Сердце Демидина

Константин Сергеевич даже пригласил его к себе домой. Понятых сидел у него, робея и озираясь по сторонам. Всё казалось ему значительным – и простая мебель, и бумаги на столе, и шкаф, заполненный книгами по волновой электродинамике.

– Что ты думаешь о наших экспериментах? – спросил его Демидин.

– Знаете, Константин Сергеевич, – начал отвечать Вова, – раньше я был уверен, что чудес не бывает. Думал, было бы слишком хорошо, если бы они были. Ну, есть стены, дома и то, что мы все состаримся и умрём… Что нужно жизнь воспринимать реалистично. А когда мы вылетели на улицу сквозь стены и когда в книге дырки проделали… Это, конечно, революция в науке…

– Да, это революция, – спокойно подтвердил Демидин.

– Но ведь дело не в науке! – воскликнул Понятых. – Если мы летали вопреки законам физики, значит, есть то, что выше физики!

Демидин снисходительно улыбнулся.

– Да, у нас пока нет подходящих датчиков, чтобы понять, что с нами происходило, – сказал он, – но это ничего не значит. Непонятных явлений много. Возьмём, например, последний эксперимент с ведьмой. Мы провели химический анализ отверстий, проделанных в книге. Всё выглядит так, как будто бумага мгновенно сгорела изнутри. Но она не могла так быстро гореть без подачи кислорода! Эх, если бы нам выделили достаточно ресурсов для исследований! Тогда мы бы понимали гораздо больше. Постараюсь убедить в этом начальство.

– Но причём здесь древляне, Константин Сергеевич? – спросил Вова. – Князь Игорь, сказка про сестрицу Алёнушку…

– Как раз это не имеет значения! – отмахнулся Демидин. – Для наших с тобой древлян подойдут любые эмоционально значимые темы, главное – общая фокусировка. Почему былины и сказки? Потому, что это патриотично. Легче было получить разрешение.

Вовке было приятно слышать это «наших с тобой», но в то же время ему было неловко перед древлянами, которые оказывались обманутыми.

Но ведь была ещё Ольга!

Он рассказал Демидину о своём сне. Демидин слушал внимательно.

– Константин Сергеевич, она живая! – сказал Вовка. – И удивительно, невероятно хорошая. Может быть, она – ангел!

Демидин усмехнулся.

– Эффекты, связанные с полётами, довольно типичны при медитациях на тему Родины, – сказал он. – Но должен признать, что твоя Ольга – это что-то для меня новое.

– Она ждала, что я начну с ней разговаривать, – волнуясь, говорил Вова.

– Романтик ты, Понятых, – как-то особенно грустно улыбнулся Демидин. – Когда-нибудь тебе придётся понять, что мы не имеем права на сентиментальность. Сам видишь, что происходит в стране… Всё трещит по швам. Если на нас нападут американцы, у нас даже не хватит воли ответить ударом на удар.

Понятых и сам, конечно, видел, что страну лихорадит. Проблемы множились, росли цены, и жить становилось всё труднее.

Увеличивалась преступность, появилось множество воров, бандитов и просто жуликов, которые устраивали свои сходки в дорогих ресторанах. Эстраду заполнили вылезшие из этих же ресторанов исполнители – бездарные, похожие на наглых резиновых бесенят. Стало меньше товаров в магазинах. Нарастало недовольство людей. Всё популярнее становился Ельцин, не боявшийся критиковать самого Горбачёва. Многие думали примерно так: спасибо, конечно, Горбачёву, ведь это благодаря ему появился Ельцин, но теперь пора бы Горбачёву уступить Ельцину дорогу.

Однажды, когда представился случай, Понятых даже поговорил об этом со старшим лейтенантом Коньковым. Коньков на разговор пошёл неохотно. Одно дело – вместе посмеиваться над политическими анекдотами, а другое – осуждать действия руководителей страны. В конце концов он сказал:

– Согласен, у нас сейчас не всё в порядке. Но, как бы то ни было, государство останется, а значит, ему будут нужны такие, как мы с тобой. Помяни мои слова: если будем делать, что приказано, то без работы не останемся.

Глава 9

Роковой доклад

Наступил день доклада Звягинцеву.

Константин Сергеевич проснулся засветло и поехал на работу раньше обычного. День обещал быть ясным, но утро было прохладным, почти холодным. На стоянке перед массивным зданием Конторы было много свободных мест. Редкие прохожие торопились мимо высоченных дверей с гербами.

Демидин миновал дежурного, поднялся по лестнице и пошёл по длинным коридорам, прижимая к себе пробитые насквозь «Русские народные сказки», словно талисман.

Через дальнее окно пробивалось утреннее солнце. Почти все кабинеты были ещё пусты, и только из немногих дверей торчали наружу ключи. Торчащий ключ означал, что хозяин кабинета находится внутри. В Конторе разрешалось запираться, но полагалось оставлять возможность проникнуть в кабинет снаружи. Знающим людям ключи могли сообщить также кое-что об их владельцах – чаще всего они были похожи друг на друга, и только начальство позволяло себе небольшие вольности – какие-нибудь несерьёзные колечки или брелоки, на которых сейчас блестели солнечные лучи.

Демидин чувствовал нервное возбуждение, странный бездумный оптимизм. Он напоминал себе, что всё может оказаться сложнее, чем кажется, но ничего не мог с собой поделать – в его душе уже звучали победные трубы. Нет на свете такого руководителя, думал он, кого не убедили бы ошеломляющие результаты его опытов. Налицо неоспоримый, понятный любому идиоту прорыв.

Константин Сергеевич не был наивным мечтателем и понимал, что результаты встречи с руководством бывают непредсказуемы. Но слишком давно в нём копилась усталость от необходимости бороться за продолжение исследований, от вечной унизительной зависимости от милости начальства.

Он зашёл к себе в кабинет и промаялся два часа, оставшиеся до встречи со Звягинцевым, то бродя из угла в угол, то перебирая бумаги с результатами опытов. Странно, размышлял он, от какой чепухи могут зависеть события, способные изменить ход истории. Глуповатый Лаков, партийный бюрократ Звягинцев – и судьба целой страны. Константин Сергеевич иронически улыбался, но смешно ему не было.

Генерал Олег Борисович Лаков прибыл в комнату заседаний за пятнадцать минут до назначенного времени. Он прохаживался вокруг длинного стола неторопливой львиной походкой, окидывая хозяйским взглядом его блестящую поверхность, металлический поднос, чистые стаканы, бутылки с минеральной водой и стоящие вокруг стулья.

Личное присутствие генерала Лакова не было необходимым для того, чтобы обеспечить порядок в таких обыденных вещах, как стол, стулья и минеральная вода, но Олег Борисович, подобно опытному полководцу, предпочитал осмотреть поле битвы заранее. Ощутить его, прочувствовать предстоящую встречу с начальством. Восстановить чистоту восприятия. Жизнь наполнена возможностями, которыми нельзя пренебрегать.

Он уселся на один из стульев и, вдыхая лёгкий запах сосны и лака, исходящий от новой мебели, начал освобождать сознание от ненужных мыслей. За игровым столом сегодня незначительный полугений-полушарлатан Демидин и влиятельнейший, полезнейший Леонард Борисович Звягинцев.