Сердце бога

Я вдруг понял, что у меня размышления, как у феодала. Я настолько сосредоточился на обычных охранниках, что даже не сразу обратил внимание на кресло, которое они несли, и человека в нем. В здоровенной нелепой шапке из красного бархата. И я узнал этого человека.

— Это не просто Хранитель, — у меня вдруг испортилось настроение. — Это Родер Брухо.

Через десять минут меня затопила волна лести, пополам с заверениями в верности. И немного сдобренная щепоткой угрожающих намеков. Для остроты, видимо. Честно говоря, с таким я еще не сталкивался. Не удивлюсь, если Брухо с горожанами это действо репетировал не один день. Он толкал мне льстивую речугу, называл очередное имя уважаемого отца города, тот выступал вперед, раскаивался в чем-то, низко кланялся и просил прощения за все и сразу. Реально, я не сразу понял, что они извиняются за бунт против Регента. Вернее, таких громких слов, да и вообще каких-то других по поводу их сепаратизма, сказано не было. Так, просто каялись, тянули лапки с подарками, и взывали к моему благородству. А по сути, меня буквально прогибали, чтобы я немедленно увел армию. И, если бы не Коровка, боюсь они бы смогли — в тот момент оказашись в окружения множества людей, так ярко говоривших какой я хороший, протягивающих мне подарки, обещающих еще больше, и униженно умоляющих оставить им жизни… Которые, кстати, и так не взять, если не взять сначала высокие стены города… А еще они очень раскаиваются, какое счастье, что Золотой Змей Караэна известен своим благородством и добротой…

Хуже цыган, четное слово. Единственный их просчет — то, что я был на боевом коне. Коровка не любил когда всякие посторонние пешеходы к нему руки тянут и реагировал на толпу нервно. Я натягивал поводья, но все же он то и дела дергался вперед, прямо как собака, пытающаяся укусить. В случае Коровки — скорее ударить копытом или сбить с ног. После того, как я не углядел и Коровка резким движением попытался с подскока впечатать переднее копыто в грудь толстяка с разукрашенным золотом клевцом на бархатной подушечке, «лучшие люди» опасались подходить ближе, чем на пять метров. И я их понимаю — подковы у Коровки специальные, боевые, хищной формы — настоящее оружие, не хуже чем шестопер. Толстяк, к счастью для него, смог буквально выпрыгнуть из под удара. Даже подарок с подушки не уронил. Скользкий тип. Как и все остальные в этом блистательном обществе. А самый скользкий, это Родер Брухо, Хранитель Престола Пустого и Хранимого.

Как я понял, горожане Кесаены пронюхали, что армия Пилларов разбита, Старый Волк пленен, а замок Мерт пал. И немедленно сдались Регенту, решив сохранить контадо своего города от разграбления и уничтожения — в неприступности самой Кесаены они явно были уверены.

У них бы все могло получиться. Как ни крути, но феодализм это не столько монополия на насилие, как в моем мире. Это общественный договор, который предполагает, что феодал обладает определенными качествами. Которые заставят его рискнуть жизнью за других людей, но далеко не только это. Он так же будет честно и беспристрастно судить, он будет помогать нуждающимся и все такое прочее. Весь этот набор качеств выражается в емком слове «благородство».

Это кажется поверхностным, но мы, люди, существа с абстрактным мышлением. А значит, мы сами выстраиваем свой мир. И наши убеждения буквально ставят нас в рамки. Если бы в моем мире ко мне пришел вот такой Брухо, в нелепой шапке и странной одежде, дал автомат и попросил убить плохих людей, а кто плохие, он покажет — то я бы решил что он из дурки сбежал. Но если бы Брухо был в нелепой одежде, которую нормальные люди не носят, но я бы знал что это военная форма, а он, соответственно, военком… То ему даже ходить бы за мной не пришлось — прислал бы повестку и я бы сам пришел.

Хотя, если говорить честно, мне в моем мире часто казалось, что обладающие властью и монополией на насилие люди, не считают себя чем-то обязанными другим. А вот тут аристократы считали, что должны соответствовать. Конечно, всяких хитрых мразей, вроде того же Аста Инобал, тоже было полно. Вот только им приходилось мимикрировать. Тот же Ресиниан Крушитель остался, практически в одиночестве, у казны которую охранял. Скорее всего, клятву Пилларам красивую дал, причем прилюдно. Бежать стыдно было. Хорошо, что в контингенте откровенно наемных армий таких меньшинство.

