Сердце демона. Книга 1. Преданное наследие

Каэмит на Всплеске оживала, выплёвывая осмелевших тварей. Следопыты вдалеке уже посылали тревожные сигналы, и воины спешили на охотничьи тропы защищать становище.

Аштирре не было дела до того, что творилось за границами шатра. Скинув покрывало, она поспешно затушила благовония, бросилась к Альязу. Несколько нажатий на нужные точки, как учил отец, и энергии плоти потекли быстрее. Ещё не пробуждение, но уже выход из наркотического морока.

Полог, отделявший спальню от остального шатра, взметнулся. Из темноты вырос Ришнис, сжимавший в опущенной руке копьё.

– Тебе что-то понадобится? – коротко спросил он.

– Нет, – хрипло ответила Аштирра, не отрываясь от своего занятия.

Ришнис разрывался между долгом перед племенем и семьёй. Сейчас он должен был вести отряд, но и оставить сына не мог. Сау заскулил, разделяя те же чувства.

– Возвращайтесь быстрее, – сказала жрица и жестом велела им уйти, погружаясь в ритуальный транс, настраиваясь на человека, лежавшего перед ней.

Отстроить разум, защитить, отделить себя от другого, чтобы слияние с его недугом было достаточным, но не абсолютным. Оставить сомнения. Голос отца внутри звучал так отчётливо, словно сам он стоял прямо за плечом: «Ты можешь сомневаться, прежде чем дашь своё согласие. Но никогда не сомневайся в миг, когда уже вскрываешь секреты чужой плоти, – это непозволительная роскошь».

Страх отступил, и в разуме воцарилась хрустальная тишина. Никаких «если» и «попытаюсь» – осталось лишь действие, направляемое знанием. Аштирра нырнула в чужое восприятие, удерживая осознание себя и вместе с тем чувствуя каждую мельчайшую ссадину, каждый ушиб, каждое несоответствие… и эту странную иную жизнь внутри, разворачивавшуюся ей навстречу по мере того, как отступало воздействие дурманящих снадобий. Ростки робко расправлялись, жадно вбирали в себя соки плоти, их единственной целью было не убивать, нет, – жить, расти, питаться. Любой ценой – просто жить.

Внутренним взором целителя Аштирра видела и всей собой ощущала, как понемногу разрушаются ткани, становясь пищей, как песчинка за песчинкой крошатся кости, хотя это ещё и не было по-настоящему заметно. Урон пока был небольшим, но инородная жизнь не собиралась останавливаться, потому что ей нужно было питать себя. Кхайтани спешили расти, наверстать бесценное упущенное время, расправиться, протянуться до самых дальних пределов, захватить каждую частичку, обращая чужое тело в свой храм и свои охотничьи угодья. Организм сопротивлялся, старался вытеснить их. Сила и молодость, все скрытые ресурсы были на его стороне, и к ним сейчас обратилась Аштирра. Яд горел в крови, растекаясь по ажурному узору сосудов, проходящему по всему телу. И жрица понемногу ускоряла её бег – осторожно, шаг за шагом, заставляя токи плоти нести отраву быстрее, растворять, выводить. Она разжала сведённые судорогой струны мышц и связок, разгладила каждую тончайшую нить, побуждая тело сделать то, что оно и так пыталось, – вытолкнуть, отторгнуть. Вдох, выдох. Стук сердца, толчок за толчком. Соединяя свою Силу с Силой человека, Аштирра осторожно разделяла, расплетала две неестественно слившиеся жизни – ту, что пыталась расти и зреть отчаянно и жадно, и ту, что пыталась не угаснуть. Корни упрямо цеплялись за кости и органы, силясь прорасти глубже, но были пока слишком малы. Змеящиеся нити пытались соткаться воедино с мышцами, укрепляясь крохотными шипами, но целительница уверенно отсекала их, разделяя естественное и чужеродное.

Дурман благовоний окончательно испарился со следующим вдохом – растворение яда протекало быстрее, подстёгнутое целительницей. И пришла боль, раскрылась пламенным цветком, окатила ужасом осознания. Где-то далеко прозвенел, захлебнулся чужой крик, и тело содрогнулось, скрученное спазмом. Аштирра на несколько мгновений вернулась к себе, упёрлась ладонями в плечи человека, оседлала, удерживая его на месте.

