант:

— Этим знаком я отмечаю вас как храбрейших из моего войска! Носите его с гордостью!

Потом подозвал Динадада и высказал ему желание, чтобы мои конные латники учились совместной атаке. Пусть несколько раз выстроятся в линию для атаки, и имитируют её, чтобы быть более подготовленными к следующему бою. И не встретил понимания:

— Боюсь, мой сеньор, это ваше пожелание будет трудно выполнимо… — сказал Динадад.

— Особенно сейчас, когда сеньоры получили нежданные деньги и готовятся отметить это, — поддержал его Ланс.

В общем, после десяти минут намеков от моей свиты и моих наводящих вопросов, я все же сформулировал свое пожелание для благородных всадников. Под руководством Динадада им надлежало регулярно отрабатывать хождение в атаку. Понятие о боевой слаженности и военной подготовке у них было, они знали что делать. Вот только они продавали мне свое оружие, умение им владеть и магические таланты, но не свое достоинство. Я не мог им приказывать, и они не обязаны были бросаться исполнять мои желания, как слуги, вне боя. Больше того, если мои желания вдруг стали бы для них обременительны, они вполне могли закусит удила и, как минимум, уйти из армии. А то и бросить мне вызов. В последнее я верил слабо. А вот в первое, вполне. Я уже видел — всадники разбегались по любым причинам — даже от скуки. Мне крупно повезло, что они легко переносят походный быт. Впрочем, других после нашего путешествия от самого Караэна и не осталось, да и присоединялись примерно такие же бродяги. Вот только заставить их работать… Это было бы, как минимум, оскорбительно. Они же не крестьяне, чтобы пахать.

Поэтому, далее следовали «если». Тренировки обязательны, если, конечно, сеньор всадник не выпил вина. Если его лошадь не устала. Если… таких «если» было ещё штук пять. Фактически любой, кто не хотел участвовать в тренировках, мог легко их избежать. С утра выпил — весь день свободен.

Наконец я добрался до пехоты. Бедолаги знатно измаялись в ожидании меня. Я прикинул на глазок — рыл двести. Однако, в задних рядах весьма отдаленно напоминающей строй толпы была куча женщин и даже дети. Вооруженных мужчин было сотни полторы. Ну что же, если мои сотники и привели лишних, то не много. Я слез коня, подошел к строю и долго стоял, привыкая к жесткому духу давно не мытых тел. Даже вонь конского пота не так била в нос. И это я еще привычный. Справившись с желанием зажать нос, я прошелся вдоль строя. Изредка останавливаясь и разглядывая то одного, то другого. Оборванцы стали выглядеть живописно — появились новые штаны, жакеты, надетые поверх откровенных лохмотьев. Много кольчуг, курток с нашитыми железными бляхами. Оружие почти у всех относительно сносное. Я остановился рядом с одним, у которого в руках было странное поделие. Я протянул руку, указав на его оружие. Взял в руки и некоторое время разглядывал это порождение незамутненного крестьянского гения.

Выковано очень плохо. Что не помешало неизвестному кузнецу оставить на клинке своё гордое, крупное тавро. Неровная поверхность была покрыта буграми и впадинами. Хотя за оружием ухаживали. Рукоять отполирована руками до состоянии близкого к камню. Понятно, что основное назначение этого изделия — сельхозинструмент. Но и супостата можно уконтропупить. Влегкую. Вот этим крюком-клювом одно удовольствие кольчугу рвать. Я посмотрел на бойца. Тот смотрел настороженно, но дернул подбородок и не отвел взгляда. Одет он был как бедный горожанин. Деревянные ботинки, узкие домотканые штаны из коричневой шерсти, с аккуратными заплатками на коленях, из такой же шерсти куртка поверх изорванной и грязной до черноты рубахи. Потным телом и говном от него несло не больше чем от остальных, но к этому запаху примешивался сладковатый запах разложения. Видимо, что-то на нем снято с трупа. Кроме рубила, у паренька был с собой маленький квадратный щит сбитый из толстых досок, размером как сидушка от табуретки. Если не бы не оружие и запах, так как он выглядели обычные батраки Караэна.

А вот изящный, широкий боевой пояс с серебряными накладками и пристегнутый к нему рыцарский шлем, затейливо окрашенный в чьи-то геральдические цвета, резко выпадали из образа. Только бляхи на поясе тянули на 20–30 сольдо каждая. Годовой заработок такого батрака. Интересно, он знает?

— Откуда пояс? — спросил я.

— С меча взял! — он набычился.

— Кривой за него двадцать сольдо давал! — раздался нервный голос из толпы. Люди истолковали свой интерес по своему. Думают, забрать хочу.

— Да он не меньше сотни стоит! — возмутился я. Это во мне включился крестьянин. Надо было промолчать. Но теперь уже поздно. Я снова включил Магна. Теперь, когда я вскрыл несправедливость, надлежало немедля её исправить. Возиться с этим мне не хотелось, поэтому надо было демонстративно переложить ответственность. Я вернул рубило бойцу и сделал пару шагов назад, потеснив стоящих за моей спиной Ланса и Сперата.

— Сеньор Фрозен, сеньор Леонхарт! Не могли бы вы подойти ко мне! — дождавшись когда сотники приблизятся, я заявил. — Вот уже не в первый раз я узнаю о том, что моих бойцов обманывают в цене. Я желаю чтобы вы проследили за тем, чтобы впредь такого не повторялось!