Как благородный человек, я просто обязан был уступить таким настойчивым просьбам. И Магн внутри меня, этот хладнокровный мудак, практически безразличный к чужим смертям и опасностям для себя лично, прямо как рыба на горячем песке бился. Его буквально поджаривали на социальном огне.

А я простой крестьянин. Мне таки не стыдно за свой гешефт спросить.

Разошлись мы на том, что моей армии надо отдохнуть. А значит, Кесаенцы обязаны её кормить, поить, и… Да и все пока. Я решил остановиться тут дня на три. Лучшие люди выглядели кисло, но возражать сильно не посмели. Особенно после того, как я повысил голос, чтобы перекричать их гомон. Некрасиво, конечно, как бабка базарная. Даже Сперат посмотрел на меня неодобрительно. Пусть.

Сделал я это больше из вредности, чем с каким-то особым планом. В принципе, задача выполнена, радоваться надо. Но заем меня вот прямо так прогонять? Некрасиво. Хоть и с подарками.

Очень скоро выяснилось, что в глазах остальных мои действия всегда несли куда больший смысл, чем для меня самого меня. Расценив эти три дня, как своеобразную форму ультиматума, Брухо развил бурную деятельность.Он принялся меня задабривать — устроил за стенами города, в одном из покинутых поместий пышный прием, на который был приглашен я с приближенными и… Видимо, местные проститутки. Никого лишнего. А потом он кабанчиком метнулся в Таэн и договорился о немедленном обряде посвящения меня в Хранители.

Ставлю сольдо против ченти, кесаенцы восприняли мой приказ кормить и поить мою армию не буквально, а как форму откупа. И они реально начали раздаривать всякое барахло всадникам. В основном сукно, но была и посуда, и бочонки с солью. Я велел горожанам не обходить вниманием и пехотинцев А вот это уже встретило со стороны кесаенцев вначале непонимание, а потом и почти неприкрытое недовольство. Они пригнали откуда-то издалека, не из города, десяток повозок груженых рулонами ткани, которую я бы разве что на мешки пустил. Леонхарт и Фрозен тем не менее, остались очень довольны. Только потом я понял почему — они отжали у горожан и повозки с запряженными в них волами. Надеюсь, не убили никого.

Вокруг города контадо было эвакуировано, роскошные поместья и кучки крохотных домиков стояли пустыми. Даже поля пустовали, на них никто не работал. Что для Магна внутри меня было дико, как если бы для меня попасть на центральную площади города-миллионника, а там нет никого. Пустые машины, дома, улицы.

Работали тут на полях с утра до вечера, прямо как образцовые дачники. И неудивительно, учитывая что от того, как ты поработаешь, прямо напрямую зависело, как ты пожрешь. Голод лучший коуч-тренер, но никому не советую.

Надолго терпения хозяев посевов не хватило, уже на следующей день на полях начали появляться люди. Война-войной, но на земле надо работать. Правда, все же обрабатывали поля на расстоянии в несколько километров от нашего лагеря. Все же опасались подходить близко.

Скота так и не было видно. Не то что коров или коз, даже куриц куда-то уперли, оставив пустыми курятники. Не поленились же. Хотя, формально, у нас вроде как был мир, но скот так и не пригнали оттуда, где кесаенцы его прятали. Берегли. А крестьян нет — каждый день из дальних городских ворот выходили толпы народа и топали километров десять-пятнадцать до своих полей. Вокруг Кесаены не было такой плотной застройки, как вокруг Караэна. И поля доходили до самых стен.

Всадники, рыскавшие по округе в поиска лута, на крестьян внимания не обращали. Даже я видел, что это самые бедные батраки, с которых взять нечего. Только если довольно убогий сельхозинвентарь. Я больше беспокоился за поведение своих пехотинцев. Но и те вели себя прилично — может, сказалось то, что они впервые за долгое время ели досыта. Не обжирались, но всем хватало, чтобы наесться. А может, классовая солидарность. Хотя, какая к черту классовая солидарность — любой у кого есть щит, копье, и шлем, может их продать и купить минимум три коровы. Землю, понятно, купить не сможет — это даже не то, что дорого, это же средство для жизни. Жизненно важная инфраструктура. Что-то вроде теплосетей городе на далеком севере. Только в аренду сдадут, за часть урожая. Как-то Леонхарт сказал, что его мать работала на зажиточного крестьянина пять лет. После чего получила от него надел в отдалении от села и корову. И так же, каждый день, ходила примерно за пять километров от их дома, чтобы работать на своем участке. Про отца Леонхарт никогда не упоминал, а я тактично не спрашивал.