– Кричи, – с трудом находя слова, прошептала она. – Больно, знаю. Вдох, выдох. Дыши. Вот так. Помоги мне изгнать это.

Шаманы сравнивали недуги со злыми духами. Что ж, кхайтани и правда были духом если не злым, то враждебным изначальной природе этой плоти. Осторожно Аштирра выдёргивала нить за нитью, стараясь не порвать, не оставить ни фрагмента, и выжигала, растворяла в токах тела. Как в тумане она ощущала, что человек бьётся под ней, беснуется, силясь сбросить её. Чувствовала: вбежал кто-то другой, помог жрице удержать его. Её собственное тело молило прекратить, заходилось в приступах чужой боли, но она должна была закончить. И инородная жизнь, сопротивляясь, постепенно угасала, скручивалась чёрной пожухшей травой, рассыпалась.

Сколько прошло времени, Аштирра не знала. Вдох, выдох. Стук сердца. В какой-то миг она просто поняла, что достаточно, и отпустила связь, вернулась к себе. От облегчения закружилась голова, а мышцы, до этого натянутые словно тетива, стали слабыми и мягкими, как податливая глина. Оттолкнув чьи-то руки, ничего не видя перед собой, жрица выбежала из шатра, согнулась в приступе тошноты. Боль откатилась, вспыхнула далёким заревом и наконец померкла окончательно. Дрожа, девушка оперлась на ладони, приподнялась, сосредотачивая взгляд.

Молодая знахарка протягивала ей вымоченную в воде ткань и таз, с тревогой вглядываясь в лицо жрицы. Аштирра попыталась улыбнуться, но губы скривились в болезненной гримасе, а пересохшее горло не способно было издать ни звука. Отголоски Силы плескались в ней мерцающим потоком, но она потратила слишком много. Едва осознавая себя, девушка обтёрла лицо и руки.

Даже этого небольшого усилия оказалось достаточно. Перед глазами потемнело. Аштирра потеряла равновесие, но чьи-то крепкие руки подхватили её, понесли в шатёр. Сквозь туманную пелену жрица разглядела Ришниса. Охотник улыбался и плакал.

Первой же мыслью было:

«Он, наверное, обезумел… Не успею исцелить… Мало сил…»

Жрица попыталась привстать, понять, удалось ли ей, но Ришнис бережно уложил её где-то в полумраке шатра, удерживая на месте.

– Да благословят тебя Боги, госпожа Таэху, – шептал он. – Да благословит тебя Мать Каэмит… Мы в долгу перед тобой.

Аштирра улыбнулась.

– Владычица Таинств… послала Всплеск… – хотела сказать жрица, но так и не осознала, успела ли, когда уже провалилась в полузабытье.

Чужие голоса, как далёкая песчаная буря, бились о границы восприятия, шелестели песком. Слов она не разбирала – улавливала лишь, что кто-то приходил и уходил, обсуждал что-то, шептал рядом. Сон был глубоким и тягучим, без сновидений – как и всегда, когда тратишь слишком много Силы, требующей восполнения. Мышцы не слушались, а руки и ноги казались тяжёлыми, точно были отлиты из бронзы.

Проснулась Аштирра оттого, что кто-то старательно целовал её в нос. Точнее, вылизывал его. Охнув, девушка распахнула глаза, оказываясь лицом к лицу… в смысле, к мордочке жёлтого щенка. Бежевый нос затрепетал, принюхиваясь, а тёплый влажный язычок снова прошёлся по её лицу.

Жрица рывком села… и сразу же пожалела, что не сделала это осторожнее. К горлу подкатила тошнота. Щенок, склонив голову набок, посмотрел на неё, неуверенно вильнул хвостом раз, другой.

– Ты тут откуда? – хрипло спросила девушка, потянулась за кувшином, очень кстати оказавшимся у изголовья, и сделала несколько жадных глотков.

Оглядевшись, она поняла, что лежит в покрывалах, как в гнезде, которое для неё кто-то бережно свил. Тонкий полог отделял её «спальню» от остальной части шатра, а вокруг лежало множество самых разных предметов. Тканые циновки и покрывала из верблюжьей шерсти, бусы и браслеты из стекла и полудрагоценных камней, яркая разноцветная керамика, пара ножей. На стопке одежды как раз и расположился щенок.