— Сеньор Магн, я могу помочь с честной ценой, — вдруг шепнул мне Ланс. Вернее, он просто очень тихо сказал, явно рассчитывая на мой чуткий слух. — А лучше я сам буду скупать у топ-топов то, что им не рангу.

Сообразительный какой. Хочет перехватить каналы сбыта. Впрочем, почему бы и нет.

— Сеньор Ланс вам в этом поможет, — добавил я, видя как сотники мнутся.

Я продолжил осмотр. Попытался немного расспросить пару человек о бое, и том как они дошли до жизни такой. Отвечали мне сбивчиво и невнятно. Может, просто волновались. Может, осторожничали. До конца строя я не дошел — все же пехтура расслабилась, начала зубоскалить, многие начали даже пытаться пробраться вперед, чтобы что-то мне сказать. Посыпались жалобы — людям было холодно, голодно… Были жалобы и на сотников. За нечестный дележ трофеев. Это еще повезло, что Сперат с его жадносумкой ловко и незаметно оприходовал казну Старого Волка прямо на месте. Думаю, то что я наложил лапу на такую груду серебра мне бы точно не простили. Пора было восстанавливать дистанцию. Я отошел от строя. Залез обратно на Коровку, которого подвел мне сообразительный конюх. Теперь надо было толкнуть речугу, я прямо вот нутром чувствую, что от меня ждут некоего заявления.

— Сольдаты, — крикнул я. И дождался, пока по пехтуре прокатится одобрительное хмыкание. Давно заметил, простые люди любят сложные, но понятные слова. — Я горжусь тем, что вы служите мне!

Подождав, пока они это переварят, я продолжил:

— Я хочу, чтобы ваше мужество было видно! С этого дня носите знаки доблести и отваги, чтобы каждый мог увидеть, что перед ним храбрец!

Я махнул Сперату:

— Раздай деньги и ленты, — и тихонько отъехал в сторону. Следовало проконтролировать, чтобы люди выстроились правильно, и не пытались получить награду несколько раз. К счастью, с этим справились и без меня — опыт выдачи бабла толпе народу тут был. Фрозен и Леонхарт со своими людьми быстренько организовали заслон перед Сператом, создав что-то вроде пропускного пункта на посадку в аэропорте. Вместо стоек алебарды. Получившие красно-белую ленту с английской булавкой и десять сольдо премии проходил дальше, отделяясь от остальных. А помощники сотников зорко смотрели, чтобы никакой хитрец не попытался вернуться обратно в толпу еще не получивших награду. К моему удивлению, среди тех, кто толпился в очереди к Сперату было довольно много, не меньше двух десятков, женщин. Одна бабенка, в изрядно помятой кирасе всадника и с грубой алебардой протиснулась вперед и тут же скандально заорала:

— А я тоже ваивалаааа! Вот этой самой рубилой одного ухнула!

Я кивнул в ответ на вопросительный взгляд Сперата. И тот протянул ей ленточку и столбик сольдо, выдавив фразу, которую я заставил его говорить каждому:

— Сеньор Магн Итвис благодарит вас за службу!

Готовую к скандалу тетку протолкнули дальше, за «ограждение» и Сперат занялся следующим. Бабенция совершенно растерялась. Честно говоря, я ей верил, что она поучаствовала именно в бою, а не только грабила трупы. Рожа у неё бандитская, а усы пышнее чем у того паренька с рубилом. Она растерянно стояла, сжимая в руке монеты. Я подъехал и забрал у неё алебарду. Машинально осмотрев попавшее в руки оружие. Это было сделано явно для войны, но в отличии от первого рубила ни несло клейма мастера. Вероятно потому, что найди я такую штуку у своих арендаторов, то серьезно бы напрягся. Прямого запрета на оружие свободным крестьянам тут нет, но и наличие его не приветствуется. Если бы не всякая нечисть и нежить, то прямой запрет бы уже был.

Спрятав серебро под кирасу, и необращая внимания на зажатую в руке ленту, баба вдруг схватила меня за сапог, прижалась, не обращая внимание на щелкнувшие рядом с её лицом зубы Коровки и горячо запричитала:

— Вот уж спасибо сеньор Магн! Ах какой вы щедрый! Я ж за вас Великую Мать по три раза на дню молить буду…

— Ленту, — перебил я её. И видя её недоумение, показал пальцем. — Повесь ленту. Серебро это просто серебро. Останешься со мной, его будет еще много. А такую ленту надо заслужить. Приколи её так, чтобы было видно.

Я сказал это чуть резче, чем следовало. В конце концов, на эти знаки отличия пошла моя парадная накидка для Коровки, сшитая из лучшего льна. И английские булавки умница Сперат купил зря, что-ли? Я рассчитывал, что местные, падкие на формальные признаки статуса, будут таскать эти наградные ленточки как ордена. Как знак статуса. И остальные тоже захотят такие же. Мотивация личного состава, всё такое. Вместо этого все они явно слегка недоумевали, зачем они вообще нужны. Моя ошибка.

Вот, например, дорогие часы из золота с бриллиантами — это символ статуса. А орден просто железка. Сначала людям надо внушить, что за этой железкой скрывается что-то важное, а уже потом можно заменить им часы.